— Методами вроде подножек в слепой зоне? Да, это действительно требует определённой… изобретательности.
Витя на мгновение смутился, но быстро взял себя в руки:
— Я бы на твоём месте не лез на рожон, Громов. В авиации ценят не только физическую подготовку, но и… как бы это сказать… правильное происхождение, — он многозначительно посмотрел на мою скромную одежду. — Лётчик должен быть породистым.
— Странно, я думал, у нас страна рабочих и крестьян. Или я что-то пропустил? Может, уже восстановили дворянские титулы?
Несколько стоявших рядом абитуриентов фыркнули. Виктор покраснел:
— Не борзей! Мой отец…
— … наверное, очень гордился бы, узнав, как его сын пытается за счёт его заслуг выставить себя героем, — спокойно закончил я, перебив его.
Будь мне и вправду только восемнадцать лет, может, я бы и не нашёлся так быстро, как его осадить — потому что меня захлёстывали бы обида и гнев. Но не теперь…
Катя подавила улыбку. Виктор открыл рот, чтобы что-то сказать, но я резко встал, опираясь на одну ногу больше, и шагнул к противнику. Пусть только дернется — и встречу двоечкой. При свидетелях первым бить нельзя, сразу вылечу. А тут, как будто защищался. Ну же, давай…
Но в этот момент раздался резкий свисток.
— К перекладинам! — громовым голосом скомандовал майор Крутов.
Витя бросил на меня злобный взгляд и, развернувшись, направился к снарядам. Катя задержалась на секунду:
— Ты… будь осторожнее с ним. Его отец действительно важный человек — замдиректора горторга.
— Спасибо за предупреждение, — кивнул я. — Но, кажется, у меня есть кое-что посильнее влиятельных родителей.
— Что же? — удивилась она.
— Чистая совесть и чувство юмора, — улыбнулся я, подмигнув ей, и пошёл к перекладине.
Я занял место среди абитуриентов, наблюдая за тем, как другие выполняют подтягивания. Виктор с друзьями стояли впереди, демонстративно перешептываясь и бросая в мою сторону насмешливые взгляды.
Когда подошла очередь мажорчика, он с размаху запрыгнул на перекладину и начал подтягиваться рывками, явно стараясь произвести впечатление. Десять раз он сделал, но последние три — с явным усилием и дерганьем, лицо покраснело, на лбу выступили капли пота. Спрыгнув, он самодовольно огляделся, будто ожидая аплодисментов. Понятное дело, ради него задерживать вступительные испытания для остальных никто не стал.
«Слабовато для парня с такими амбициями», — подумал я.
— Громов, к снаряду! — раздалась команда.
Подойдя к перекладине, я сделал глубокий вдох. Колено всё ещё ныло после забега, но на руках это не должно сказаться. Небольшой прыжок, и лёгким движением я ухватился за перекладину.
Первые десять подтягиваний дались легко. Я чувствовал, как работают мышцы — чётко, как хорошо отлаженный механизм. На пятнадцатом начал считать вслух, чтобы все слышали:
— … шестнадцать… семнадцать…
Вокруг воцарилась тишина. Даже Виктор перестал перешёптываться с друзьями. На двадцатом подтягивании я почувствовал лёгкое жжение в мышцах, но продолжал:
— … двадцать два… двадцать три…
Всё… харэ…
Отцепившись от перекладины, я услышал одобрительный гул. Даже майор Крутов кивнул, делая пометку в ведомости. Возвращаясь в строй, я почувствовал на себе взгляд всё того же Серого. Он по-прежнему стоял в стороне, но теперь его внимание было приковано только ко мне.
И тут произошло нечто странное. К нему подошла та самая Шапокляк — секретарь приёмной комиссии, с которой у меня интересный был разговор на собеседовании. Она что-то быстро зашептала ему на ухо, время от времени бросая в мою сторону колючие взгляды.
Серый слегка наклонился, чтобы лучше слышать её. Его лицо оставалось невозмутимым, но вот взгляд в мою сторону стал ещё более пристальным. Он медленно кивнул в ответ на её слова, не отводя взгляда от меня.
«Что-то здесь нечисто, — пронеслось у меня в голове. — Шапокляк явно говорит обо мне, а этот тип слушает слишком внимательно.»
Я сделал вид, что не замечаю их разговора, но был начеку. Ситуация становилась всё более интересной. Почему секретарь приёмной комиссии шепчется с этим загадочным наблюдателем? И почему их интересую именно я? Я где-то прокололся? Вроде нет.
В этот момент раздалась команда переходить к упражнениям на пресс. Я занял своё место, но периферийным зрением продолжал следить за странной парой. «Серый человек» что-то записал в свой блокнот, затем закрыл его и отошёл в тень, продолжая наблюдать.
Пресс дался мне легко. Сорок раз за минуту я сделал, даже не сбив дыхания. Мои тренировки все эти дни дали о себе знать. Колено по-прежнему ныло, но боль притупилась, превратившись в фоновое неудобство.
Когда последний абитуриент закончил упражнение, майор Крутов собрал комиссию для обсуждения результатов. Мы, тем временем, разбрелись по плацу: кто-то пил воду из фонтанчика, кто-то растирал ноющие от напряжения мышцы. Виктор с компанией стояли в сторонке, перешёптываясь и бросая в мою сторону недобрые взгляды. Катя, напротив, держалась ближе ко мне, будто чувствуя, что мажорчик ещё не успокоился.
