— Так-так, — сказала Мэри. — Классная придумка. Надо об этом подробнее. Как им управлять? Клавиатура, мышка?
— Виртуальный пульт. Вам его не видно, а я вижу и управляю пальцами и голосом. Вот, например, в тексте слово «Дряги» переведено как «сорная трава». Это может обидеть ваше человечество. При помощи айюна мы изменим перевод на «молодые побеги».
Квет зашевелил в воздухе пальцами. Это был смешно, и Мэри поневоле прыснула.
— Нет, Квет, не надо ничего менять, — сказала она. — Чем больше оскорблений для человечества, тем выше будет рейтинг статьи.
— Как? — удивился Квет. — Вы, люди, не только всё время врёте, но и любите, когда вас оскорбляют?
Ему уже было не очень интересно. Точное написание слова «Дряги» и ещё двухтрёх, вовремя ввёрнутых в разговор слов, было для него важным делом; по ним он собирался отслеживать, как пойдёт по Земле вброшенная им информация. Теперь, закончив это важное дело, он уже не видел причин оставаться здесь. Спросил, можно ли взять несколько номеров журнала, чтобы перевести статьи из них и опубликовать у себя на планете.
— Да, конечно, — разрешила Мэри, смеясь, и на один сентаво не веря, что Квет с другой планеты. А увидев, что он и вправду намерен уйти, перешла к более насущному:
— Это прекрасный материал для статьи, но чей он? Или мы его публикуем под вашим именем, или под моим, но тогда нужно подписать договор о передаче авторских прав.
— Оформите как ваше интервью с инопланетянином.
— А визитку с вашими контактами дадите? Как нам созвониться, встретиться?
— Я, может быть, сам зайду.
Он был уже в дверях, когда она осмелилась, и таки задала вопрос:
— Как вы относитесь к браку… ну, пришельца и земной девушки?
— Пока никак. — Внимательно осмотрел её, сказал туманно: — Сначала посмотрим, что получится.
Остаток дня Мэри, взяв за основу диктофонную запись, писала статью. Работа шла легко. Она расцвечивала интервью яркими деталями; где надо — вставляла блёстки юмора, где надо — загадочно обрывала фразу. В общем, оформляла выдумки Квета Сантоса так, чтобы читатель всё-таки догадался, что это выдумки. Может быть, впервые за всю её короткую журналистскую карьеру ей не хотелось тупо врать.
Она увлеклась настолько, что не обращала внимания на странности своего физического состояния: у неё зудела кожа, ныли зубы, постреливало в суставах.
С некоторым изумлением она обнаружила, что перевод инопланетного слова «Дряги» стал иным: вместо «сорная трава» было написано «молодые побеги». Но она точно помнила, что Квет Сантос и близко не подходил к её клавиатуре! Исправив перевод, продолжила работу. Из неведомых глубин памяти сами собой выскакивали блестящие литературные решения, аналогии, слова, иногда даже стихи.
Когда вошёл отец, уже стемнело. Мэри темнота не мешала. Очки, без которых она раньше и за компьютер-то не садилась, валялись, ненужные, в стороне.
— Чего сидишь в темноте? — спросил от двери Джон Брайн и включил верхний свет. Она, радостная, повернулась к нему, чтобы сказать о законченной статье, а он закричал:
— Кто вы? Что вы делаете за столом моей дочери?
— Папа, ты чего? — удивилась она. — Это ж я.
На крик Джона прибежала Мардж:
— Чего тут у вас?
— Смотри, смотри! — Джон тыкал пальцем в сторону Мэри. — Кто это?
— Как это «кто»? — Мардж, приглядываясь, подошла к Мэри. — Как это?.. Доченька! Что с тобой? — и неспроста: у доченьки округлилось лицо, исчезло косоглазие, выпрямились ноги и спина.
— Это не Мэри! — кричал Джон. — Приглядись, какая-то чужая девка.
— Чтоб я своего ребёнка не узнала, — огрызнулась Мардж. — Я её всегда такой и представляла.
Мэри метнулась к зеркалу и застыла перед ним, разведя руки:
— Это я? Я? Такая?
И тут до неё дошло, что случилось. Она произнесла страшным шёпотом:
— Это правда! ОНИ ЗДЕСЬ.
— Кто? — спросила мать.
— Пришельцы.
— Брось, дочка, нет никаких пришельцев, — отозвался Джон, стараясь не глядеть на неё, поскольку если глядеть — то нельзя поверить, что это Мэри. Лучше слушать. Но и голос тоже изменился, исчезла её всегдашняя шепелявость.
— ОНИ среди нас! ОНИ без приборов лезут в наши компьютеры! ОНИ нас меняют! Обзывают «сорной травой»! — бормотала Мэри. — И не хотят брать нас в жёны!
Она обхватила своими красивыми руками свою красивую голову и зарыдала в голос.
Иван Глотов[3]Консультанты
Легион умирал. На правом фланге, смятом, растерзанном непрерывными атаками, сопротивление уже прекратили. На левом уцелевшие отступали, жертвуя преследующим варварам остатки прикрывающих центурий. И лишь в центре, там, где сражалась первая когорта, не отступали и не сдавались. В центре умирали ветераны — молча, по команде, не сходя с места.
Десятник Сервий Луций Барб умирал из своей десятки последним. Увернулся от брошенного в него копья, другое принял на щит. Рубанул мечом — рослый рыжебородый германец рухнул с раскроенной грудью навзничь. На его месте тотчас же возник другой — коренастый, с налитыми кровью глазами. Страшенный шипастый моргенштерн описал в воздухе полукруг, сокрушил легионерский щит, расколол его пополам. Римлянин не устоял на ногах, пал на колени, кольнул вслепую перед собой. Последнее, что он увидел, была летящая в лицо боевая стрела.
