— Наверное, тебе виднее, — замечает задумчиво. — Ты не сказал, почему именно сегодня меня пригласил.
— Вы не спросили, вот и не сказал. Всё по-прежнему, я вас приглашаю на ключевые старты. Сегодня мы впервые запустим ракету вечером и сократим разрыв между стартами до полутора суток.
— А до этого промежуток какой был?
— С 21 сентября запускаем ракеты через день. То есть каждый старт требует для подготовки ровно двое суток. Требовал.
— Что раньше мешало?
— Нужен был задел «стаканов». Мы перешли на одноразовый вариант. Это основная причина.
— Почему на одноразовый? Вроде многоразовый выгоднее, — зампред не критикует, проявляет искренний интерес.
— Всё надо обсчитывать. Многоразовость даёт экономию, но не очень большую. Топлива уходит больше, возиться дольше. Если производство одноразовых движков поставлено на поток, то с ними легче. Главное не в этом, конечно. Мы сильно облегчили «стакан», увеличив при этом запасы топлива. Разгон ракеты проходит дольше, заметно возрастает грузоподъёмность…
— Насколько?
— Была тридцать восемь, сейчас сорок восемь, — нахально вру одному из высоких должностных лиц государства, но даже сравнительно скромное число его впечатляет.
Да и не так уж сильно вру. Посчитать ведь можно по-разному.
— Процент полезной нагрузки тоже повысили? — зампред проявляет некоторый уровень компетенции. Выше обывательского.
— Да. И заметно. Отныне он семь целых семь десятых.
— Вы время даром не теряете, Виктор, — глядит с уважением.
«Вы» — это он обо всех нас, обо всём Агентстве.
— Нельзя его терять. Иначе американцы нас обгонят. Вам же не надо объяснять, что они сделают, заняв комнату первыми? Они туда больше никого не пустят.
Зампред согласно кивает. Крышка тоннеля закрыта, работники уходят, мы тоже спускаемся к автомобилям. Для подобных гостей пришлось купить пару красавцев-внедорожников.
— Как думаешь, Виктор, — задаёт вопрос уже в машине, — американцы на Луне были или нет?
— Думаю, нет. Весь смысл их громкого предприятия был как раз в том, чтобы закрыть для нас двери, — прямой вопрос в приватной обстановке требует прямого ответа. Мне не жалко.
Заканчиваю мысль:
— С тех пор мы топчемся на пороге как бедные родственники. А они привыкли чувствовать себя хозяевами.
— В правительстве тобой очень довольны. Вы сильно подстегнули статистику космических запусков.
Вот и дожидаюсь высокого начальственного одобрения. Надо бы воспользоваться моментом:
— Есть просьба, Дмитрий Анатольевич. Подумать о государственных наградах отличившихся. Прежде всего, космонавтов.
— Справедливое ожидание. Поставлю такой вопрос. Но есть и тихо недовольные, — зампред усмехается.
— Роскосмос? — ясное дело, угадываю.
— Да. Считают, ты обходишь их с заказами. Кое-что ты действительно мог им отдать.
— Не мог, — мы уже подъезжаем к ресторану в жилищном комплексе. — Они не умеют делать движки нашего уровня. У меня, кстати, тоже претензии есть. Гиперзвук нам так и не дали.
— Но ты как-то обошёлся?
— Пришлось изобретать велосипед, Дмитрий Анатольевич. И подозреваю, наш «велосипед» резвее получился.
Выходим из машины перед двухэтажным широким зданием. Тут и столовая, и кулинария, и кафе, а на втором этаже — небольшой ресторан и бар. Туда мы и поднимаемся.
Набираем на всю компанию всего и получше. В конце официантка принесёт счёт, и я величественной росписью отправлю его на оплату в нашу бухгалтерию. Высоких гостей мы кормим бесплатно. Ну и сами заодно…
— А ещё на тебя жалуется «Росатом», — зампред пристраивает салфетку под горло.
— Им-то чего? — удивляюсь несказанно.
— Что-то ты им обещал и не сделал, — пожимает плечами. — Подробностей не знаю.
— Ничего такого не помню, — тоже дёргаю плечами. — Но «Росатом» нам понадобится. Хотим купить у них ядерный привод. Проект «Зевс», вроде так называется.
— А если запросят миллиард? — усмехается зампред, расправляясь с овощным гарниром. — И не рублей, как ты догадываешься.
— Поторгуйтесь от моего имени, Дмитрий Анатольевич, — не пугаюсь гигантской суммы. — Считайте миллиард долларов верхней планкой. Пока ни один реактор столько не стоит.
— АЭС стоит намного дороже, — зампред быстро приходит в себя от моей равнодушной реакции на гигантскую величину возможного контракта.
— АЭС — это не только реактор. К тому же их там несколько.
Мы приканчиваем свои порции узбекского плова. Зампред взял себе в привычку приобщаться к местной кухне, а я проявляю солидарность.
ЦУП.
Гости заворожённо, а я почти равнодушно, наблюдают процесс запуска. Красочно и феерично разлетается на обломки «стакан», догорая в воздухе. «Симаргл» уверенно продолжает полёт.*
8 октября, пятница, время 15:05.
США, Пустыня Большого Бассейна, штат Невада.
Майкл Веклер.
