растрепана и заплакана, в волосах застрял лесной мусор, макияж размазан. Родителям Сары потребовалось несколько минут, чтобы добиться от нее хоть чего-то вразумительного. Сара стояла у подножия лестницы и подслушала все, о чем говорила Дейзи.
Стивен заехал за ней вечером, как и планировал. Они поужинали, но отказались от кино, предпочтя целоваться на парковке возле городского парка. Примерно через двадцать минут Стивен с отрешенным видом то и дело прерывал поцелуи и спрашивал у Дейзи, не слышит ли она чего-нибудь странного. Дейзи ничего такого не слышала. Тогда он начал массировать виски и морщиться. Он сказал, что услышал звук, пронзивший его мозг, как удар кинжала, и, несмотря на возражения Дейзи, вышел из машины на разведку. Затем он, пошатываясь и все так же сжимая виски, пересек парковку и углубился в парк.
Дейзи прождала почти час, но в конце концов вышла из машины сама и пошла его искать. Она бродила в темноте по тропинкам и безрезультатно звала Стивена. Несмотря на то что Дейзи довольно хорошо ориентировалась в парке, она заблудилась в темноте, и ей потребовалась вся ночь до рассвета, чтобы найти выход и вернуться к машине.
Следующая часть истории показалась мне неприятно знакомой. Родители Сары немедленно вызвали полицию, и начались поиски, которые ни к чему не привели. Несмотря на то что весь парк прочесали от и до, не нашли ни малейших улик. Было не понятно, входил ли он в парк, ибо отпечатков от его обуви не осталось, хотя следы блуждания Дейзи были представлены в изобилии. Полномасштабное расследование с перекрестными допросами Дейзи, родителей Стивена и потенциальных свидетелей хоть сколько-нибудь утешительных результатов не дало. Стивен как в воду канул, но на этом история не закончилась, оставив леденящий душу постскриптум: два года спустя его бумажник нашли в витрине молочного магазина в Топике, штат Канзас. В нем лежали его водительские права, школьное удостоверение, счет за ужин с Дейзи, двадцать долларов наличными и клочок бумажки, на котором было нацарапано одно-единственное слово: «БОЛЬНО».
Я боялся взглянуть на Меган. Боялся случайно выдать свои эмоции. Зачем она меня сюда притащила?
– Спасибо, Сара, – пробормотал Джош, закончив писать что-то в своем блокноте. – Все ли в этой истории – правда? Ну, насколько ты можешь судить…
– Да, – ответила Сара.
– Ты не приукрашивала и не изменяла детали, чтобы заставить нас увидеть случившееся под определенным углом?
– Нет, – ответила Сара после секундной заминки.
Джош откинулся на спинку стула и оглядел собравшихся.
– Тогда перейдем к вопросам.
– У твоего брата случались приступы мигрени? – спросил Гектор.
– Только в детстве, но к старшим классам они почти полностью пропали, – ответила Сара.
– А как насчет Топики? – спросила Лаура. – Он когда-нибудь упоминал об этом городе?
– Никогда, – ответила Сара, в этот раз более уверенно.
На минуту воцарилось молчание, которое прервал Джош:
– У кого-нибудь есть еще вопросы?
Сара с надеждой огляделась, будто кто-нибудь мог задать вопрос, ответ на который прояснит загадку. Сердце мое немного дрогнуло от наивной открытости ее лица, от готовности надеяться на чудо. Я заставил себя опустить взгляд в пол, вновь испугавшись того, что они могут меня случайно выдать перед этими незнакомцами, попавшими в сложную ситуацию из-за необъяснимых потерь.
– Подумайте об этом, – сказал Джош, – и если у вас появятся какие-нибудь мысли или идеи, поделитесь с нами. А пока перейдем к гостю, которого привела Меган.
Как и следовало ожидать, коллективное внимание присутствующих немедленно обрушилось на меня.
– Почему я? – спросил я.
Джош пододвинул ко мне диктофон.
– Почему бы тебе не рассказать своими собственными словами о той ночи, когда пропала твоя сестра, а затем перейти к встрече с Джеймсом О’Нилом?
Я посмотрел на Меган, но она делала вид, будто изучает свой блокнот так внимательно, словно там содержится некий жизненно важный, но трудно разборчивый текст.
– Меган говорит, что ты немного стесняешься рассказывать о том, что случилось той ночью, – сказала Эллен. – Но поверь, здесь ты в полной безопасности.
– Ну-ка, поведай, – сказал Джош. – Как разбитое лобовое стекло могло лишить тебя глаза?
Я молча встал, протиснулся между Илаем и Гектором и быстрыми шагами вышел через парадную дверь. Меган догнала меня на полпути к машине.
– Пожалуйста, не уходи, – сказала она, схватив меня за локоть.
Я отдернул руку.
– Моя сестра не пропала, – ответил я. – Ее похитил и убил Джеймс О’Нил. Так что я не имею права быть членом вашего маленького клуба.
Я сел в машину и поехал. А она осталась стоять у обочины.
Вернувшись домой, я немедленно перенесся к Лианан, и между нами состоялся безумный секс – с царапаньем спины и дерганьем за волосы. Желая выбить из себя смущение и разочарование, я трахал ее что есть силы. Она с готовностью приняла меня и стала подмахивать моим ударам с жаркой, беспощадной интенсивностью. Когда я кончил, я будто растаял и мое сознание распалось подобно папиросной бумаге в воде. Лианан прижала мою голову к своей груди и принялась поглаживать волосы.
