Тачка по виду ничего так, видно, с неё пример берёт, заводится с пол-оборота. Ничего не говорю, только смотрю на Зину. Она спокойно выходит, водила всё внимание концентрирует на нас с Иннокентием. Тот было дёргается выйти, придерживаю его.
Дверь с водительской стороны распахивается. Злыдень вылетает из машины, не удерживается на ногах, катится кубарем, подбодренный пинком. Вот теперь можно и выйти. Чтобы сесть за руль. Права у меня есть, в Синегорске мне на блюдечке любой документ дадут.
— Зин, а теперь обратно его и дубинку держи наготове. Если что, охреначь. Ты знаешь как.
Без водилы на его машине — это незаконно. Поэтому, не дожидаясь, пока парень встанет, Зина тащит его волоком к машине, заталкивает на заднее место. Ошеломлённый парнишка почти не сопротивляется. Несколько моих парней у ремонтируемого дома — он самый ближний к гостинице — наблюдают с огромным интересом, кто-то показывает Зине большой палец.
— Зина, начнёт бузить, ты знаешь что делать.
В такие моменты у неё выражение лица, как у кошки. Не поймёшь — слышит ли, понимает ли. Кошка-то хоть ухом иногда дёрнет.
Но это для чужих. Я-то знаю, что она ни одного слова не пропускает.
Иннокентий садится рядом со мной. Оглядываю знакомое управление, коробка передач механическая. Снимаю с ручника, трогаюсь с небольшим рывком, но когда выезжаю на трассу, начинаю машину чувствовать. По отцовским заветам, он так всегда говорит.
— Я на вас жалобу напишу, — злыдень уже не выглядит злым, всего лишь обиженным.
Начинаю ржать. Смотрю на него через зеркало:
— Слышь, паренёк. Не надо меня смешить, когда я за рулём. Нельзя водителя весёлыми анекдотами от дороги отвлекать. Тем более я не такой уж и опытный автомобилист.
Таксист сам подставился, я в своём праве, и жаловаться ему бесполезно. Общение с моими юристами даром не проходит, многое заходит в голову само. Процесс покупки-продажи товара или услуги на самом деле строго регламентирован законом. Все выполняют правила, не задумываясь, даже не потому, что твёрдо их знают, а просто на автопилоте. Порядок неизменен сотни, а может, тысячи лет. Продавец выставляет товар с ценником, покупатель знакомится или уже знает, что и почём. И когда выражает желание купить — всё, сделка состоялась, и продавец не вправе её отменять. В магазине не имеют права вдруг сказать, что этот товар стоит больше, чем обозначено; не имеют отказать в покупке, если на витрине остался последний экземпляр. Выставленный на прилавке или витрине товар с ценой означает официальное предложение продавца приобрести его покупателю. И после слова покупателя «беру», сделка совершена и отмене не подлежит. В этой процедуре у покупателя даже больше прав. Он, в отличие от продавца, вправе отменить даже осуществлённую покупку. Конечно, для этого веские причины нужны, но тем не менее.
Так что мой таксист никакого права выгонять нас из машины не имел. Он приехал, то есть предложил услугу — мы сели и сказали «поехали». Всё, сделка состоялась. И отменить её можно только с нашей стороны. Если причины есть: вдруг там салон грязный и можно испачкаться.
О цене речи не шло, но это всего лишь значит, что она по умолчанию. В нашем случае –четыреста рублей. Да, вот такие здесь умеренные цены.
Доезжаем до «Космостар.ру». Иннокентий уходит не сразу, нам надо договорить.
— Скорее всего, они за нами успевать не будут, а возиться с доставкой откуда-то ещё мне не хочется.
— Может, будут успевать, — в голосе мужчины неуверенная надежда.
— Если так, то хорошо, а если нет, надо продумывать ещё какой-то фронт работ. О, давай дверями в подъезды займёмся?
— Можно, — Иннокентий уходит общаться с Арсением, а я направляюсь к мэрии.
Подъехав, выходим с Зиной. Наступает пора расплаты.
— Рублей пятьсот с нас, да? — благожелательно смотрю на недовольного жизнью водителя, который даже за руль не спешит. — Плачу тысячу, доплата за развлечение от тебя.
Бросаю купюру на сиденье, идём в городскую администрацию.
Кабинет мэра.
— Миллион, — недлинное слово мэр сопровождает обаятельной улыбкой.
Хороший он человек, никогда долго меня в приёмной не держит, и усы его украшают.
Миллион чего? Динаров, пиастров, золотых луидоров или медных дирхемов? Вот и переспрашиваю:
— Миллион тенге?
— Долларов, Виктор Александрович! — реагирует укоризненно.
Вот теперь приходит время для…
— Скока-скока? — стандартный приём при торге. — Непатриотичную денежную единицу называете, Дмитрий Константинович. Это у нас где-то сто восемь миллионов рублей по курсу? Чересчур!
— Помилуйте, Виктор Александрович! Мы же оба знаем, что для вас это копейки!
— Дело в стиле, Дмитрий Константинович. Я — сторонник бережливости, а не пустого растранжиривания вверенных мне средств. Если не думать о разумности расходов, то капитал любого размера легко уйдёт на ветер.