По наклонной насыпи, на одной линии с тоннелем и с таким же углом к горизонту в двадцать градусов, едет вагонетка. Тащит её электролебёдка, установленная на вершине насыпи. Отказался от прокладки рельсов. Ни к чему лишние расходы. Так что тележка на резиновом ходу.
Сейчас она достигнет верхней горизонтальной площадки, крепкие мужчины в оранжевых робах откроют торцевой борт и коленчатым домкратом поднимут противоположный край. Очередная порция измельчённой породы немножко увеличит насыпь с обратной стороны.
— Майк! — из мобильного пункта управления, который разместился в просторном трейлере, выглядывает загорелое лицо Джефа Рубина.
Подхожу к длинному корпусу, на котором написано «ClarkKiewit».
— Всё в порядке? — по лицу Джефа не скажешь, что произошло нечто ужасное. Какие-то нейтральные новости.
— Оператор сообщает, что наткнулись на крупную гранитную скалу.
По приглашающему жесту Джефа захожу внутрь и только здесь в тепле понимаю, что немного озяб. Сегодня прохладно, градусов шестьдесят — шестьдесят пять (по Цельсию 15–18). Как-то быстро я отвык от московского климата. Хотя сегодня ещё неприятный ветерок дует.
— Нам это помешает? — берусь за чашку горячего кофе от гостеприимного хозяина.
— Нет, — Джеф отпивает глоток. — Замедлит, но мы к этому были готовы. А ещё к тебе гости едут. Только что звонили.
Чарльз Брендон, мой непосредственный куратор от НАСА. Прибывает через четверть часа.
— Итан Стеннер, — после приветствия представляет своего спутника, худощавого парня в очках. — Ведущий инженер Джефа Безоса (владельца компании Blue Origin).
Обмениваемся рукопожатиями.
— Зайдём внутрь, — приглашаю к Джефу, собственно, это наша общая штаб-квартира. — Погода нынче московская, то есть мерзкая.
Брендон охотно заржал на немудрящую остроту, Итан вежливо улыбается. Рубин деликатно оставляет нас, уходя в командный модуль. Мы располагаемся в гостевом. Брендон становится серьёзным:
— Как у тебя дела, Майки?
Быстро докладываю. Особых новостей нет, мы только начали. Пройдено девятьсот шестьдесят пять футов (примерно триста метров) с заглублением на триста тридцать (сто с половиной метров). То и дело встречаются скальные породы, что замедляет процесс.
— То, что замедляет, это плохо, — замечает Брендон.
— Некритично, Чарльз. Речь идёт о нескольких сутках, максимум, недель отодвигания конца строительства.
— Ты новости смотришь, Майк?
— Здесь доступ в интернет очень медленный. У меня терпения не хватает, Чарльз.
Брендон задумчиво кивает. Лицо его делается почти хмурым:
— Твой крестник, русский космический мальчик, сумел нас удивить. Очень неприятно.
Делает многозначительную паузу, терпеливо жду.
— С начала этого месяца, а вернее, с конца сентября он перешёл на невероятно форсажный режим запусков. Два старта проходят за трое суток. Когда узнал, долго не мог поверить. Посчитал блефом. Однако наблюдение с орбиты подтверждает декларацию его Агентства.
Неприятно, оф кос. Для всех, но не для меня. Делая вид, что задумался, опускаю глаза. Надо притушить собственное воодушевление, невольно меня охватившее. Мальчик Колчин продемонстрировал всему миру возможности тоннельного запуска. Поистине революционный способ. Как многозарядная винтовка с патронами по сравнению со старинными дульнозарядными мушкетами. А то и арбалетами. Но есть вопросы.
— Чарльз, я полагаю, дело не только в тоннельном запуске. Русские ещё и ракеты лепят, как гамбургеры в Макдональдсе. Я что-то не могу представить такой скорости изготовления ракет. Это всё-таки не автомобиль.
— Они переняли от нас технологию многоразового использования, — кривит лицо Брендон. — И даже дальше пошли, возвращают на Землю все модули. Правда, в последнее время отказались от многоразовости первой ступени. И вот тут хочу спросить тебя. Зачем они это сделали?
Быстро прокручиваю в голове возможные аргументы. Их два.
— Скорее всего, это значит, что они сделали выбор в пользу грузоподъёмности за счёт удорожания старта. Смотри сам, Чарльз! На возвращение нужно тратить топливо, размещать парашютную оснастку. Это первое. Во-вторых, одноразовые двигатели заметно легче многоразовых. В итоге за счёт дополнительного топлива и облегчения русские подняли грузоподъёмность. На сколько, не скажу, считать надо, а исходных данных у нас нет. Или есть?
Брендон отрицательно мотает головой.
— На твой тоннель, как понимаешь, мы начинаем возлагать особые надежды. Что толку от «Старшипов» с их грузоподъёмностью в сто восемьдесят тонн, если старт требует подготовку в полтора месяца? За этот срок русские выведут на орбиту пару десятков ракет. Даже если они поднимают всего двадцать четыре тонны, сколько это будет всего?
— Четыреста восемьдесят тонн, — впервые открывает рот Итан.
Смотрим на него с невольным уважением. Человек-калькулятор!
— Только вы ошибаетесь, Чарльз, — продолжает он. — Если русские тратят на каждый старт полтора дня, то за полтора месяца они запустят не двадцать, а тридцать ракет. Так что выведут на орбиту семьсот двадцать тонн.