– Я больше не слышу никаких голосов, – говорила она. – И делаю все возможное, чтобы двигаться дальше.
Примерно через год после больницы она снова начала ходить на свидания. Я был в шоке, но Юнис начала интересоваться мужчинами и через несколько месяцев остановила свой выбор на Хьюберте Сангалли, давно потерянном друге со школьных времен. Они пришли друг к другу на свидание вслепую и после первоначального шока узнавания приступили к ускоренному ухаживанию, которое включило в себя паломничество к нам с матерью всего через две недели общения. Хьюберт был высоким и худым, с плохо причесанными светлыми волосами и водянистыми голубыми глазами. Он выглядел каким-то деформированным, словно его пропустили через одну из тех машин, которые расплющивают монеты и печатают на них изображения. Только, в отличие от монет, изображение Хьюберта получилось не вполне четким.
В тот день, когда я с ним познакомился, он вполголоса твердил об удаче, судьбе и предназначении. Юнис сидела с ним рядом, держала за руку и улыбалась, скорее, снисходительно, чем ободряюще. Через полгода они обручились, и теперь до свадьбы оставался всего месяц. За этим обедом мы с Юнис должны были обсудить холостяцкую вечеринку Хьюберта, за которую я, как принудительно назначенный шафер, неохотно нес ответственность.
– А Хьюберт знает, по какому поводу мы встречаемся? – спросил я. – Обычно такие вещи жених и шафер обсуждают без невесты.
– Не будь занудой, – ответила Юнис. – Ты же знаешь, Хьюберт очень застенчивый. Ты ему нравишься, но он тебя боится.
Она помахала рукой, чтобы привлечь внимание официанта.
– Да ладно, – вздохнул я.
Она не стала спорить. Подошел официант, и я снова почувствовал, как меня узнает и оценивает незнакомый мне человек. Если Юнис что-то и заметила, то ничего не сказала. Она заказала еще одну «Мимозу».
– Ну и что у Хьюберта на уме? – спросил я, подразумевая «Что на уме у тебя?»
– Он не пьет алкоголь, так что твой несовершеннолетний возраст не вызовет проблем, – ответила она.
Возле раздаточного стола в глубине ресторана разговорились два официанта, один из которых только что обслуживал наш столик. Они повернулись, чтобы посмотреть на меня, и тут же развернулись обратно, когда увидели, что я за ними наблюдаю.
– А как насчет другого основного блюда холостяцкой вечеринки? – спросил я, переключив свое внимание на Юнис. – Я имею в виду стриптиз.
Я никогда не бывал в стрип-клубах, поэтому мне было любопытно.
– Он нервничает, даже когда ему стригут волосы. Боюсь подумать, как он отреагирует на голых женщин, пытающихся его полапать.
– Довольно благородное рассуждение для будущей жены, – заметил я.
– Да ну тебя, – тут же отреагировала она.
– Значит, никакой выпивки и падших женщин, – сказал я. – Что же он тогда хочет?
– Он хочет в «Веселые горки», – ответила она. – Мини-гольф, аттракционы, картинг и хороший ужин. Может, еще кино, если будет что-нибудь интересное.
– Так он жениться собрался или устроить вечеринку для десятилетней девочки? – спросил я.
– Через месяц этот человек станет твоим братом, – сказала она. – Пожалуйста, дай человеку порадоваться. Только постарайся не гоготать слишком громко, пока будешь с ним «веселиться». Для меня это очень важно.
– Ну, хорошо, – согласился я скрепя сердце. – Я все сделаю.
– Отлично! – ответила она и подала мне список других знакомых Хьюберта – не обязательно друзей, – кого я мог бы загнать на его вечеринку.
Поскольку главное дело мы обсудили, она принялась расспрашивать о моей жизни и «Блуждающей тьме». Я рассказал ей, как ездил шпионить к нашим конкурентам ради новых идей.
– Увидел что-нибудь достойное кражи? – поинтересовалась она.
– Пока нет, – признался я. – То, что используют они, мы уже делаем лучше. Главное их достоинство в том, что они – не мы. Если мы хотим внедрить инновации, то придется придумывать и делать все самостоятельно.
– Уже есть идеи? – спросила она.
– Я хотел бы создать что-нибудь более захватывающее, – сказал я, – чтобы были не только пешеходные экскурсии мимо дешевых пугал. Место, где люди могли бы провести ночь, например гостиница с привидениями или мотель, в котором постоянно происходит всякая странная фигня. В зависимости от того, на какой уровень страха подписывается посетитель, он получает приключения, варьирующиеся от «жуткого» или «смутно тревожного» до «мне действительно страшно за свою жизнь».
Юнис наклонила голову. За темными очками я не видел выражения ее глаз.
– Чего? – спросил я.
– Ничего. – Она поджала губы. – У папы родилась похожая идея, незадолго до его смерти.
Я уже много лет ни от кого не слышал упоминания о папе.
– Не знаю точно, что он там придумал, – сказала Юнис. – Они работали тогда над чем-то с мамой, чтобы скоротать время, но он успел продвинуться довольно далеко. Но мама сказала, что все это ерунда, которую она записывала только для того, чтобы его развлечь. Всякая безумная чушь.
