— И откуда такой нехороший ветер дует?
— Из-за океана. Ты даже не представляешь, как плотно страну американские агенты населили. Наверное, не только американские.
Некий банальный привкус шпиономании меня самого слегка коробит. Но главное — брат воспринимает серьёзно. Да и то, пора уже взрослеть обалдую.
Прощаюсь со всеми. Навсегда или нет, уже не от меня зависит.
7 июля, вторник, время 16:50.
Щёлковское шоссе, Медвежьи озёра.
Майкл Веклер.
Настроение ни к чёрту. Солнечные пейзажи за окном автомобиля не радуют. Будто на прощание предстают во всей красе ясного и тёплого дня. Судя по всему, меня ждёт намного более жаркая Флорида, Космический Центр Кеннеди. Генерал Линёв, босс ЦПК, был по-военному прямолинеен:
— Вы в курсе, что в пятницу сказал наш президент?
Йес, офф кос! Конечно, он был в курсе, но инстинктивно сделал вопросительное лицо. Генерал не замедлил напомнить о специальном заявлении президента РФ, мистера Сазонова.
Тема его короткого спича, опубликованного в пятницу, была одна:
«Американский президент Джей ди Вэнс заявил, что России следует забыть о космических амбициях. Правительство Российской Федерации расценивает это не только как провокационный выпад. Во-первых, это явное нарушение принципа свободной конкуренции, которая является главным мотором развития не только космонавтики. Во-вторых, это враждебная акция, скрытая угроза. Российская Федерация не позволит никому ей угрожать. Поэтому в настоящее время готовится Указ о выходе России из всех совместных с США космических программ и замораживании всех видов сотрудничества».
Первый шок давно прошёл, поэтому удаётся удержать лицо.
— Сами понимаете, что это значит, мистер Веклер. От себя скажу, решение уже принято, скоро придут официальные распоряжения.
— Неужели всё, мистер Линёв? Столько лет плодотворной работы вместе, — по-настоящему, искренне огорчён, хорошо же всё было. — Вы же понимаете, чего только не скажут в предвыборной горячке!
— Согласен, выборы, сгоряча можно и не то сказать. Но как я слышал, там, — генерал показал палец вверх, — многих насторожило то, что эта тема не вызвала возражений у кандидата Барнса. Получается, что по этому вопросу в американском обществе консенсус, всеобщее согласие.
— Это не так! Поверьте! К примеру, я! Я не считаю, что Россия не достойна быть лидером в космосе!
Разгорячился, признаю. На что и указал генерал:
— Мистер Веклер, мне-то зачем доказывать? Не я решение принимаю. На месте президента я бы не стал торопиться и захлопывать сразу все двери. Увы. Не мой уровень. Вы пока можете попрощаться со знакомыми, друзьями. Знаю, у вас они есть…
Но увидеть удалось только нескольких человек, остальные в отпусках — у русских лето излюбленное время отдыха — или в командировках.
Как там русские говорят? Настроение хуже некуда, истинно так.
— Чарли, останови здесь.
Надо напоследок оставить здесь несколько долларов. Хорошее кафе, круассаны не хуже французских, десерт замечательный и кофе умеют делать. И цены очень демократические в недемократической стране, а-ха-ха!
Из остановившегося за машиной с дипномерами серебристого фургона выходит пара человек, лениво оглядываются. Тоже идут в сторону кафе. Опередить их несложно. И надо, чтобы заказ быстрее получить.
При виде улыбчивой и очаровательной баристы с очень выпуклым бюстом настроение поднимается на несколько нанометров. Неожиданно для себя делаю патриотический выбор:
— Американо…
Перечислить остальной заказ не успеваю, меня вежливо трогают за плечо:
— Мистер Веклер?
Вопрос относится явно не к имени. Скорее, приветствие.
Откуда он меня знает? На меня доброжелательно смотрит мужское лицо. Улыбаюсь в ответ, силюсь вспомнить, а он в это время переводит взгляд за мою спину, через которую вдруг всё тело пронзает жгучая ветвистая боль. Вспышка доходит до мозга…
О, майн гат! Где это я? Тело не слушается, его потряхивает на металлической поверхности. В глазах нехороший туман, который разгоняет резкий запах. Нашатырь. Надо мной склонилось несколько лиц в масках. Не понимаю! Отказываюсь понимать! Меня что, похитили⁈ Гражданина США?
Машина, уже понятно, что это микроавтобус, останавливается. От небрежного, но увесистого пинка под рёбра на две секунды замирает дыхание. Защититься не могу, только сейчас понял, что руки скованы за спиной.
— Очухался, пиндос вонючий? — надо мной склоняется лицо в маске.
— Я — гражданин США, — через боль в левом боку выталкиваю слова.
— Так я ж и говорю, — удивляется маска, — пиндос поганый. Ну что, пиндосяра Майки, говорить будем?
— Что вы хотите?
— Сколько заплатил тем козлам, которые недавно ракету на Байконуре взорвали?
— Каким «козлам»? Какая ракета? Факин щит! Я ничего не знаю… — в глазах, ярко справа и бледно слева, взрывается вспышка.
— Будешь нам фуфло гнать, гондон звёздно-полосатый, мы тебя на флаг порежем, — сообщает маска не совсем понятное, но явно угрожающее.