— Ты правда не хочешь сообщить о травме? — тихо спросила она. — Врач могла бы осмотреть колено.
— Не стоит, — я усмехнулся. — Если скажу, это выльется в разборки. А мне не нужны лишние проблемы перед зачислением.
Катя хотела что-то ответить, но в этот момент дверь здания аэроклуба распахнулась, и на плац вышел майор Крутов с листом бумаги в руках.
Стало тихо, будто все разом перестали даже дышать. Впрочем, возможно, так оно и было.
— Абитуриенты, построиться! — скомандовал он.
Мы быстро выстроились в шеренгу.
— По итогам сегодняшних испытаний, — начал майор, — все абитуриенты справились с нормативами. Однако лучшие результаты показали следующие кандидаты.
Он зачитал три фамилии. Катя была второй.
— И, наконец, лучший результат по физподготовке — Громов Сергей.
В рядах абитуриентов прошелестел одобрительный шёпот. Виктор стиснул зубы, лицо его покраснело.
— Через два дня в девять утра — теоретический экзамен. Список допущенных будет вывешен на доске объявлений.
Комиссия стала расходиться. Я уже хотел пойти переодеться, как вдруг заметил, что Серый что-то говорит майору Крутову, и теперь уже оба бросают взгляды в мою сторону. Сейчас, правда, Шапокляк с ними не было.
Катя, стоявшая рядом, тоже заметила это.
— Ты в центре внимания, — тихо сказала она. — Этот человек… он не просто так здесь.
— Да, — я кивнул. — И мне очень интересно, почему.
В этот момент Серый резко развернулся и направился прямо к нам. Мужчина подошёл, остановившись в полушаге. Вблизи он казался ещё более необычным — холодные серые глаза, ни одной лишней эмоции на лице.
— Товарищ Громов? — спросил он коротко.
— Так точно.
— Пройдёмте со мной.
И не предложил, а будто бы приказал. Катя насторожилась, но я слегка тронул её локоть, мол, не вмешивайся.
— А вы кто? — спросил я спокойно.
— Нам нужно поговорить, это важно, — он повернулся и пошёл, даже не проверив, следую ли я за ним.
Мысленно хмыкнув, я шагнул за ним. Ну, пошли, товарищ загадка…
Глава 11
Мы вошли в небольшой кабинет с голыми стенами, заставленными шкафами с папками. Серый закрыл дверь, жестом предложил сесть, сам же остался стоять, прислонившись к подоконнику. Его пальцы механически поправили складку на рукаве — точное, выверенное движение.
Он достал пачку «Казбека» и протянул мне:
— Курите? — спросил он, уже зажигая спичку.
— Нет, — ответил я и услышал от Серого неопределённое хмыканье.
— В авиации многие курят. Снимает стресс, — он сделал первую затяжку, выпустил дым в сторону окна. — Вы откуда, товарищ Громов?
— Местный, — ответил я и откинулся на спинку стула, расслабившись.
— Почему именно этот аэроклуб?
— Ближайший к месту жительства.
Он чуть прищурился, будто проверял, не вру ли. Серый снова затянулся, потом неожиданно сменил тему:
— Вы прежде интересовались космонавтикой? — вопрос прозвучал небрежно, но я почувствовал подвох.
— Как и все, наверное, — ответил я. — После полёта Гагарина.
— А что именно вас заинтересовало?
Я сделал вид, что задумался. По мне, так вопрос был очень странным
— Сам факт, — после недолгой паузы проговорил я. — Человек в космосе — это же прорыв.
Серый моргнул — дважды, будто снимая невидимые пылинки с ресниц, а затем вдруг спросил:
— На собеседовании вы упомянули о «разных типах траекторий». Не каждый мальчишка с улицы знает такие тонкости.
«Чёрт. Значит, Шапокляк дословно протокол зафиксировала,» — подумал я, но вслух сказал другое:
— Это я нашёл в книге Шкловского «Вселенная, жизнь, разум» в районной библиотеке, — пожал я плечами. — И «Занимательная физика» Перельмана. Там про космос много интересного.
— Издание Шкловского — 1962 года, — тут же парировал Серый, постукивая пальцем по подоконнику, — оно содержит лишь общие рассуждения о космонавтике. Но там нет технических подробностей о баллистических траекториях.
Вот гад… Не просто так он спрашивает. Так, серьёзные разговоры, значит. Главное — продумать ответы и не выдать себя.
— Неужели вы вот так все научно-популярные книги наизусть знаете? — я сделал вид, что удивился. — Тогда помните, что в «Юном технике» за прошлый год была серия статей Циолковского с расчетами.
Серый слегка наклонился вперед, и свет из окна лег жесткими тенями на его лицо:
— Циолковский умер в 1935 году. Его работы переиздавались, конечно, но без современных технических подробностей. Вы говорите о вещах, которые не обсуждают в открытой печати.
Я сделал паузу, будто обдумывая ответ, затем улыбнулся:
— Вот в чём дело. Просто я встретил в библиотеке бывшего инструктора-лётчика. Он мне многое объяснял о траекториях, мы увлеклись разговором. А что касается космоса… — я развел руками, — ну люблю я эту тему.