— Не всё понял, господин министр, из телефонного разговора. Почему вы ничего не можете сделать? Разве это так трудно в своей стране хотя бы задержать нежелательные перевозки?
— Смотря какие перевозки, господин посол, — министр вздыхает. — И почему «нежелательные»? Немножко приоткрою вам суть дела. Нам выгодны эти перевозки, нам выгодна деятельность господина Колчина на Байконуре, и мы, правительство, связаны с ним очень перспективным для нас контрактом.
— В чём суть контракта? — заинтересовывается посол и тут же смягчает неделикатность вопроса: — Нет, мне не нужна конфиденциальная информация, но вдруг я что-то пропустил? Я ведь у вас работаю не так долго.
— Нет ничего проще, господин посол. Договор с Колчиным в прессе не освещался, но особого секрета нет, хотя мы стараемся лишнего не говорить.
— Всё понимаю, господин министр! — Харрис поднимает руки и одаряет министра белозубой улыбкой, вершиной мастерства американских дантистов. — Меня устроят самые общие сведения.
— Мы кредитовали Колчина на очень большую сумму и под очень заманчивые условия. Поэтому он поступил просто: принудительно угнал свой эшелон, а нам прислал вежливое по форме и угрожающее по содержанию письмо.
— Чем же он вам угрожал?
— Видите ли, в любом договоре есть статья о форс-мажоре. Колчин имеет полное право трактовать искусственные задержки поставок именно как форс-мажор. Как он запустит ракету, если не получит двигателей к ним?
— О, господин министр! — такая наивность посла забавляет. — Что вам стоит затянуть рассмотрение его претензий юридическим способом?
— Видите ли, — министр начинает мяться, — договором предусмотрен российский арбитраж…
Лицо посла разочарованно вытягивается.
— Но не только в этом дело. Есть статья в договоре, которую Колчин трактует весьма неприятным для нас способом. Там написано о полноте нашей ответственности в пределах юрисдикции Казахстана. Колчин понимает эту ответственность, как своё право штрафовать нас, уменьшая тело нашего кредита. Считаем это злоупотреблением, но сделать ничего не можем.
— О какой сумме речь? — посол спрашивает весьма деловито.
— Пять миллионов долларов в сутки.
— Не так уж и много, — спокойно реагирует посол. — Можно легко компенсировать.
— Золотом, — уточняет министр. — Физическим.
Посол столбенеет.
21 августа, суббота, 00:01.
Сайт космического агентства «Селена-Вик».
Вкладка «Новости».
Космодром Байконур, СТК (стартовый тоннельный комплекс).
«Завтра, 22 августа 2032 года в 07:00 по московскому времени, будет произведён первый пилотируемый запуск корабля „Вимана-ОМ“ (орбитальная модель) на ракете-носителе „Симаргл“. Корабль будет выведен на НОО на неопределённый срок. Экипаж в составе трёх человек проведёт на орбите не меньше месяца».
22 августа, воскресенье, время 09:20.
Байконур, ЦУП Агентства.
Орбитальный вариант «Виманы» выведен на орбиту без вопросов. Это никакой не прорыв, выход на орбиту проработан. Первое сообщение от ребят с орбиты бури восторгов не вызывает, всего лишь сдержанную радость.
Меня чуть-чуть потряхивает. Это мои парни не сознают, что сегодня мы совершили качественный скачок. Для российской и мировой космонавтики человек на орбите — обыденность, для нас — важная веха.
Сказать, что всё прошло успешно, нельзя. Потому что ничего не прошло, всё только начинается. Мы заложили лишь первый кирпич огромного здания. Второй кирпич положим через три дня. Раньше никак. Только 25-го числа полетит второй корабль, которому предназначено состыковаться с первым. От них начнётся незаметная миру, но великая эпопея строительства орбитальной станции нового типа.
— «Стакан» приземлился успешно, — докладывает дежурный по ЦУПу. — Эвакогруппа выехала.
Киваю. Теперь ждём «Симаргл». Его ждать намного дольше. «Стакан» после выхода из трубы закручивает траекторию полёта к вертикали. За десять секунд после вылета успевает поднять угол с тридцати градусов к горизонту до шестидесяти. К моменту отделения удаляется от точки старта не больше чем на пять — семь километров. Сущие пустяки.
Точка на большом экране разделяется на две.
— Разделение корабля и ракеты-носителя произведено штатно! — объявляет оператор на весь зал.
«Вимана-ОМ» (ОМ — орбитальный модуль) выйдет на орбиту довольно быстро, а вот «Симаргл» придётся ждать. Для полного оборота вокруг планеты ему полутора часов не хватает. Пока ждёшь — не заснёшь, потому что само движение наших ракет вокруг планеты завораживает. Пусть и выглядят они на экране всего лишь точками. Пока у нас пауза, задумываюсь.
Ожидал примерно такого развития событий. Только идя навстречу скептикам — иначе их скептицизм мгновенно бы подскочил до небес, — приводил расчёты, исходя из стоимости запусков в восемьдесят — сто миллионов долларов каждый. До десяти миллиардов, если патриотично оперировать национальной валютой. На деле выходит меньше миллиарда рублей. Вот так вот, господа маловеры! Засуньте свой скептицизм в тёмное место и заткнитесь! Для вывода на орбиту трёх тысяч тонн мне понадобится не десять миллиардов долларов, а меньше одного.
