Нужно немало дополнительных знаний, чтобы понять, по крайней мере частично, то, к чему писатель подводит в этом тексте. Мы видим две вещи: идентичность философии и природы, и это означает, что разделение природы на четыре части совпадает с разделением «философии» на четыре части. Философия (в данном случае означающая алхимической теории, или теоретический подход алхимиков) несет ответственность за то, что все в природе разделено на четыре. Далее автор, говоря устами Клеопатры, перепрыгивает от этого утверждения к тому, что существует четыре уровня материи, а именно: черный, белый, желтый и красный — известная теория, которая сохранилась до самого конца алхимии, то есть до XVII века. Да, эта теория действительно продержалась неизменной в течение семнадцати столетий. Между этими этапами она включает полупроцессы. Таким образом, мы снова видим мандалу: не только четырех элементов, но nigredo, albedo, citrinitas и rubedo, четыре этапа, и между ними мумификация, расплавление золота, разделение на два, и (здесь не ясно, ибо автор переходит к замечанию, что целью является сосуд с грудями) становление одним из всех частей. Таким образом, вместо того чтобы переходить к четвертому этапу и заново начинать, здесь внезапное движение к центру. И здесь есть интересный момент, касающийся проблемы трех и четырех. Клеопатра действительно начинает с желанием пройти четыре этапа, доходит только до третьего и затем, при переходе к четвертому, вместо того чтобы сказать, что между rubedo и nigredo существует четвертый шаг, она перепрыгивает в центр. Вдруг целью всего процесса оказывается сделать сосуд с грудями.
Сосуд с грудями — это интересный вид алхимического сосуда, который, вероятно, был изобретен в Египте, этот сосуд похож на то, что позже было названо пеликаном. В оригинальной рукописи есть рисунки сосуда, так что мы точно знаем, как выглядит сосуд с грудями. Он работает по принципу кофеварки. Снизу горит огонь; вещество возгоняется, затем конденсируется и выпадает в виде влаги с двух сторон, как молоко из груди женщины, чем и объясняется название. Существует еще один тип этого сосуда, который, вместо того, чтобы выпускать жидкость (как в 1-м типе) и продолжать алхимический процесс, дает ей стекать обратно, что и позволяет сделать пеликан. Это сосуд для циркуляции, в котором вещество постоянно возгоняется и осаждается обратно для дальнейшей очистки или осветления.
Такой сосуд считается изобретением пророчицы Мариам, сестры Моисея, полностью легендарной личности. Кроме того, упоминание о ней как о пророчице можно найти в некоторых гностических писаниях. Мы до сих пор пользуемся bain Marie на кухне — это контейнер, стоящий на водяной бане. Итак, вы видите, когда вы нагреваете, к примеру, банку спаржи, вы все еще используете великое изобретение пророчицы Мариам, не зная об этом!
В алхимии этот сосуд рассматривался как представляющий всю вселенную. Считалось (как некоторые астрономы считают до сих пор), что Вселенная — это замкнутая система; сосуд был копией вселенной по форме: снизу земля, а сверху небо, что объясняет отсылки на конденсирующиеся облака и выпадающий дождь. Весь этот процесс в реторте является своего рода космическим процессом — в соответствии с тем, что считалось космосом тогда: под землей есть огонь, как ад под поверхностью земли, а вверху — воздух и небо.
Этот сосуд стал мистическим понятием в алхимии. Целую главу об этом можно прочитать в «Психологии и алхимии» Юнга, там он собрал огромное количество алхимических цитат о природе сосуда, из которых становится ясно, что в алхимии он рассматривался не как банальная реторта, как бы мы думали об этом, но был мистическим понятием. Это мистическое понятие сводится к тому, что для алхимиков сосуд представлял собой нечто вроде возможности унитарной психической концепции реальности, приобретенной или выстроенной либо тем, что они называли «философия», которая для них была материальной вещью, либо, во многих других текстах, «душой», как вы найдете в главе Юнга, посвященной сосуду. Это действительно символ человеческой психики в целом, микрокосм, сосуд, в который все макрокосмические процессы ловятся и в то же время захватываются и воспринимаются. В целом в алхимии, поскольку психические процессы полностью проецируются на материальные действия, нет никакой разницы между фактической ретортой, и тем, что мы назвали бы психикой. В следующей части этого текста, старейшего алхимического текста, который у нас есть in extenso, говорится:
Вы тоже, о друзья, если вы хотите приблизиться к этому чудесному искусству алхимии, должны действовать таким же образом. Теперь посмотрим на растения, откуда они берутся: они спускаются с гор или вырастают из земли. Затем посмотрим, как к ним нужно относиться, а именно, надо собирать их в нужный момент и в соответствующий день, и посмотреть, как воздух служит им и земля окружает их, чтобы они не погибли. Потому что они все из одного вещества.
Здесь Клеопатра сравнивает центральный процесс с ростом растений. Психологически, здесь есть связь. Сначала она кружилась между четырьмя или почти восемью — семью с половиной — этапами, а затем перескочила на центральную проблему сосуда. Теперь она приходит к идее растения, собирающего материю из воздуха, воды и земли — отовсюду. Итак, мы видим, что растение — это сравнение для того же, для того мистического центра, на котором алхимики сосредоточили все свое внимание. Теперь она использует сравнение: так же, как растение использует минералы, воду и воздух — все элементы — и конденсирует их в новое создание, а именно растение, так и наше искусство создает одно вещество, которое состоит из всех окружающих веществ.