Перед глазами замаячило лезвие, в животе разрастается холодок. Это же гангстеры! Головорезы! В глазах опять вспыхивает, на этот раз наоборот: ярко слева и бледно справа. Закрыться от града ленивых, но тяжелых ударов по лицу и телу невозможно. Попытка лечь набок или живот ни к чему хорошему не приводит.
Мне конец! С трудом справляюсь с волной паники, захлестнувшей разум. Одна мысль держит на плаву, как ненадёжная соломинка: «Им что-то надо, иначе сразу бы убили…»
— Сколько заплатил исполнителем диверсии на Байконуре?
— Двести тысяч… долларов… — проверить всё равно не смогут. А парни те успешно ушли, я это точно знаю.
— А-х-х-а-к! — получаю ещё один удар в корпус. Твёрдым ботинком.
— Не бзди, пиндосяра, — говорит ленивый голос. — Щас нет дураков за копейки подставляться.
Проверить не могут, а не поверить — да. Придётся правду сказать, она больше всего на правду похожа:
— Миллион на двоих…
— Чё-то как-то маловато будет. Пиндосия совсем обнищала?
— И хорошую работу в США.
— Как их звали? Имена! Имена, пиндосяра!
Холодное лезвие прижимается к влажной щеке.
— Григорий и Артур…
Допрос кончается плохо. Во всех смыслах плохо. От меня требуют показать на фото посольства кабинет работника, который со мной в контакте. Тычу пальцем в первое же попавшееся окно. Сжимаюсь от страха — не поверят!
Правую ногу пронзает дикая боль от сильного удара, в раззявленный в крике рот ловко вставляют кляп…
Плохой сегодня день…
Глава 23 Столица — хорошо, а дома лучше
7 июля, среда, время 11:55.
МГУ, кабинет проректора по науке.
Выхожу, утирая лоб. Успел. До обеда успел сдать работу. Сейчас пойдёт обычный цикл: выберут рецензентов, дождутся их заключения, заставят проделать работу над ошибками. Ну, или вообще развернут и, условно говоря, пинка дадут. Кафедра общей физики сдержанно одобрила статью, но это только первая линия обороны и неосновная.
Пришёл к выводу, что можно в открытую публикнуть теоретические исследования в области очистки ближнего космоса от мусора. Тем более что результаты прогона через систему виртуального эксперимента имени Андрея Пескова мы обнародовать не собираемся.
7 июля, среда, время 15:10.
Подмосковное Протвино, полигон МГУ.
Небольшой компанией в шесть человек, двое из которых — я и Зина, наблюдаем захватывающее зрелище через широкое окно с дециметровой толщины бронебойным стеклом. Для тех, кто понимает, — упоительное зрелище.
Шестиметровое в диаметре кольцо внизу — принимающее, опускаемое сверху — добавляемое. Точно такое же: шестиметровое, шириной в двести миллиметров, титановое. Аргон в камере разрежённый, на одну десятую атмосферы.
Вот верхнее кольцо, плотно зажатое таким же кольцевым держателем, раскручивается так, что «пальцы» ротора сливаются в сплошной усечённый конус. Доносится слабый гул электромоторов.
— Восемьсот оборотов в минуту, — объявляет оператор, сидящий за экраном. Он тут главный, пока процесс идёт.
По плану требуемая скорость достигнута. Верхнее кольцо медленно подкрадывается к нижнему. Когда остаётся пара миллиметров, кольцо останавливает вертикальное движение. А, нет! Просто скорость становится примерно такой, как движение минутной стрелки часов.
Спустя несколько долгих секунд касание. Поверхность намеренно грубой обработки, четвёртого-пятого класса чистоты. Полетели густые искры, которые сливаются в сплошную огненную прослойку между двумя гигантскими шайбами.
— Отключаю привод, — объявляет оператор и сразу: — Удар.
«Пальцы», ухватившие верхнюю шайбу, замедляются резко. И как только они, дёрнувшись на тормозящих амортизаторах, останавливаются, в ударном режиме осуществляется прижим.
Зажимы держателя раздвигаются, сам он приподнимается.
— Уводим в шлюзовую камеру, — комментирует оператор. Анатолий его зовут.
На заре космонавтики никто не знал, что металлы в вакууме могут свариваться при обычном контакте. Достаточно потереть их поверхности друг о друга, чтобы содрать окисную плёнку и адсорбированные на поверхности влагу и воздух. Впрочем, последнее в космосе исчезает быстро и добровольно.
Подобному эффекту мы обязаны многими космическими авариями. Как часто бывает, за новые знания платили кровью. Ещё один аргумент против тех, кто норовит бесплатно подарить с огромным трудом добытые технологии чужим дядям. Например, нашим добрым восточным и узкоглазым соседям. Впрочем, политика ещё и не так заставит раскорячиться.
Таких мелких знаний наша технологическая культура в космонавтике хранит великое множество. Хотя бы те же методы противодействия вредному слипанию металлических деталей. Привилегия космических держав. А мы идём ещё дальше, пусть и на микрошажок. Используем этот эффект.
Каким способом надо строить массивные корпуса космических объектов? Литьё отметается сходу по понятным причинам. Сваривание фрагментов в одно целое? Уже лучше, но для мощных броневых листов или плит тоже не очень. Оно и для тонких-то… Всерьёз обдумываю способ запаивания тем же составом металла или сплава. С последующей обработкой.