Я дважды перечитал последнюю записку и сунул ее обратно в конверт, после чего положил к остальным – в коробку из-под обуви, стоявшую под кроватью. Я ненадолго задержал руку на конвертах, ощутил их сухость и упругость, после чего закрыл крышку своего тайника. Мой Друг немного поворчал, когда я плюхнулся на кровать рядом с ним, но все же подвинулся, чтобы освободить мне место.
– Как всегда, огромное спасибо, – сказал я.
Вместо ответа он дернулся и прижался ко мне спиной. От его тепла, проникавшего сквозь плащ и мою одежду, меня бросало в пот, но все равно это было приятно – как вернуться в спокойный уютный дом. Оно настолько быстро погрузило меня в сон, что я даже не успел сделать мысленную заметку о том, чтобы проверить утром Юнис.
Словно в насмешку над случившимся несчастьем, финансовое положение нашей семьи значительно окрепло после исчезновения Сидни. В первые два года «Блуждающая тьма» привлекла большие толпы посетителей, а магазин «Стук в ночи» на фоне бума комиксов в начале 1990-х впервые за свою историю стал приносить прибыль. В результате мы переехали из квартиры в дом с четырьмя спальнями. Соавтор успеха Салли Уайт в своих жизненных переменах пошла даже дальше: хотя она еще пыталась сохранить полудружбу-полупартнерство с моей мамой после исчезновения Сидни, но в конце концов устала от ее постоянных нервных срывов. В 1993 году она продала принадлежавшую ей долю «Стука в ночи» и переехала со своим женихом в Индиану. Хотя мы получили приглашение на их свадьбу, но наша семья там не присутствовала.
Мы не были счастливы, зато состоятельны, а после детства, проведенного в бедности, это можно было считать почти одним и тем же. В 1999 году мама согласилась, наконец, нанять меня и Кайла Рэнсома для работы в «Блуждающей тьме». В качестве первого задания мы должны были сходить на постановку отца Кайла «Суровое испытание»[23] в Вандергриффской школе и постараться присмотреть там новые таланты. В день премьеры мама вручила нам по стопке рекламных листовок и буквально вытолкала за дверь.
Я всегда ненавидел «Суровое испытание». По мне, это абсолютно безрадостная тягомотина. Единственная хорошая идея пьесы, помимо того что в Салеме, возможно, колдовали настоящие ведьмы[24], состоит в метафоре идей маккартизма[25]. Кроме того (возможно, вы сочтете меня сумасшедшим), я терпеть не могу истории про «бедного невинного парня, ложно обвиненного сексуальной молодой девчонкой».
Мистер Рэнсом придумал довольно интересную декорацию: огромное дерево, господствовавшее над сценой, на ветвях которого сидели судьи, но игравшие в пьесе актеры выдавали слабую игру. Они бестолково топтались на сцене и неубедительно выкрикивали друг другу обвинения. У девушки, игравшей Абигайль, были настолько светлые волосы, что в свете софитов казались почти серебряными. Она выглядела даже не хуже Сью Лайон в «Лолите»[26], но к тому времени, когда прыщавый Джон Проктор предпочел повеситься, вместо того чтобы подписать признание, мы с Кайлом уже сидели, подперев щеки ладонями, и молились о том, чтобы занавес опустился как можно скорее.
После спектакля мы нашли мистера Рэнсома возле сцены, он пожимал руки и принимал поздравления.
Сразу после исчезновения Сидни с ним случился инфаркт. После операции и некоторых серьезных изменений в диете он сильно похудел и стал выглядеть еще болезненней, чем раньше. Кожа лица обвисла, талия растеклась, как расплавленная свечка, а прежний румянец сменился сильной бледностью, делавшей его похожим, скорее, на гриб, чем на человека. Он стал единственным участником триумфального открытия «Блуждающей тьмы», которого не пригласили на следующий сезон.
Мы подошли к мистеру Рэнсому с листовками в руках. Миссис Рэнсом почему-то нигде не было видно. Когда я сказал об этом Кайлу, он смутился.
– У мамы занятия по четвергам, – пояснил он. – Она придет на субботний спектакль.
– Это очень важная история, – говорил мистер Рэнсом, пожимая руку чьему-то дедушке.
– Полностью согласен, – отвечал старик, – но что на это скажут подростки? – Он бросил выразительный взгляд на почти пустой зал.
Мистер Рэнсом натянуто улыбнулся.
– Огромное спасибо, что пришли, – сказал он. Затем повернулся и, увидев нас, заставил себя сделать лицо повеселее. – А вы что скажете, молодые люди?
– Напряженно, – сказал я.
– Весьма мрачно, – сказал Кайл.
– И очень близко к тексту, – добавил я.
– Это одна из величайших американских пьес, – сказал мистер Рэнсом. – Кто я такой, чтобы ее кромсать?
Из-за кулис вышла девочка, сыгравшая Абигайль, – уже без костюма, но еще в гриме. Вблизи она оказалась очень хорошенькой – с блестящими волосами и ярко-голубыми глазами. Увидев нас с Кайлом, она остановилась.
– Привет, Кайл, – сказала она. Затем кивнула мне: – Привет, Ной!
– Мы что, знакомы? – спросил я, застигнутый врасплох.
Она ударила меня по руке.
