выглядел как школьный учитель.
— Товарищи! — его голос, несмотря на возраст, звенел молодостью. — Сегодня мы стоим на пороге эпохи, когда слова Циолковского о покорении космоса становятся реальностью. Уже в этом десятилетии автоматические станции достигнут Венеры и Марса!
Он щёлкнул указкой, и на экране проектора появилась схема:
— Возьмём для примера полёт «Космоса-1» — первого аппарата этой серии. Как известно из открытых публикаций, такие спутники используют эллиптические орбиты для изучения радиационных поясов. Конечно, точные параметры орбит — это служебная информация, но общий принцип можно понять из работ Циолковского о многоступенчатых ракетах…
В третьем ряду кто-то ахнул. Я обернулся и увидел коренастого парня, в котором узнал своего соседа с экзамена. Он жадно записывал каждое слово в свой блокнот, язык даже набок высунул от усердия.
Штернфельд продолжал, рисуя мелом сложные формулы:
— Для пилотируемого полёта на Марс потребуется корабль массой не менее пятисот тонн на орбите. Но главная проблема — радиация! Это большая и зловещая сила. Наши исследования показывают…
Вдруг он сделал паузу, задумчиво потер переносицу:
— Хотя… Может, лучше сначала создать орбитальную станцию? — профессор поправил очки. — Ведь ещё Циолковский писал о «космических поселениях» как промежуточных базах. Современные технологии уже позволяют задуматься о таком…
Зал загудел, а я подумал, что он намекает на «Союз», о котором пока не говорят открыто. Когда зал вновь зааплодировал, коренастый парень вдруг вскочил:
— А как же искусственная гравитация? Без неё длительные полёты невозможны!
Штернфельд одобрительно кивнул:
— Верно подметили! Циолковский предлагал вращающиеся конструкции. Но пока это лишь теория — на «Востоках» места для таких экспериментов нет.
Не выдержав, я поднял руку:
— В работах Цандера есть любопытные расчёты по двигателям малой тяги. Возможно ли их практическое применение для дальних полётов? И правда ли, что для межпланетных перелётов рассматривают системы с… перспективными двигательными установками?
В зале стало тихо. Профессор задумался, поправил очки:
— Интересный вопрос, молодой человек. Теоретические исследования ведутся, но пока это область закрытых исследований, — его взгляд стал изучающим. — Вы откуда?
— Аэроклуб ДОСААФ, — бодро ответил я, а про себя ругнулся: «Хорош. За тобой и так уже присматривают».
Впрочем, учёный быстро переключился на следующий вопрос. После лекции коренастый парень — он представился Володей — схватил меня за локоть:
— Привет. Слушай, ты же на экзамене был! Давай в буфет, там пирожки с повидлом отличные и не только!
Я кивнул, и мы стали медленно продвигаться к выходу из зала. В буфете и правда вкусно пахло жареными пирожками и чаем. Я остановился в проходе и огляделся: на стене висел потертый плакат «Экономьте хлеб» с крошащимся батоном на рисунке. Между столиками сновала уборщица, сердито стучавшая совком. Володя, толкая меня локтем, пробился к стойке и шлепнул на поднос две порции сметанников, пару пирожков и стаканы с чаем.
— Ты слышал, как он про гомановские траектории говорил? — бухнулся он на стул, расплёскивая от волнения чай. — Я в «Технике — молодёжи» читал, но там формулы не разжёвывали!
Я покрутил в руках пирожок — тесто оказалось резиновым, но начинка ещё теплой.
— А ты обратил внимание, как он про радиацию в поясах Ван Аллена? — осторожно начал я. — Говорит: «Проблема», но не уточняет, как её решают. В «Природе» была статья «Защита от космической радиации». Так вот, там обсуждали этот вопрос.
Володя оживился, достал из кармана засаленный блокнот:
— А я подсчитал! Если… — он начал чертить карандашом, но линии расплылись на мокрой от чая бумаге. — Чёрт! Ну, в общем, даже пять сантиметров свинца — это плюс тонны две к массе корабля!
За соседним столиком пожилой мужчина в очках одобрительно крякнул:
— Молодёжь, а мыслите здраво. В прошлом году сборник вышел, «Космические исследования», там была статья Петрова — «Защита от корпускулярного излучения», почитайте. И вот там как раз полиэтилен с свинцом сравнивают. В библиотеке МАИ должен быть…
Мы переглянулись. Володя первым опомнился:
— Товарищ, а вы… вы физик?
Мужчина усмехнулся, собирая газеты со своего стола:
— Преподаю в МВТУ. А вам, молодые люди, советую почитать Штернфельда. Его «Искусственные спутники Земли» в библиотеке есть. Только ищите первое издание Штернфельда, 1958 года, синяя обложка. Там… — он понизил голос, — … приложения с примерами расчётов есть. В новых тиражах-то их заменили на схемы без цифр.
Когда мужчина ушёл, Володя глянул на меня горящим взглядом и присвистнул:
— Вот это удача! Значит, правду говорят, что в буфете Политеха даже профессора чаёвничают.
Я, задумчиво водя ложкой по варенью на блюдце, обронил:
— А ведь Штернфельд сегодня намеренно не сказал про сроки лунной экспедиции. Ты заметил? Сравни: в 1961-м обещали «к 1970 году», а сегодня — «в перспективе».