— Разве моё предложение неразумно? — мэр искренне недоумевает. — Десятки тысяч квадратных метров жилья, десятки зданий…
— Которые гирей висят на вашем бюджете, — сворачиваю в свою сторону.
И торг начинается!
Если он думает, что я внимательно не изучил вопрос, то зря. Представьте пятиэтажную хрущёвку или четырёхэтажную сталинку, это от шестидесяти до восьмидесяти квартир. И заселена только половина, а то и вообще всего несколько семей живут. Отключать отопление ради экономии опасно и денег стоит. Промерзающие зимой квартиры, при резкой смене погоды конденсат, значит, электропроводка под вопросом и водопровод ржавеет. А если канализационный стояк перемёрзнет, а на верхних этажах кто-то ещё живёт? Веселья на весь подъезд. Все коммуникации никак не рассчитаны на автономное подключение отдельных квартир.
Законсервированный дом
Одна из головных болей администрации — постоянное расселение таких малозаселённых домов и их консервация. Но закладывание кирпичами всех окон и дверей тот ещё геморрой. Во всех смыслах: и по деньгам, и по затратам, и по времени.
— Дмитрий Константинович, — обаятельно оскаливаюсь в улыбке, — если я заберу у вас нежилой фонд, вы огромные деньги сэкономите на их консервации, отоплении и всём прочем. Разве нет?
— Но и бесплатно отдать не могу! Ладно, недострой и заброшка, но жилые и живые дома!
— Пока живые, вы забыли добавить, — усмехаюсь сардонически и выбрасываю ещё один козырь, у меня их много: — Сколько лет этим домам? Такого типа здания, насколько я слышал (спасибо Иннокентию), прекратили строить где-то в 60-ых? Хорошо, посчитаем даже от 80-го года. Им по полсотни лет, не меньше!
— Что им сделается? Кирпич — он и через сто лет такой же кирпич…
— А срок жизни электропроводки? Не более тридцати. Значит, её всю менять надо. Водопроводные трубы тоже невечные. Возраст вашего замечательного жилого фонда — от пятидесяти до семидесяти лет. Эти здания снести дешевле, чем ремонтировать.
— Ну, пусть будет пятьдесят, — мэр отступает.
Это хорошо, теперь, когда планка снижена, можно и своё слово сказать:
— Миллион! И не долларов, а рублей. Исключительно на расходы по расселению.
— Виктор Александрович, вы с ума-то не сходите! — возмущается мэр. — Сколько я квартир на эти деньги расселю?
— Вряд ли меньше двадцати, — прикидываю быстро, пятьдесят тысяч на ремонт выделенного жилья и переезд с лихвой хватит. С учётом здешних цен.
— У меня их несколько сотен! — мэр выбрасывает свой козырь.
Козырь-то козырь, но я, не заглядывая в городской бюджет, могу уверенно сказать, что соответствующая статья расходов там есть. Куда уходят деньги реально — другой вопрос, но наличие строки в бюджете, а то и не одной, сомнений не вызывает.
Ухожу, когда удаётся сбить цену до двадцати. Последнее слово оставляю за собой:
— Расселение — исключительно на городской администрации.
И все деньги сразу не дождётся. Порциями, то есть отдельными траншами буду переводить. И смотреть, как деньги расходуются. Да, мы — акулы бизнеса — такие! Хрен из нас так запросто даже копейку выдавишь.
Вечером. Площадь перед мэрией.
Какая-то иномарка. Обхожу, разглядываю. Не разбираюсь в машинах, вроде какой-то китайский или корейский кроссовер.
— Что-нибудь не так? — вопрошает водитель, мужчина средних лет с брюшком и мощными руками.
— Таксист?
— Ну. Куда едем?
Иннокентий и Зина не вмешиваются, наблюдают.
— Работу хочешь? По профилю, — нам придётся помотаться по космодрому и в городе, не покупать же ради этого автомобиль.
Лицом и неопределённым междометием мужчина выражает заинтересованность.
— Хочу зафрахтовать тебя на неделю-полторы.
— Оплата?
— Как обычно. Повременная плюс километраж. Сколько вы за километр пробега берёте?
— Рублей двадцать-двадцать пять, — отвечает честно, примерные цены знаю.
— Тысяча рублей в день и по двадцать пять рублей за километр, — выношу итоговый вердикт. — Обычный рабочий день. В восемь утра подаёшь машину на 113-ую площадку, обедаешь в тамошней столовой, вечером после пяти свободен. Ночевать можешь там же, а хочешь — уезжай домой.
— Согласен, — мужик долго не думает.
— Тогда считай, что нанят, — мы садимся в машину, едем «домой». Сразу срисовываю общий пробег с одометра.
25 июня, вторник, время 10:35.
Байконур, окраина города.
Хороший домик! По двору в сопровождении говорливого хозяина уже прошёлся, сейчас прикидываю, как можно распорядиться комнатами. Всеми семью. Мне по многим причинам отдельная квартира не подойдёт, даже элитная. А вот особняк — самое то. Будет куда машину поставить, где гостей принять. За двенадцать миллионов — и вовсе не рублей, а в шесть раз более лёгких тенге — совсем недорого.
Риелтор, хорошенькая и почти юная казашка, в предвкушении от крупной сделки.
— Значит, двенадцать миллионов? — мы, все трое, стоим в просторной гостиной с большими окнами, Зина поблизости, ближе к прихожей.