– Ну же, перестань!
– Перестать что?
Она недоверчиво округлила глаза.
– Мы сидели в двух рядах друг от друга на уроках английского у миссис Тёрстон. Весь восьмой класс. – Она прижала руки к груди. – Донна Харт. Не помнишь?
– Ах да, – протянул я, понимая, что это звучит фальшиво. – Извини, просто я вечно витаю в облаках…
Затянулась неловкая пауза.
– Пьеса была напряженной, – прервал наконец молчание Кайл.
– И очень мрачной, – согласился я.
– Невероятно близко к тексту, – сказал Кайл. – И ты сыграла просто супер!
– Потрясающе! – добавил я, потому что хотел хоть как-то загладить неловкость.
Донна снова шлепнула меня по руке.
– Перестань! – повторила она, но в этот раз явно польщенная.
– Раз такое дело, – сказал Кайл, протянув ей листовку, – приходи через пару недель в «Блуждающую тьму» на прослушивание.
– Это такой «Дом с привидениями». Им управляет моя семья, – объяснил я.
– Я знаю, что это, – ответила она, разглядывая листовку. – Не вчера же родилась.
– Мы всегда нуждаемся в актерах, – добавил я.
Кайл потянул меня за руку.
– Нам нужно идти.
Намек понят.
– Увидимся, Донна Харт.
– Конечно, – ответила она. – Кто знает, может, в следующий раз ты меня даже вспомнишь.
Мы пошли по ступенькам на сцену, и, когда оказались за пределами слышимости, Кайл меня остановил.
– Ты что, серьезно, никогда ее не замечал? – спросил он.
– Замечал, – солгал я. – Просто забыл, как ее зовут.
– Блин, как можно забыть имя такой девочки?
Хороший вопрос. Донна была очаровательна и притягивала взгляд, но даже сейчас ее образ словно стирался в моем сознании.
– У меня слишком много забот, – сказал я.
– Например, каких? – Я не ответил, и он усмехнулся. – Не понимаю тебя. Совсем не понимаю. Если бы в моем классе училась такая девчонка, я бы только о ней и думал. Блин, я и так не могу больше думать ни о чем другом.
Он закрыл глаза.
– Кайл! – позвал я.
– Тсс, – ответил он, затем протянул мне стопку листовок, так и не открыв глаз. – Иди размышляй о своих заботах и раздавай листовки. А я подумаю о Донне. За нас обоих.
Когда мы с Кайлом вернулись к нам домой, на подъездной дорожке позади универсала Юнис стояла незнакомая «Хонда CR-X». Хэтчбек был покрыт наклейками таких групп, как «AFI»[27], «Bikini Kill»[28], «MxPx»[29] и «Misfits»[30], а на бампере красовалась огромная надпись: «ПОРНОГРАФИЯ НАСИЛУЕТ МОЗГ». Внутри я услышал звук настолько редкий, что поначалу даже его не узнал: это смеялась Юнис.
Она сидела за обеденным столом вместе с полной коренастой девушкой с синей лохматой прической. Девушка была одета в толстовку с заплатами, пришпиленными к рукавам. Они сидели, склонившись над учебниками, и взглянули на нас, только когда мы вошли. На лице девушки-панка играла легкая улыбка, но Юнис сидела вся красная от смеха и вытирала глаза рукой.
– Ной! – прохрипела она. – Как дела?
– Отлично. Я раздал большую часть листовок, – ответил я и положил оставшуюся пачку на стол.
Юнис указала на незнакомку, сидевшую рядом с ней.
– Это Брин. Она учится в моем классе английского.
Мы обменялись приветствиями, и я предложил Брин листовку.
– «Дом с привидениями»? – удивилась она.
– Это наш семейный бизнес, – пояснил я.
Юнис смутилась, словно не хотела, чтобы я об этом рассказывал.
– Ну что ж, – сказала Брин и принялась рыться в своей сумочке, – раз уж мы обмениваемся рекламками…
Она протянула мне помятую бумагу размером с четверть стандартного листа. Качество ксерокопии было такое, что вначале я подумал, что это реклама какого-то панк-рок-шоу – фоном служило изображение гигантской морской звезды с нарисованным поперек нее транспарантом. Но приглядевшись к буквам, я понял, что на транспаранте написано: «ЦЕРКОВЬ БИБЛЕЙСКОГО ИСКУПЛЕНИЯ». А под ним вместо списка музыкальных групп еле разборчивыми белыми буквами – расписание церковных служб и других религиозных мероприятий.
– Ты туда ходишь? – спросил я.
– И вы сможете, если захотите, – ответила она, взглянув сначала на меня, потом на Юнис. – Возможно, это изменит ваши взгляды на жизнь.
Беспокойство на лице Юнис усилилось, но она улыбнулась:
– Да, возможно.
Прежде чем я успел ответить на это приглашение (скорее всего, грубо), в гостиную вошла мама. Губы ее были крепко сжаты, лицо бледнее, чем обычно.
– Мам, это Брин… – сказала Юнис.
– Мы раздали большую часть листовок, – сказал я, но мама отмахнулась от нас обоих.
– Ной, пора готовиться ко сну. Кайл, тебе уже пора домой, мать наверняка волнуется. Брин, возможно, пора и тебе.