Свои скептические языки они засунут ещё глубже, если узнают, что после полной отработки возвращения «стакана» и «Симаргла» — кстати, «Вимана» тоже возвращаемая — стоимость запуска упадёт до полумиллиарда.
Усмехаюсь про себя. Ничего скептикам говорить не стану. Обойдутся. Все будут знать, что стоимость станции пересекла рубеж в десяток миллиардов долларов. Только при этом они будут «знать», что она тянет на три тысячи тонн, а на самом деле её масса будет на порядок больше.
Кое-что будет ещё, о чём я даже про себя и мысленно не говорю. Секрет даже для своих. Даже для самых близких. Сюрприз будет.
Грандиозная эпопея начнётся через три дня, когда вторая «Вимана» состыкуется с первой.
Смотрю на рисунок, который накидал карандашом по мере раздумий. Два корабля над планетой соединяются тонким штоком. Откладываю в сторону, берусь за другой лист. На завершённый рисунок залипает Зина.
25 августа, среда, время 10:50.
Байконур, ЦУП Агентства.
На завершённый рисунок залипает Медведев. Трудно не залипнуть, когда на бумаге — на этот раз использую ватман А3 — появляется настолько родной облик, который периодически видишь в зеркале. К тому же я не юный натуралист и мелкие недостатки… нет, не ретуширую. К примеру, как спрятать портящую образ родинку на левой щеке? Сделать портрет в профиль справа. И недостатка не видно, и никто не упрекнёт в фальши. Ракурс рисунка — прерогатива художника.
Зампред, слава небесам, обладает вполне импозантным фейсом. Вполоборота к зрителю, целиком повёрнул только лицо. Нарисован по грудь, за ним — огромный экран со стыкующимися кораблями и надписями, указывающими дату, время, координаты и параметры полёта.
— Виктор, это мне? — собственно, зампред почти не спрашивает.
Киваю.
— Жалко не в цвете… — комментирует Кира.
— А у тебя нет знакомых умельцев по графическим редакторам? — идея неоригинальная: раскрасить.
Кира загорается, зампред уточняет:
— Но оригинал — мой.
Условие обойти легко, Кира берётся за смартфон. Зачем забирать рисунок, когда его можно сфотографировать? РИА-Оля тоже здесь, только на этот раз не отсвечивает. Видимо, даже до блондинок начинает доходить, насколько феноменальна скорость наших действий. Ведь только полмесяца назад мы проводили, по сути, испытательный запуск, а сегодня уже рабочий, причём задача поставлена обычная, но далеко не тривиальная. Даже не сегодня, а три дня назад осуществили первый пилотируемый запуск. И всё прошло настолько штатно, что прямо скучно. Будь благословенна такая скука!
Время 11:45.
«Симаргл» проходит над Африкой, завершая второй оборот. Скорость упала до десяти Махов, приближается момент первого «нырка». Над Чёрным морем он и начинается. Возмущённых нот протеста от Грузии и Азербайджана не последовало с прошлого раза, так можно продолжать. Кстати, интересно, почему пиндосы не надоумят Баку? Они, американцы то есть, наверняка за нами следят и знают, что на половине последнего витка ракета опустилась ниже границы «ничейного» неба в сто километров. Заявить шумный протест, сделать гордое лицо — «мы не позволим нарушать наш священный суверенитет», затребовать жирнющую компенсацию за невосполнимый моральный ущерб — это так просто и даже обыденно. И ритуально.
Впрочем, наше правительство поступит так, как ему кажется правильным. То есть неправильно. Но мне начхать.
— Виктор, а если Баку ноту протеста предъявит? — зампред будто подслушивает мои мысли.
— Кому? — страшно удивляюсь. — Мне?
— Причём здесь ты? — отмахивается. — Москве.
— Как причём здесь я? Это моя ракета, то есть Агентства. Это Москва здесь при чём, — удивляюсь ещё больше. — Ну, пусть мне ноту предъявят, я к ней очень внимательно отнесусь. Начну с неё коллекцию казусных и смешных официальных документов.
На мгновенье лицо зампреда освещается сошедшим на него озарением. И тут же он тренированно его гасит. Не приглядываться, так и не заметишь. Надо же! Я ему что, мысль подал? Неужто сам не мог сообразить? А не мог, наверное, привыкли кремлёвские всё на себя брать и за всё отвечать.
— Какие-то основания у них будут, — начинает пробовать на зубок идею со всех сторон. — Да, вы — организация негосударственная, но всё-таки российская, и нарушение международного законодательства — дело чреватое.
— Пусть доказательства предъявляют, — пожимаю плечами. — Откуда они их возьмут? У них нет собственных средств слежения за космическими объектами. Скажут, что американцы свои данные предоставили? А мы скажем, что США — наш глобальный конкурент, почти враг, и подсовывает им фальшивку с провокационной целью нарушить нерушимую и вековую дружбу наших братских стран и народов.
Кира откровенно хихикает, зампред подавляет смешок, даже РИА-Оля несмело улыбается.