Затем Останес и его друзья отвечают Клеопатре. Вы видите, что Комариос и Клеопатра разговаривают с целым собранием алхимиков.
В тебе [имеется в виду Клеопатра] скрыта потрясающая и замечательная тайна. Пожалуйста, объясни, лучше об элементах: как находящееся выше идет вниз, а находящееся ниже поднимается, и как среднее приближается к самому верхнему и самому нижнему, и как они все стали одним в центре, и расскажи нам и то, что все это за элементы, и как благословенные воды спускаются и смотрят на мертвых под землей, которые скованы там и несчастны, и посмотри, как эликсир жизни входит в них и как они просыпаются, так что они сходят со своих лож. И когда воды входят в верхнюю часть их ложа, тогда приходит свет и облако несет их вверх, облака приходят от моря, а вода идет вверх, и философы могут видеть то, что видимо, и наполнены большим счастьем.
Первое замечание интересно, поскольку собрание философов говорит учителю, Клеопатре, что в ней, то есть женщине-алхимике, скрыта потрясающая тайна. Ясно, что проекция состоит в том, что тайна творения и тайна его восстановления скрыта в женском образе, в данном случае в мудрой Клеопатре. Если вы помните, во многих мифах творения, приведенных мною, в начале была беременная женская фигура, в которой содержался весь мир. Этот мотив появился in extenso в мифе ирокезов, где все творение находилось в утробе женщины, которая упала с неба. Здесь, в алхимии, вновь та же идея: что в мистической женской фигуре вначале содержится вся тайна искусства творения, но у нее есть более духовный нюанс в том, что это знание тайны. О Небесном Иерусалиме также было сказано, что он приготовлен, «как невеста, украшенная для мужа своего»: и здесь тоже секрет нового творения сравнивается с женским образом, продвигающимся к акту coniunctio. В Апокалипсисе, эта «невеста, украшенная для мужа своего» отождествляется со знаменитой женщиной, имеющей на голове венец из двенадцати звезд, и рождающей нового Спасителя.
Затем текст переходит к тому, что все элементы, самый высший, самый низший, и так далее, соединены в середине: все элементы собраны вместе в центре, и в этом тайна. Затем текст переходит снова к новой идее, что одновременно с этой конденсацией всех рассеянных элементов, с этим потрясающим актом конденсации, вода жизни проникает в подземный мир, где лежат мертвые, и воскрешает их. Так конденсации совпадает с воскресением мертвых, и здесь мы подходим к мотиву тела славы.
И Клеопатра сказала им: воды входят и пробуждают тела и ослабевший в них дух, поскольку они должны долгое время страдать в подземном мире, а затем они прорастают из подземного мира и всходят, и одеваются в красивые цвета, как цветы весной, и весна сама радуется красоте, которую дает им. Для вас, кто понимает меня, я скажу: когда вы поднимете растения, и элементы, и камни со своих прежних мест, они выглядят красиво, но сами не таковы, но после того, как станут испытаны огнем, они приобретают красивый цвет и еще более прекрасную славу, а именно скрытую славу, которая жаждала красоты, и которая приходит, когда материя превращается с помощью огня в божественную субстанцию.
Идея состоит в том, что вы берете исходные тела, будь то камни или растения, материю в первозданном виде, которая может выглядеть красиво, но сама не такова, и сжечь ее дотла. Это и означает испытание огнем. Затем вы создаете что-то, что содержит скрытую духовную славу и что данный текст даже называет божественным. Итак, то, что вы создаете, конденсируя различные материалы, есть божественное тело. Оно превратилось в тело божественной природы.
Наше святое искусство подобно ребенку, который, будучи эмбрионом, питается в утробе матери и медленно растет. Сначала морские волны причиняют трупу боль и волны подземного мира уничтожают его в его гробе, но если открыть могилу того, что ранее было трупом, но живо, теперь выходит, как ребенок из чрева матери. И когда философы увидели красоту, они стали очень счастливы и, как любящая мать кормит своего новорожденного ребенка, так они стараются, кормить тот труп, который теперь стал ребенком, не молоком, но водой, поскольку все искусство [имеется в виду алхимии] — это образ ребенка, потому что она приобретает форму ребенка и во всех этих точках она полна, и это скрытая и запечатанная тайна.
Здесь есть интересный мотив, а именно: разрушение трупа в могиле. Из-за этого, каким-то тайным образом, происходит воскресение ребенка из могилы, и этот ребенок есть искусство алхимии и он есть тайна, которая выведена усилиями философов. Этот старый текст, «Комариос и Клеопатра», содержит все самые основные идеи, которые можно найти в более поздних алхимических текстах. Вновь и вновь философский камень представляют в образе божественного ребенка, рожденного с помощью искусства алхимии, используя сравнение со смертью и воскресением. Нигредо, состояние черноты, всегда сравнивается с состоянием смерти, когда тело разрушается в могиле; альбедо — это смывание смерти и зловония могилы, а затем рождается ребенок, который есть либо юный Меркурий, либо божественное дитя, либо философский камень, и в то же время просто есть возобновление алхимической философии.