Где-то на краю памяти всплыл тренировочный модуль «Звёздного городка» — капсула с поролоновыми стенами, где мы отрабатывали выход в открытый космос. Здесь же, в 65-м, даже скафандры «Беркут» были засекречены.
— Ну и что? — хмыкнул Кольцов. — Зато он людей к звёздам звал. Вон Гагарин, может, тоже его в детстве читал… — Он замолчал, заметив мою задумчивость. — Знаешь, я всегда мечтал о космосе. О том, как люди будут летать к звёздам, исследовать новые планеты…
— И что, думаешь, у нас получится? — спросил я, присаживаясь рядом.
— Конечно! — его лицо озарилось юношеским энтузиазмом. — Мы же первые! Первые, кто побывал в космосе! Наши ракеты уже летают вокруг Земли, а скоро доберёмся и до Луны.
В его глазах была такая непоколебимая уверенность, что я едва сдержал горькую усмешку. Через четыре года Армстронг ступит в серую пыль, а мы всё ещё будем спорить о приоритетах. Если события пойдут по тому же сценарию, что и в моей прошлой жизни.
— Да, но путь к звёздам начинается с Земли, — проговорил я, глядя на его пятнистую от ваксы тряпку. — И не всегда он такой гладкий, как в книгах.
— Это да, но мы справимся! — пылко ответил Андрей.
— Ты говоришь так, будто мы уже всё знаем о космосе, — я усмехнулся. — А если там окажется что-то, о чём даже в самых невероятных книгах не напишут?
Кольцов наклонился вперёд, его глаза сузились:
— Например?
— Например, чёрные дыры. Или планеты, где год длится минуту.
— Выдумки! — он хлопнул ладонью по колену. — Наука всё объяснит.
Я посмотрел на его горящие глаза и подумал, что он будет сильно разочарован, узнав, что даже в двадцать первом веке «объяснить всё» так и не удалось.
— Может быть… — проговорил я, наблюдая, как остальные ребята в казарме готовятся ко сну. — Вот ты говоришь, что наука всё объяснит, — я усмехнулся, глядя на снежные узоры на стёклах. — А как объяснить дожди из жидкого металла? Или зарождение жизни из ничего?
Кольцов замер, забавно приоткрыв рот и часто моргая.
— Ты… это из новой книги? — спросил он, наморщив лоб.
— Нет, — я потянулся за водой, чтобы скрыть улыбку. — Просто фантазия.
— Тебе бы книги писать с такой фантазией, — почесал макушку Кольцов и замолчал, задумавшись.
— Может, и напишу. Когда-нибудь, — пожал плечами я.
— Слушай, — Андрей вдруг оживился. — А ты правда посадил самолёт с отказавшим двигателем?
— Было дело, — не стал отрицать я.
— А как… — начал было он, но я перебил его, решив сменить тему:
— Давай лучше вернёмся к книгам. Что тебе больше всего нравится в произведениях Верна?
— Его умение предвидеть будущее, — с горящими глазами ответил Андрей. — Он писал о том, чего ещё не существовало: о подводных лодках, о космических кораблях… И всё это становилось реальностью!
Слушая Кольцова, я подумал, что он бы сильно удивился, узнав, что его нынешние знания о космосе — это детская сказка по сравнению с тем, что будут знать люди через полвека. Да и наука в будущем уйдёт сильно вперёд. Вспомнились голограммы орбитальных станций и нейросети, обсчитывающие траектории.
— Да, — улыбнулся я. — И знаешь, что самое интересное? То, что мы с тобой сейчас живём в то время, когда эти мечты становятся явью.
— Именно! — Андрей снова открыл книгу. — Вот, например, как он описывает полёт к Луне…
Мы просидели так до самого отбоя, обсуждая книгу, мечтая о будущем и делясь своими мыслями о том, как важно не только мечтать, но и действовать. Когда снаружи рявкнул рожок отбоя, заглушив нашу беседу, Кольцов вздохнул и сунул книгу под матрас.
— Завтра нашему взводу территорию мести, — пробурчал он, снимая сапоги.
— Ага, — отозвался я, глядя, как лунный луч скользит по полу между рядами коек.
За окном завыла метель, сгибая сосны у плаца. Я натянул одеяло на голову, думая о том, что было бы на порядок проще и легче, если бы всё было так, как в книгах, но, увы, мы не в книгах…
Штаб квартира КГБ.
Москва.
Кабинет генерал-полковника Зуева тонул в полумраке: тяжелые шторы приглушали и без того тусклый январский свет, а настольная лампа с зеленым абажуром выхватывала из темноты лишь корешки книг на полках, да папки на столе. На стене, за спиной генерала Зуева, портрет Брежнева смотрел хмурым взглядом, будто вот-вот пальцем погрозит.
— Товарищ капитан, — начал Зуев, постукивая карандашом по столу, — у нас появились новые данные по делу о предполагаемом заговоре в правительстве.
Ершов кивнул, проводя ладонью по щетине. В сводке значилось: два неизвестных ворвались в квартиру инженера-конструктора Громова, но были нейтрализованы его сыном — Сергеем Громовым.
— Слушаю, товарищ генерал-полковник, — ответил Ершов, сохраняя официальный тон.
— В ходе беседы с Василием Громовым вскрылись интересные детали для определённых кругов, — продолжал Зуев, перелистывая папку с документами.
— Разрешите уточнить, товарищ генерал-полковник: «круги» внутренние? — Ершов сделал паузу, подбирая термин помягче.