Сервий не знал, сколько времени прошло, прежде чем он очнулся. Удивился, что не чувствует боли, затем осторожно открыл глаза и едва удержался от изумлённого возгласа. Помещение, в котором он находился, не походило ни на что, ранее виденное. Прямоугольное, строгое, с высоким потолком и окном во всю стену. И — белое, идеально матово белое, словно ещё нетронутый, едва выпавший поутру снег. Белым оказалось и ложе. И подстилка, и наброшенное на Сервия покрывало. И ткань, которой были замотаны его руки.
Сервий рывком вскинулся на ложе. Боль, отсутствию которой он удивлялся, мгновенно дала о себе знать — прострелила и пошла гулять по телу, жадно глодая внутренности. Сервий сдержал стон, замер, дожидаясь, пока боль уйдёт. Потом осторожно, в три приёма, поднялся на ноги. Проделал к окну шаг, другой, солнечный свет резанул по глазам. Легионер зажмурился, а когда разлепил веки, не удержался — ахнул изумлённо. Строения в десятки этажей, подобных которым он никогда не видывал, кололи крышами небо и застилали горизонт. Гигантская серебристая стрекоза стремительно прочертила в воздухе прямую и столь же стремительно скрылась за ближайшей постройкой. Со стен величественного, копьём вздымающегося в облака здания полыхнуло светом.
Легионер опустил глаза. Понизу строения разделяла сетка дорог, хотя Сервий и не сразу понял, что это дороги. По ним двигались непрерывным потоком удивительные разноцветные повозки, но сколько Сервий ни всматривался, разглядеть тянущих эти повозки лошадей ему не удалось.
— Приветствую тебя, — раздался вдруг голос за спиной.
Легионер резко обернулся. В дверях стоял одетый в диковинную тунику человек. Поджарый, длинноногий, с коротко стриженными тёмными волосами.
— Меня зовут Валерий, — поджарый улыбнулся. — Прекрасный день сегодня, ты не находишь?
Латынь, на которой изъяснялся Валерий, была несколько необычна. Чересчур правильна, хотя и с акцентом, понял секунду спустя Сервий.
— Где я? — хрипло спросил он. — Что это за провинция?
Назвавшийся Валерием незнакомец расхохотался.
— Ты не в провинции, — сказал он, отсмеявшись. — Ты в России, это страна к северу от Рима. Мы с тобой в городе под названием Москва.
Сервий понурился. О такой стране он не слыхал, о городе — тем более. Суть вещей, однако, он понял.
— Значит, меня продали в рабство, — угрюмо произнёс легионер. — И ты — мой господин. Знай — я никогда не буду рабом и слугой тебе. Прошу оказать мне честь и позволить заколоться.
Валерий вновь рассмеялся, на этот раз беззвучно.
— Так уж сразу и заколоться, — сказал он беззлобно. — Давай лучше для начала пообедаем, а там я тебе расскажу, что к чему.
Уставленный яствами передвижной стол на колёсах появился, казалось, сам собой — вкатился в помещение, будто ждал за дверьми. Сервий сглотнул слюну, уселся на ложе и в следующий миг набросился на еду. Ничего подобного и более вкусного он в жизни не пробовал. Он даже не сумел толком определить, что именно отправлял в рот.
— Полегче, полегче, — благодушно приговаривал Валерий. — Ты, дружище, с приличной голодухи. Не увлекайся. Вот послушай пока. Тебе повезло, мы тебя вытащили за секунду до смерти.
— Кто «мы»? — не прекращая жевать, осведомился Сервий.
— Темпоралы. Ты угодил в темпоральную ловушку. Не думай об этом, ты сейчас всё равно ничего не поймёшь. Потом, когда пообвыкнешься у нас, я тебе разъясню, если захочешь. Так или иначе, ты нужен нам.
— Почему я?
— Ну, не то чтобы именно ты. Нужен был человек твоей эпохи, с твоим опытом, фотогеничный…
— Какой? — едва не подавившись десертом, поразился легионер.
— Неважно, — отмахнулся Валерий.
— В общем, мы искали такого парня, как ты. Ухлопали, между прочим, кучу денег, цены на ловушки кусаются, прах их раздери. Так что тебе придётся отработать.
Сервий отпихнул от себя блюдо с фруктами.
— Я уже сказал, что не стану работать на тебя, — проговорил он гордо. — Ни на полях, ни в каменоломнях, нигде. Ты можешь приказать умертвить меня прямо сейчас.
— Ты слишком горяч, — посерьёзнел Валерий. — Работа непыльная, спину гнуть не придётся. Ты нам нужен как консультант.
Сервий попробовал незнакомое слово на вкус. Было в нём нечто римское, и звучало оно достойно. Не хуже, чем «консул».
— Что значит «консультант»? — спросил он угрюмо. — И где я буду жить? И как?
— Совсем другое дело, дружище, — разулыбался Валерий. — А то заладил — «заколоть, умертвить». Жить будешь, как у Христа за пазухой. Ну, не хмурься, не хмурься, со времён Тиберия многое изменилось, отношение к Христу теперь несколько иное, чем у вас. В общем, будешь жировать в доме с другими консультантами, но в отдельной комнате. Все удобства, между прочим: разделённый санузел, кондиционер, телевизор, интернет… Это всё отличные штуки, поверь. А что придётся делать, я тебе сейчас покажу. Пойдём, приятель.