Когда сердцебиение немного успокоилось и дыхание восстановилось, я обнял ее за талию и поцеловал в верхнюю часть груди. Лианан издала тихий счастливый всхлип.
Голова наконец прояснилась, и я задумался над своей реакцией на вопросы «Братства пропавших без вести». Почему я так разозлился? Отчасти из-за высокомерного отношения Джоша и устроенной ими засады. Отчасти из-за того, что неверно истолковал интерес Меган ко мне. Но ничто из этого нельзя было даже сравнить с паникой, охватившей меня в начале допроса, и с той болью и тревогой, которую я ощутил, когда они упомянули об исчезновении Сидни. Было такое чувство, будто меня поймали на чем-то нехорошем. Словно я каким-то образом нес ответственность за боль, случившуюся в их жизни, и должен был за это ответить. Потому что я знал кое-что. Знал о том, что такие, как Лианан, существуют и что один из них каким-то образом был связан с Джеймсом О’Нилом. И вместе с тем – буду честен – мне никогда даже в голову не приходило спросить у Лианан, что именно могло их связывать.
– О чем ты думаешь? – спросила Лианан.
– Сколько вас всего? Я про твой народ.
– Не знаю, – ответила она.
– А если попробовать угадать? Больше сотни?
– Конечно.
– Больше миллиарда?
– Господи, нет, – ответила она и слегка рассмеялась.
– У тебя есть собственное имя?
– У тебя сегодня так много вопросов… – уклонилась она от ответа.
– Я хочу знать о тебе больше, – сказал я.
– Ты знаешь самое главное: где я живу, как выглядят оба моих лица… и что я люблю тебя.
– Но при этом не знаю твоего настоящего имени.
– Ты сам мне его дал, – сказала она, затем оттолкнула меня, встала и подошла к мольберту.
На нем стояла картина, которую я уже видел во время прошлого визита: фигуры в ярких балахонах, сгрудившиеся под черным небом с полумесяцем и застывшие в позах, от которых веяло почти религиозным ужасом и мольбой.
Я сел, прислонившись спиной к стене.
– Я тебя обидел.
– Нет, – ответила она, продолжая стоять ко мне спиной. – Я не скрываю ничего важного, но есть вещи, о которых лучше не говорить. – Наконец она повернулась ко мне лицом. – Если я чего-то не рассказываю, то только потому, что хочу тебя защитить. Поверь мне.
– Извини, – ответил я вполне искренне. Я понимал, что должен вести себя повежливее. Как ни странно, но эти отношения были единственными чего-то стоящими в моей жизни. – Я все время думаю о свадьбе Юнис. Мне надо организовать мальчишник для ее жениха-идиота, причем делая вид, будто он мне нравится и я счастлив от этой муры.
Конечно, я слегка слукавил, но все же вопрос с мальчишником добавил мне головной боли.
Лианан смягчилась.
– Как поживает Юнис? Много лет с ней не виделась.
Я мгновенно насторожился.
– Не знал, что ты вообще с ней виделась, – сказал я.
– Я почти десять лет спала в твоей постели по ночам. Как я могла ее не заметить?
– Но Юнис никогда тебя не видела, – напомнил я. – Или она не хотела мне говорить?
– Увидеть меня может не всякий, – ответила она. – По крайней мере, пока я сама этого не захочу.
– Значит, когда я заметил тебя в первый раз, это был твой выбор?
Она слегка улыбнулась.
– Нет. Ты увидел меня сам. Ты уникальный.
– Но Юнис… ты никогда не заглядывала к ней тайком? Или к моей маме? Или ко мне?
– Зачем мне это делать? – удивилась она. – Ты знаешь, где я живу, и приходишь ко мне, когда хочешь. Я стану искать тебя, только если ты пропадешь или окажешься в беде.
Значит, она понятия не имеет о Меган. Вероятно, оно и к лучшему.
Несколько дней спустя мы с Кайлом поехали к Хьюберту, чтобы забрать его на мальчишник. Он уже ждал нас, сидя на ступеньках крыльца, похожий на ребенка-переростка – в брючках цвета хаки и рубашке на пуговицах. Рубашка была в клеточку – как тетрадный листок.
– Бывают же в жизни прирожденные отцы семейств, – съязвил Кайл.
– Этот прошел бы все кастинги, – согласился я.
Герой дня подготовил для нас специальный CD-диск с подборкой музыки, который он назвал «Мелодии прощания со свободой». Хьюберт описал его как «своего рода концептуальный микс», описывающий эмоциональное развитие его романа с Юнис. Всю дорогу до «Веселых горок» мы слушали невыносимо слащавые рок-хиты, кульминацией которых стала песня «Выше» группы «Creed». Мы с Кайлом старались не смотреть друг на друга, понимая, что в этом случае мы не выдержим и разразимся диким, сотрясающим рассудок хохотом.
Несколько приглашенных на мальчишник гостей встретили нас в вестибюле «Веселых горок», который представлял собой сине-фиолетовую пещеру, полную детей, скармливавших жетоны игровым автоматам. Все приглашенные выглядели старше Хьюберта и обладали незапоминающимися лицами, пивными животиками и дружелюбным добродушием мужчин, удобно устроившихся по жизни в роли отцов, мужей и офисных трутней. Все носили односложные простые имена вроде Стив, Брайан или Джек и крепко жали руки.