— Но ракету жалко. Дорогая, наверное?
— Насчёт стоимости ещё не определились. Когда начнём серийное производство, тогда и будет ясно. Порядка миллиарда рублей на данный момент. Или чуть больше с учётом запуска. Но особых потерь мы не понесли. Ракету, конечно, начинили датчиками по самую крышу, но полезного оборудования она не несла. Грузовой контейнер набили песком для придания нужного веса.
— Выходит, всё хорошо? — в голосе сильнейшее сомнение.
— Всё хорошо будет, когда ракеты начнут летать по расписанию, как электрички. Когда начнёт строиться орбитальная станция, когда наши космические корабли начнут бороздить просторы Вселенной.
Кира хихикает, а я продолжаю:
— Но и тогда найдутся недовольные и тупые хейтеры, которые будут брюзжать через губу: могли бы и быстрее бороздить, могли бы и получше что-то построить, давно надо было экспедицию к Альфа Центавра отправить, а вы всё телитесь…
— Что собираетесь делать дальше?
— Тщательно изучаем и обдумываем результаты, строим следующую ракету. Этим летом — с датой пока неясно — запустим ещё раз. Попробуем вывести в верхние слои атмосферы…
— И взорвать там? — Кира ехидничает.
— Ха-ха-ха, не исключено. Но вообще-то, нам надо как следует испытать основные двигатели. И если их работа не будет сильно отличаться от наших расчётов, то такой результат можно смело считать нашей победой. И победой российской космонавтики в целом.
— В чём будет состоять победа?
— В том, что мы поднимем коэффициент полезной нагрузки до пяти процентов. Возможно, до шести. Это будет рекордный показатель за всю историю мировой космонавтики.
— А какой самый лучший результат? За всю историю мировой космонавтики?
— Сразу оговорюсь, чем ближе к экватору, тем выгоднее запуск. Американцам в этом смысле удобнее. Их мыс Канаверал на 28-ой широте, а Байконур — на 46-ой. И у наших ракет полезная нагрузка равна 3,2% плюс-минус, у американцев всегда было больше. Рекорд принадлежит «Сатурну-5», его заявленная ПН — 4,7%. Но сама знаешь, существует множество злых языков, которые имеют наглость утверждать, что «Сатурн-5» реально никогда не летал.
— Больше не было ни у кого? — Кира благоразумно игнорирует тему «Сатурна-5».
— Нет. Даже у самих американцев.
— За счёт чего вы рассчитываете достичь рекорда?
— Как «за счёт чего»? — страшно удивляюсь. — Мы о чём уже полчаса беседуем? За счёт тоннеля, конечно! Ну сама подумай. Скорость в три Маха обычно достигается, только когда полностью отрабатывает первая ступень. А она самая массивная. У нас же скорость три Маха уже на старте.
— Так обычная ракета уже на большой высоте, — сомневается Кира, а я ей восхищаюсь.
Всё-таки не зря космической тематикой занимается. Что-то знает.
— Если бы ещё и высоту сразу получали, то и ПН была б ещё больше.
Не только Кира, любой специалист со мной согласится.
Дело в том, что потенциальная энергия ракеты на высоте сорок километров и кинетическая на скорости в тысячу метров в секунду примерно равны. Наш весёлый тоннельный старт полностью отменит первую ступень традиционного запуска только при скорости в полторы тысячи километров в секунду. Но при такой скорости мы слишком близко подходим к краю теоретически допустимых нагрузок. В реальности это означает высокую вероятность аварий на полном скаку. Нафига нам это?
Хотя можно прикинуть и такие возможности, но это надо ещё один тоннель строить. Более длинный и с более толстыми стенками. Вряд ли я на это пойду. Долго и хлопотно.
— Какие ближайшие планы?
— Пока своей ракеты нет, без услуг Роскосмоса обойтись не могу. В ближайшее время с космодрома «Восточный» «Ангара» выведет мой спутник на геостационарную орбиту.
— Только один?
— На ГСО «Ангара» в самом тяжёлом варианте «А5» может вывести не более пяти тонн. Наш спутник по массе очень близок к пределу — четыре с половиной тонны. Повесим его над Байконуром. Нам собственная спутниковая группировка нужна, пока пользуемся «глазами» Роскосмоса.
— Значит, будете обзаводиться собственными спутниками?
— Да. Без них никак. За полётами — реальными, а тем более испытательными, — надо следить.
Проектированием спутника занимался сверхнадёжный Куваев Саня. О нём почти никто не знает, и он пока в Москве живёт, аспирантствует. Спутник взлетит успешно — кандидатская у него в кармане.
— Я что подумала, Вить, — до Киры что-то доходит. — Если тебе удастся поднять грузоподъёмность до пяти процентов, значит, уже удастся вывести нашу космонавтику на самые передовые позиции? Ведь такого больше никто не может?
— Пока никто. И ближайшие год-два этот приоритет будет за нами. Но мы тоже на месте стоять не будем. Мы открываем новую эру. Эру международной космической гонки, — незаметно перевожу запланированное в разряд практически достигнутого. — Пять процентов! Кто больше? Что, никого? Продано!
Смеёмся вместе. И это лучшее подтверждение, что всё хорошо. А хейтеры могут облизывать своими длинными языками ржавые якоря в своих задницах.
28 мая, суббота, время 09:30.
