Я присвистнул, встал и отряхнул руки:
— И?
— И пролетел! — дядя Витя засмеялся. — Только вот шасси зацепил, оторвал. Приземлился на брюхо, сам цел, самолёт, конечно, в хлам. Его потом на ковёр вызывали, хотели из аэроклуба выгнать. Нехорошо оно, так вот с техникой.
— И что, выгнали?
— А хрен его знает, — механик затянулся сигаретой. — Через неделю его забрали куда-то. Говорили, в спецгруппу. Больше я его не видел.
Я задумался. История звучала как обычная байка, но что-то в ней было… знакомое.
— А фамилия его точно Белов?
— Точно, — дядя Витя прищурился. — А тебе зачем?
— Да так, интересно, — я пожал плечами.
— Ладно, хватит болтать, — механик встал. — Ещё полсамолёта разбирать.
Мы продолжили работу. Вскоре я уже знал всех местных механиков по именам и запас баек на целую книгу, если вдруг вздумаю написать такую.
Когда я добрался до своего района, улицы уже почти опустели — редкое какие прохожие спешили в этот час по своим делам, да пару раз проезжали машины. Я свернул в переулок, который был короче, хоть и темнее.
И уже почти вышел на освещённый участок, когда из тени отделились три фигуры.
— Эй, парень, постой-ка! — раздался хрипловатый голос.
Я замедлил шаг, но не остановился.
— Чего надо?
Фигуры вышли на свет. Трое парней, чуть старше меня, в кепках, заломленных на затылок, и в мешковатых пальтишках. Типичные «гопники» — городская шпана, промышлявшая мелкими разборками и вымогательством.
— Да вот, курить охота, а спичек нет, — сказал самый крупный из них, широко ухмыляясь. — Дашь прикурить?
Я покачал головой:
— Не курю.
— А деньги у тебя есть? — второй, потоньше, сделал шаг вперёд.
— Есть, — я спокойно посмотрел ему в глаза. — Но вам не дам.
Третий, молчавший до этого, фыркнул:
— О, паря! Да ты, я смотрю, борзый очень. Умный, что ли?
— Умнее вас троих — это точно, — я пожал плечами.
Крупный нахмурился, а тонкий внезапно рванулся вперёд, пытаясь схватить меня за грудки.
И тут сработала память. Я вспомнил приёмы из прошлой жизни: резкий уклон в сторону, захват запястья, бросок через бедро. Тонкий грохнулся на асфальт с глухим стуком.
— Ах ты тля! — крупный ахнул и бросился вперёд.
Я пропустил его удар, блокировал второй и ответил точным апперкотом в солнечное сплетение. Он сложился пополам, хватая ртом воздух.
Третий замер, оценивая ситуацию.
— Ну что, продолжим? — я развёл руки в стороны.
Третий медленно отступил, злобно глядя на меня, поднял своего товарища, и они, бормоча что-то невнятное, потащили крупного прочь.
Я с минуту постоял, глядя им в спины, затем развернулся и пошёл домой, думая о том, что всё закончилось быстро и, в общем, удачно. Ну а в понедельник меня ждал сюрприз.
День начался как обычно. Я приехал в аэроклуб, переоделся в форму и направился к ангару, но у входа меня остановил старшина Борисов.
— Громов, тебя к Крутову вызывают. Срочно, — сказал он, хмурясь.
— В чём дело?
— Сам узнаешь.
В кабинет майора Крутова дверь была закрыта. Я постучал, услышал сухое «Войдите» и переступил порог.
Павел Алексеевич сидел за столом, и лицо его было каменным. Кажется, таким я пока вообще его не видел. Рядом стоял незнакомый мне капитан милиции с холодными серыми глазами.
— Громов, — Крутов отложил папку. — Садись. Будем решать вопрос с твоим отчислением.
Глава 19
Я прошёл в кабинет и сел на указанное место.
— В субботу вечером ты избил троих гражданских, — Крутов не повышал голоса, но каждое слово било словно хлыст.
— Они напали первыми, — я не стал отрицать.
— У нас иная информация, — незнакомый капитан впервые заговорил. Голос у него был ровный, без эмоций.
— Я защищался, — упрямо повторил я и посмотрел прямо в глаза капитану.
— Громов, хватит, — Крутов хлопнул ладонью по столу. — Ты ставишь под удар не только себя, но и аэроклуб.
— Я ничего не нарушал.
— Нарушил, — капитан достал из папки листок. — Вот заявление и объяснения от пострадавших. Они утверждают, что ты напал на них без причины. Они сняли побои. Уголовно-наказуемое деяние это…
Я мотнул головой и спокойно, но твёрдо сказал:
— Это ложь.
— Доказать можешь?
Я промолчал и задумался. Мои показания против них троих. Расклад не в мою пользу.
— Вот и всё, Сергей, — Крутов закрыл папку. — Вопрос стоит о твоём отчислении…
— Сутки, — выдал я.
— Что — сутки? — не понял Павел Алексеевич и посмотрел на меня.
Я встал, вытянулся по струнке и, глядя вперёд, чётко проговорил:
— Товарищ майор, разрешите доложить! Я могу предоставить свидетелей и доказательства, что действовал в самообороне. Прошу двадцать четыре часа для сбора материалов.
Крутов медленно откинулся на спинку стула, переплетя пальцы рук на животе. Его взгляд стал пристальным, изучающим. Капитан рядом едва заметно покачал головой, явно не одобряя моего предложения.