— Внешние с внутренними хвостами, — Зуев хмыкнул. — Если гипотеза верна, следующий ход будет на уровне… — он провел ладонью над столом, словно смахивая невидимую пыль, — стратегических объектов.
Ершов молча кивнул, соглашаясь с выводами начальства. Он и сам об этом думал, читая материалы допроса. В кабинете повисла пауза, Зуев откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди.
— Вот что, товарищ капитан, — внезапно произнёс Зуев, поднимая взгляд на подчинённого. — Вам предстоит перевод в Волгоград, в Качинское училище.
— С какой целью, товарищ генерал-полковник? — удивлённо спросил Ершов.
— Потому что те, кто послал этих ушлепцов, — Зуев ткнул пальцем в фото грабителей, — попытаются добраться до Громова через сына. Или он сам полезет в их болото, копая правду. — Он усмехнулся. — Даже курсантская нагрузка его не остановит. Этот парень… он как тайфун. Случайно спасает отца — и рушит всю сеть. Теперь его либо устранят, либо завербуют. Ваша задача, капитан, сделать так, чтобы завербовали мы.
— Значит я теперь буду нянькой при курсанте? — Ершов криво усмехнулся.
Генерал-полковник встал, и тень от его фигуры накрыла карту СССР на стене. Он строго посмотрел на подчинённого, а голос его стал стальным:
— Если надо — будете и нянькой. Дело приоритетное. Парень вляпался по макушку, спутав все нити. Ваша задача — держать его в поле зрения.
— Но…
— Но? — Зуев наклонился, упёршись ладонями в стол. — У Громова-младшего талант выныривать из дерьма сухим. Разве вы это ещё не поняли, капитан? И пока заговорщики будут тянуться к нему — мы возьмём их за хвост. Понятно?
— Слушаюсь, — ответил Ершов, принимая стойку смирно.
Зуев опустился обратно в кресло и принялся деловито постукивать кончиками пальцев по столу.
— Училищу доложено о вашем прибытии как о проверке кадрового резерва. Внимательно отслеживайте окружение Громова, инспектируйте письма, но… — Зуев прищурился, — без грубого нажима. Парень должен верить, что сам всё контролирует.
— Приказ понял, — Ершов щелкнул каблуками.
Генерал-полковник Зуев задумался, разминая переносицу.
— Не прозевайте ситуацию, капитан, — негромко проговорил он. — Если мальчишка рванёт куда не надо — вы его щитом прикроете. Живым щитом.
— Принял, товарищ генерал-полковник, — ответил Ершов, готовясь мысленно к новому заданию.
— Тогда в путь, — Зуев снова начал погружаться в бумаги.
Капитан Ершов развернулся через левое плечо и зашагал на выход из кабинета, понимая, что впереди его ждёт непростая работа в Волгограде.
— И, капитан… — догнал его голос Зуева уже в дверях, — если «гнездо» окажется там, где я подозреваю… докладывайте только мне.
Ершов обернулся и молча кивнул, давая понять, что понял приказ.
— Свободны, — коротко бросил Зуев, возвращаясь к документам на столе.
Когда дверь закрылась, генерал-полковник достал из сейфа фото: Василий Громов в окружении коллег у стенда с чертежами. На краю кадра, едва в фокусе, виднелся человек в штатском. Лицо было знакомым — очень знакомым.
«Ловушка захлопнется сама», — подумал Зуев, откладывая документы в сторону и гася лампу. В темноте кабинета портрет генсека казался улыбающимся.
Глава 16
Снег хрустел под лопатой, будто протестуя против нашего вторжения. Санчасть — двухэтажное здание из красного кирпича — стояла, укутанная в сугробы, словно в ватные одеяла. Мы с Кольцовым методично расчищали дорожку к входу, перебрасывая снежные комья в сторону. Мороз щипал щёки, превращая дыхание в клубы пара.
— Эх, и занесло же… — Кольцов, опёршись на лопату, вытер рукавом пот со лба. — Думаешь, успеем до обеда?
— Если не будем трепаться почём зря, тогда успеем, — усмехнулся я, замечая, как его взгляд скользнул куда-то за мою спину.
Вдруг парни прекратили махать лопатами и уставились куда-то мне за спину. Кольцов тоже замер, уставившись в одну точку. Я обернулся и увидел девушку.
Она шла по расчищенной аллее, будто сошла со страниц модных журналов. Белая дублёнка с меховым воротником и в тон воротнику такая же шапка, из-под которой выбивались пряди волос цвета спелой пшеницы. Лицо-сердечко с острым подбородком, щёки, розовые от мороза, и полные губы, плотно поджатые. Глаза — синие, как лёд на реке, — смотрели прямо перед собой, не замечая никого вокруг. Снег скрипел под её сапожками, а длинная коса, спрятанная под шарфом, покачивалась в такт шагам. Даже в утилитарной форме медсестры, выглядывавшей из-под распахнутой дублёнки, она казалась неземной — статуя, высеченная из январского утра.
— Наташенька… — вздохнул Кольцов, словно молитву прошептал. — диво, как хороша.
Девушка прошла мимо, не повернув головы, оставив за собой едва уловимый шлейф духов. Курсанты застыли, словно под гипнозом, пока она не скрылась за дверью санчасти.
— Знакомая? — спросил я, оборачиваясь к Кольцову и вопросительно приподнимая бровь.