Володя вдруг понизил голос, оглянулся и подался вперёд:
— Мой брат в Саратове на авиазаводе работает — они там агрегаты для тех самых самолётов делают. Так вот, механик один, который с испытателями ездит, рассказывал… — он облизал губы и зашептал: — будто в Жуковском видели новую машину — не самолёт, но и не ракета… Говорят, кабина на троих, а крылья — как у ласточки!
Я резко поднял бровь — это уже пахло нарушением режима:
— Ты это где услышал?
— Да так… в заводской столовой болтали, — он махнул рукой и откинулся на спинку стула. — Может, брешут, конечно. Но брат говорит, их цех вдруг на сверхурочные посадили, чертежи какие-то странные пришли…
Мы ещё час болтали о мирном космосе, пока уборщица не начала сердито греметь тазами, вытирая со столов. Когда Володя говорил о космосе, его круглое лицо с родинкой на подбородке преображалось. Короткие пальцы в чернильных пятнах чертили в воздухе замысловатые траектории, а голос срывался на фальцет от возбуждения. Видно было, что этот паренёк из рабочей семьи знает о космосе очень много.
На улицу мы вышли, когда уже стемнело. Фонари отражались в лужах, как те далёкие звёзды, о которых только что говорил Штернфельд. Из репродуктора у кинотеатра лилась мелодия «Севастопольский вальс». Значит, уже 21:30, началась вечерняя музыкальная передача.
Дождь прекратился, и мы с Володей с удовольствием прошлись до остановки, болтая о всякой ерунде. На прощание он сунул мне бумажку с адресом:
— Если что — я в общежитии МАИ на Дубосековской, 4/6. Только, понимаешь… после десяти вечера меня спрашивай как «Володю с третьего этажа» — вахтёрша посторонних не пускает.
Когда трамвай Володи скрылся за поворотом, я вдруг заметил краем глаза тот самый серый «Москвич», который видел днём. Он стоял в тени, с потушенными фарами. Я медленно пошёл пешком, насвистывая «Севастопольский вальс», но спину будто сверлили невидимые глаза наблюдателя, притаившегося в темном салоне автомобиля.
Глава 12
Утро началось с уже привычного резкого звонка будильника. Я потянулся, выключил его и сразу же встал — организм стал привыкать к ранним подъёмам. За окном едва светало, но город уже начинал просыпаться: где-то вдалеке гудел трамвай, а с кухни соседей доносился запах жареного хлеба.
Включил радио и приступил к зарядке. Размял шею, сделал несколько наклонов, а затем и отжимания. Уже сорок раз, без остановки. Потом пресс. Потом приседания. Тело отзывалось только лёгкой приятной болью.
Теперь, когда мышцы разогрелись, я надел спортивные брюки, майку, кеды и вышел на улицу. Воздух был по-осеннему свежий, с едва уловимым запахом мокрого асфальта после вчерашнего дождя. Первые шаги всегда тяжёлые, но уже через пару минут тело вошло в ритм. Бежал по привычному маршруту: через дворы, потом вдоль сквера и к школьному стадиону.
Когда стадион показался впереди, дыхание уже стало ровным, всё тело разогретым. Именно тогда я и заметил дядю Борю, который топтался у входа, явно не зная, с чего начать. Его спортивный костюм, когда-то синий, выцвел до серо-голубого оттенка, на локтях проступили потертости. На ногах надеты кирзовые сапоги, явно не предназначенные для бега.
— Дядь Борь? — удивился я, замедляя шаг. — Ты чего здесь в такую рань?
Сосед стоял в своём потрёпанном наряде, несмело разминал колени и смотрел на дорожку с видом человека, готовящегося к каторге.
— Ага, это я, — хрипло ответил он, поднимая голову. — Не ждал, да?
— Не то слово. Так чего?
Дядя Боря фыркнул, потёр ладонью щетинистую щёку.
— Э-э… Да вот… Давно собирался, — сказал он, глядя куда-то за мою спину. — После того случая… — дядя Боря резко оборвал себя, сменив тему. — В общем, хватит киснуть. Посмотрел на тебя — пацан пацаном, а такой упорный. Каждый день тут мелькаешь, как по часам. А я? — Он шлёпнул себя по брюшку. — Живот отрастил, как у председателя.
— На меня? — опешил я и заметил, как взгляд соседа на секунду задержался на восточной трибуне. Там, где обычно собирались местные алкаши. Пустые бутылки из-под портвейна всё ещё валялись под скамейками, поблёскивая в лучах солнца.
— Ну да.
В его голосе прозвучала какая-то застарелая, глубокая горечь. Я знал, что дядя Боря когда-то хотел стать лётчиком, но что именно с ним случилось — нет. Он так и не рассказал мне об этом. Только оговорки в разговорах с соседом проскальзывали, что «не повезло», да «не по своей вине».
— Хватит, — резко сказал он, будто отгоняя мысли. — Решил — пора двигаться дальше. Начну со здоровья. В общем, это самое… Пиво бросаю. Вот, бегать начинаю. Потом, может, и с куревом завяжу.
— Да ты герой, — ухмыльнулся я.
— Ага, герой, — проворчал он. — Ладно, чего стоим? Побежали, что ли?
— В сапогах будешь бегать?
— Я в армии только в них и бегал.
— На сегодня сойдет, а к следующей тренировке купи кеды в «Спорттоварах».