Позже в тот же день я встретился с мамой в костюмерной «Блуждающей тьмы». Пока мы разговаривали, она ремонтировала последнюю версию моего костюма Монстра, подшивая толстыми красными и черными нитками полоски меха различных оттенков – от совершенно черного до светло-коричневого, выцветшего почти до желтизны. В волосах мамы появились широкие седые пряди, а под зелеными глазами залегли постоянные мешки. Лицо ее покрылось заметными морщинами. В этом году ей исполнилось пятьдесят четыре, но массивные бифокальные очки на носу старили ее еще больше.
Я расхаживал взад-вперед, докладывая ей то же самое, о чем рассказал Юнис, и свою теорию о том, что самая большая наша проблема – это привычная узнаваемость.
– В этом есть смысл, – сказала она. – Это вроде как управлять кинотеатром, в котором тридцать лет подряд показывают один и тот же фильм. – Она впилась взглядом в костюм. – Наше предприятие все равно разваливается. Даже костюмы изнашиваются на глазах.
– Значит, нам нужно сделать что-то совершенно новое, – не сдавался я. Мама отложила костюм и откинулась на спинку стула. – У меня появилась идея насчет отеля с привидениями, и Юнис рассказала, что вы с папой работали над чем-то подобным примерно в то время, когда я родился. Так что я подумал, может, ты позволишь взглянуть на его старые записи…
Мама закачала головой, даже не дослушав фразы. Я уже был готов к спору, но не к тому, что она сказала далее:
– Я выбросила все много лет назад.
Я прекратил расхаживать.
– Но зачем?
Она сняла очки и потерла глаза.
– Представь, что у тебя есть коробка в доме, которая постоянно напоминает о самом худшем, самом болезненном периоде твоей жизни. Ты захотел бы оставить ее себе?
– Ты могла бы спрятать ее на чердаке или отдать Юнис, когда она переезжала. Ты могла бы отдать ее мне!
Она снова надела очки.
– Что сделано, то сделано. Обратно не вернуть.
– Я никогда не видел даже фотографии папы, – сказал я.
(В конце концов, я увижу ее, но не раньше чем через одиннадцать лет.)
– Посмотри в зеркало, и ты увидишь его в общих чертах. Даже если бы коробка была еще у меня, это уже не имеет значения. Ты обещал найти идеи, как спасти «Блуждающую тьму», но вернулся с предложением построить совершенно новое и абсолютно другое место, которое будет стоить целое состояние и, возможно, окажется не вполне законным. Даже если оставить в стороне деньги и закон, думаешь, мне хочется делать что-то новое? Я вошла в этот бизнес в 1989 году, чтобы спасти нашу семью от финансового краха. На какое-то время «Блуждающая тьма» превратилась в хороший источник дохода. Она многое значила для тебя и Юнис, она стала данью уважения памяти Сидни. Но теперь она перестала приносить деньги, и, похоже, исправить это уже невозможно. Так что мой тебе совет – насладись последними неделями. Впитай это место и скажи ему «прощай!».
Я прекратил баловаться промышленным шпионажем и снова превратился в Монстра. Занятие это по-прежнему доставляло мне радость, но теперь с оттенком грусти, поскольку стало понятно, что скоро оно закончится. Как и с Лианан, я старался особо об этом не думать, но в данном случае это было сложнее, поскольку осталось так мало времени для доведения незнакомцев до панических криков!
Однажды вечером, примерно через неделю после моего возвращения на работу, я высунул голову из иллюминатора в «Профессорском кабинете» и тут же увидел «Миранду» из «Инферно» среди толпы посетителей. Гости подпрыгнули и завизжали при моем появлении. Все, кроме «Миранды». Она откинула голову и прищурилась, словно пытаясь получше меня рассмотреть. Ее спокойствие настолько меня поразило, что я попятился назад, обратно в свой лабиринт. Позже, когда я появился в танцевальном зале с намерением схватить «Брэда», я остановился рядом с ней. Я понюхал ее локоть, скользнул носом вверх по руке, мимо плеча и шеи, и высунул морду прямо перед ее лицом. Ее дыхание оставалось спокойным и ровным. Она меня совсем не боялась.
– Эй! – смущенно пробормотал «Брэд», но стараясь не выходить из образа. – Оставь ее в покое!
На самом деле «Брэда» звали Джимми. Это был тощий подросток с вялым подбородком, другими словами, классический школьный неудачник. Он положил руку мне на плечо, словно намереваясь толкнуть, и мы перешли к сценической драке. Он попытался меня ударить, после чего я его «задушил» и уволок в свой лабиринт.
Когда мы остались одни и я помог ему подняться на ноги, Джимми сказал:
– А я думал, тебе нельзя подходить так близко к гостям.
Я никогда не разговаривал, когда играл Монстра, и не собирался нарушать это правило сейчас.
– Это было, конечно, очень жутко, но уместно ли? Ну, ты понимаешь…
Позже, когда мы закрылись после рабочего дня, я увидел, как он беседует с двумя девушками в комнате отдыха, но сразу замолчал на полуслове, заметив, что я вошел. Обе девушки бросили на меня взгляды и тут же отвернулись. Я вспомнил свой обед с Юнис и ожидание в очереди в «Инферно». В 1999 году меня называли героем, но благородное сияние быстро сошло на нет, сменившись неловкостью и отведенными взглядами. А также острым чувством непохожести и обособленности от других людей. Как будто я стал громоотводом для трагедии, к которому не хочется подходить слишком близко.