— Какие именно доказательства ты можешь предоставить, Громов? — спросил майор, делая ударение на каждом слове. Его голос звучал скептически, но без прежней жесткости.
Я оставался в стойке «смирно», чувствуя, как капли пота медленно стекают по спине под гимнастеркой.
Остаться за пределами аэроклуба я просто не мог.
— Во-первых, товарищ майор, в районе переулка должны быть свидетели. Я видел, как из окна пятиэтажки за нами наблюдали. Во-вторых, в переулке напротив дома установлен уличный фонарь. В субботу вечером он работал. Свидетелем мог стать вахтер соседнего общежития — пожилой мужчина, который обычно курит у окна в это время.
Капитан едва заметно переглянулся с Крутовым. Майор постучал пальцем по столу:
— Фамилия?
— Не знаю, товарищ майор. Но он носит очки в железной оправе и… — я на секунду замолчал, вспоминая детали, — … на правой руке у него отсутствует мизинец.
Крутов кивнул, делая пометку в блокноте. Капитан неожиданно вступил в разговор:
— А сами пострадавшие? Ты знаешь, кто они?
Я отрицательно мотнул головой и посмотрел на капитана:
— Никак нет. Я видел их впервые. Всё выглядело, как обычная провокация конфликта. Но странно, что они меня знали, раз написали заявление на конкретного человека. Не так ли?
В кабинете повисло напряженное молчание. Крутов переглянулся с капитаном, затем тяжело вздохнул.
— Хорошо. У тебя есть время до завтрашнего утра. И помни… — Он приподнялся, опираясь на стол. — Если ты не предоставишь убедительных доказательств, вопрос о твоем отчислении будет решен без лишних разговоров. Если ты под следствием, то мы не сможем тебя оставить. Сам понимаешь, какой удар по репутации клуба.
— Так точно, — отчеканил я.
— Свободен, — кивнул Крутов, и я прочитал в его глазах нечто большее, чем просто приказ начальника. Была там и тень чего-то личного, чего я пока не мог понять.
В коридоре я остановился, переводя дыхание. Теперь у меня было меньше суток, чтобы найти доказательства и разобраться, кто же на самом деле стоит за этой провокацией. Возможно меня хотели избить, но, когда не вышло, стали действовать грязным методом. Кто за этим стоит — мысли у меня, конечно же, имелись, но нужно было проверить. И начать расспросы я решил с моего знакомого, который как раз крутился среди шпаны и имел там некоторый «вес».
Я вышел из здания аэроклуба, засунув руки в карманы, и задумался. Где искать Ваньку-Борща (именно это прозвище он мне как-то назвал на шабашке и сказал, мол, если понадобится его найти, то так и спроси любого из «наших»)? Этот здоровяк с лицом боксёра не так давно терроризировал дядю Борю со своими приятелями, но потом куда-то запропастился. В последний раз, когда я его видел, он, вроде, встал на путь исправления. Но связи-то у него в подворотнях у него остались! Если кто и знал этих троих — так это он.
По пути я зашёл в киоск «Союзпечать». Купил пачку «Казбека». Не для себя, а как твёрдую валюту за информацию. Эти папиросы были дороже «Беломора», а значит, являлись более весомым аргументом в разговоре с уличными пацанами.
Трамвай подъехал, когда я только подходил к остановке. Я запрыгнул внутрь и прижался к поручню, наблюдая, как мелькают за окном хрущёвки с блеклыми шторами. В голове прокручивал план: найти Ваньку, выяснить про тех троих, но главное — успеть до утра.
Трамвай довёз меня до моего района, я вышел на остановке и отправился туда, где обычно собиралась местная шпана. Как и ожидалось, на скамейке у подъезда сидела молодежь: пятеро парней лет по шестнадцать-семнадцать. Один, с татуировкой «Слава КПСС» на кисти, орал что-то про футбольный матч «Спартака». Двое других перебрасывались картами, явно играя в «пьяницу». Я замедлил шаг, оценивая иерархию: самый крупный, с квадратной челюстью, видимо, был главным, потому что он сидел посередине, развалившись, а остальные почтительно косились на него.
— Чё, пацаны, — начал я, специально опуская окончания, как они, — не подскажете, где Ванька-Борщ шарит?
Я стоял, слегка ссутулившись, руки в кармане — поза не агрессивная, но и не робкая.
Тип с квадратной челюстью медленно поднял на меня глаза:
— А тебе на кой?
Голос у него был хриплый, с налётом показного безразличия, но я заметил, как его пальцы сжались — признак настороженности.
— Дело есть. По серьёзке.
Я сделал паузу, давая понять, что не собираюсь объяснять подробности каждому. В их мире лишние вопросы не приветствовались. Это я помнил по бурным девяностым из моей прошлой жизни.
Картёжник с хитрой мордой, узкими глазками и острым подбородком не выдержал первым:
— Ты чё, мент, что ли? — спросил он, но в его тоне я уловил больше любопытства, чем агрессии.
Я фыркнул, точно так же, как это делал дядя Боря, когда хотел показать своё превосходство:
— Ну ты сказанул, ха, — махнул я рукой, имитируя их жесты, — я из аэроклуба.
Я специально сделал ударение на «из аэроклуба», потому что в их среде это звучало почти как «из комитета», как рассказывал мне Ванька во время нашей совместной подработки.