Москва, пер. Большой Саввинский, представительство «Ависмо»
Мне бы нагло вызвать к себе. Вот только мои официальные кабинеты на Байконуре, в МГУ кабинет во ВШУИ оккупировали фрейлины. Они меня, конечно, пустят, но если уж чувствовать себя гостем, то чужие кабинеты лучше. Здесь меня встретят со всем почтением и будут облизывать со всех сторон.
Что и подтверждается прямо на пороге приёмной. Несмотря на выходной день, ради меня высокое начальство на месте. Тома встречает ослепительной улыбкой.
— Виктор Александрович, проходите. Игорь Сергеевич вас ждёт, — любопытными глазами стреляет в мою папочку. — Сразу можете что-то заказать. Чай, кофе, коньяк?
Хорошо, что хоть себя не предложила. А то бы не знал, как отказаться от такого роскошного десерта.
— Кофе, обычный турецкий. И вазочку мороженого, если можно. Обычного, сливочного, с ореховой крошкой.
— Вам всё можно, Виктор Александрович, — Тома соблазнительно и многозначительно улыбается и берётся за телефон.
Молодец она. Здорово подыгрывает шефу. Правильно, кстати, делает. За тот заказ, что я принёс, она канкан голая спляшет. Если по-настоящему предана своей фирме и шефу, конечно.
Так же восторженно и с огромной надеждой в глазах меня встречает Трифонов. Трясёт руку, предлагает самое удобное кресло. Норовит устроить в уголке, где у него предусмотрен вариант полусветской беседы о намерениях. Отказываюсь. Ему придётся мои бумаги изучать, лучше уж за рабочим столом.
— Я правильно понимаю, что вы пришли с заказом? — огромная надежда светится в его глазах, и я не мучаю его садистским образом, тут же выкладываю:
— Правильно понимаете. Только меня сомнения мучают, справитесь ли. Уж больно он масштабный.
Надежда в глазах Трифонова тут же сменяется бешеным восторгом.
— Не хотите ли вы сказать, что он больше предыдущего?
— Заметно больше, Игорь Сергеевич, заметно больше, даже не знаю… — удручённо вздыхаю, вжикаю молнией на папке, достаю первую бумагу.
— Вот такой формы плоские листы… какой максимальной толщины вы можете сделать титановый лист?
— Двадцать миллиметров.
— Пусть будет двадцать. Всего нужна сто двадцать одна тонна. Сплав подберите максимальной прочности и вязкости. Вязкость на первом месте.
Вытаскиваю следующую бумагу, Трифонов так же бережно, но цепко подтягивает её к себе.
— Листы. Скажем, шесть метров на метр. Толщина — один сантиметр. Нужен тоже вязкий слав, но в этом случае прочность на первом месте. Слегка изогнутые по длине… — понимаю, что тем самым выдаю, что я хочу строить, но уж больно не хочется самому связываться с обработкой. У нас и так проблем хватает.
— Радиус скругления по длинной стороне двадцать пять с половиной метров. Общий тоннаж — сто шестьдесят тонн.
Следующую бумагу с чертежом Трифонов забирает чуть подрагивающими руками.
— Основной заказ. Вот такая листовая конструкция, как вы разрешили, в два сантиметра толщиной. Общий тоннаж — тринадцать с половиной тысяч тонн.
Заходит Тома, очаровательно улыбаясь и красиво изгибаясь, ставит на стол поднос с кофе и вазочкой мороженого. Трифонов на неё не смотрит. А я глянул, она и уходит красиво. Надо своей Светке сказать, чтобы она иногда тоже так делала. Когда никто не видит.
— Ещё по мелочи вот такие конструкции, трубы, мачты и всё такое.
Пока наслаждаюсь кофе с мороженым, Трифонов постепенно собрал себя в кучу и переходит в рабочий режим. Шлёт сообщение по телефону. Правильно, первым делом надо начальству доложить.
Начальство отзывается почти мгновенно, через пять минут, даже мороженое не успеваю доесть. Но приканчиваю его во время разговора. Абонента на том конце не слышу, но догадаться несложно.
— Да, Владимир Дмитриевич. Какой объём? По телефону даже говорить боюсь. Четверть годового производства, причём на максималках…
Из телефона раздаётся что-то громкое, невразумительное и отчасти нецензурное. Затем рокочущий голос что-то долго втолковывает. В конце разговора Трифонов передаёт трубку мне. Здороваюсь, представляюсь.
— Мой Игорёк ничего там не путает? — спрашивает первым делом.
— Нет. Объёмы в процессе могут измениться, но немного и в сторону увеличения.
— Ёп-тыть, растудыть… — не удерживается высокое начальство. — Хорошо, — абонент переходит на гражданский язык. — Я Игорька предупредил. Если что, звоните мне, я ему ноги вырву и в уши вставлю.
Ржу:
— Зачем же так-то? У меня с ним прекрасные отношения.
— Вот такими пусть и останутся. До свидания. Заходите ещё, мы всегда вам рады.
Ещё бы им не радоваться! Сорок миллиардов на дороге не валяются. Кстати, надо запомнить насчёт ног в ушах. Вроде простенько, но раньше не слышал.
— Виктор Александрович, в ресторан не хотите сходить? Или в другое место? — предлагает Трифонов.
— Некогда мне, Игорь Сергеевич, да и супруги с собой нет.