Надо признать, отчасти сработало. Доктор Блюм согласно кивнул, давая понять, что несмотря на жуткое состояние десантник вполне дотянет до убежища даже вне медицинской капсулы — продолжая валяться на полу посреди рубки. Поэтому Ниамея уже не отводила от меня глаз, ожидая, что же я отвечу Барнсу.
Но у меня доверия его обещаниям не было. Ни крупицы.
Да, я не сомневался, что убежище существует. По всей вероятности, это был один из тех старых подземных комплексов, заброшенных на периферии обитаемой зоны. Но верить, что внутри него мы все заживём мирно и дружно, забыв, кто кого предал, кто кого бил, кто кому угрожал смертью — это было бы верхом наивности.
Скорее всего, именно в эту удобную, успокаивающую ложь и вцепилась в панике Маэда — напуганная, измученная, готовая принять любую иллюзию безопасности, лишь бы не сталкиваться лицом к лицу с Пожирателями.
Но я — не она.
Я не верил.
Потому что знал наверняка. Потому что видел этот проклятый план. Чёрным по белому, без обиняков, там значилось: капитан «Церы» — мёртв. Не арестован, не передан властям в обмен на награду. Просто мёртв. Без каких-либо вариантов или компромиссов. Если я выживу и, что ещё хуже, доберусь до космопорта целым и невредимым, вся эта тщательно спланированная многоходовая комбинация — подставной арест, угон корабля, рискованное пересечение множества границ — попросту теряет всякий смысл. Им не выплатят ни единого кредита за угнанную «Церу». Моя смерть была краеугольным камнем их аферы.
Именно поэтому я знал — Барнс лжёт. Возможно, не во всём. Возможно, часть сказанного — правда, аккуратно перемешанная с ложью. Но суть оставалась неизменной. Он скрывает главное. Он не договаривает. И в этой недосказанности точно крылась угроза — не только мне, но и каждому, кто всё ещё надеялся, будто из этого ада можно выйти, заключив выгодную сделку.
— Он боится, что мы всё равно его убьём, — Флако, видимо, утомившись от стояния, бесцеремонно уселся в капитанское кресло, не сводя при этом бдительного взгляда с Ниамеи.
Внезапно мои самые мрачные опасения прозвучали вслух, и, как ни странно, от этого стало немного легче. Чьи-то чужие слова порой обладают большей убедительностью, чем собственные, мечущиеся в голове мысли.
— Капитан Декстер Гхар умрёт в любом случае, — без малейшей попытки отрицать мои страхи констатировал Ллойд Барнс. — Однако, — он сделал театральную паузу, приподняв палец, — телу вовсе не обязательно умирать вместе с именем.
— Вот с этого и нужно было начинать, умник, — хмыкнул Флако, лениво почесывая подбородок, — а не размахивать скальпелем перед носом.
Вот теперь передо мной наконец-то во всей своей циничной красе предстал их истинный замысел.
Стало совершенно понятно, почему в каждом взгляде, которым Барнс одаривал голографическую проекцию корабля Пожирателей, сквозило столько странного тепла. Эти жуткие создания не только помогли ему вынудить перепуганную Маеду занять нейтральную позицию, сделав ее, по сути, невольным соучастником их плана, но и подарили Барнсу уникальный шанс «умереть» для всего остального мира, чтобы затем начать совершенно новую жизнь с чистого листа. Основная задача мадам Элоис заключалась вовсе не в том, чтобы лгать обо мне, а в том, чтобы убедительно засвидетельствовать смерть Ллойда Барнса. А «Цера» в этой циничной игре была всего лишь приятным стартовым бонусом, но далеко не главным.
Внутри меня на какое-то мгновение робко колыхнулось теплое чувство вновь обретенной надежды. Вполне возможно, что Барнс вовсе не тот безумный мясник, которым так старательно пытался себя показать. Вполне возможно, что все, что нам довелось увидеть, было тщательно срежиссированным спектаклем, призванным запугать и подчинить. Чем сильнее напуган человек, чем ближе он чувствует дыхание смерти, тем охотнее он хватается за любую, даже самую призрачную возможность спастись. Перепуганная до полусмерти Маеда была тому отличным, наглядным примером.
Я прикрыл глаза, пытаясь унять дрожь, пробежавшую по телу. Надежда… Какая наивная глупость. Барнс не был безумным мясником просто потому, что его расчетливая жестокость была куда страшнее любого безумия. Он был пауком, терпеливо плетущим свою сеть, а мы — мухами, уже угодившими в неё. И эта «новая жизнь», которую он сулил… она пахла кровью и предательством. Моей кровью.
Тишина на мостике стала почти осязаемой. Флако перестал ёрзать в кресле, его взгляд буравил Ниамею, которая, в свою очередь, не сводила глаз с меня. Она ждала. Ждала моего решения, моего следующего шага в этой смертельной партии. Барнс, с его фальшивой, понимающей улыбкой, тоже ждал. Он уже предвкушал свою победу.
Я медленно выдохнул. Гнев, страх, отчаяние — всё это бурлило внутри, но сейчас нужно было другое. Холодный расчет. Если есть хоть один шанс из тысячи, за него нужно цепляться. Даже если этот самый шанс предоставляет тебе твой будущий убийца.
— Хорошо, Барнс, — мой голос прозвучал на удивление ровно, хотя внутри всё сжималось от отвращения. — Допустим… допустим, я готов рассмотреть твоё… щедрое предложение. Умереть, чтобы жить, — я позволил себе кривую усмешку, — звучит интригующе, не правда ли? Почти поэтично.
Ллойд снисходительно кивнул, его глаза хищно блеснули:
— Я рад, что мы начинаем находить общий язык, капитан Гхар. Или как тебя там будут звать в твоей новой, надеюсь, долгой жизни.
— Однако, — я поднял руку, прерывая его, — есть одно условие. Небольшое, но важное. Капитанские коды доступа. Они остаются у меня. Пока. До тех пор, пока я не буду абсолютно уверен, что твоё гостеприимное убежище — не газовая камера с видом на астероиды, а твоё слово действительно чего-то стоит. До тех пор, пока я не увижу Грона в медицинской капсуле, живого и идущего на поправку. Тогда мы вернемся к этому разговору.
Взгляд Барнса на мгновение стал жестким, как сталь. Промелькнула и погасла искра раздражения. Он оценивающе смотрел на меня, словно взвешивал на невидимых весах мою дерзость и свою нужду во мне — или, вернее, в корабле, который я всё ещё контролировал.
«Коды — мой единственный реальный рычаг», — стучало у меня в висках. — «Единственная тонкая ниточка, удерживающая его от того, чтобы прикончить меня на месте. Отдать их сейчас — значит, подписать себе смертный приговор с отсрочкой в несколько часов, не более».
Наконец, Ллойд медленно кивнул, на его губах снова появилась маслянистая улыбка:
— Разумно, капитан. Весьма разумно. Доверие — вещь хрупкая, его нужно заслужить, выстроить по кирпичику. А ты, как я погляжу, опытный строитель. Пусть будет по-твоему. Пока. Мы же не хотим лишних осложнений на пути к нашему общему светлому будущему, не так ли? — он сделал едва заметный жест Флако. — Однако, для всеобщего спокойствия… и чтобы никто излишне не нервничал и не наделал глупостей… вам с вашей отважной пилотессой придётся примерить кое-какие модные аксессуары. Стандартная процедура для… гостей высокого статуса. Чистая формальность, уверяю вас.
Флако, ухмыляясь, шагнул вперед, извлекая из подсумка на поясе два массивных металлических браслета. Кандалы. Тяжелые, тускло поблескивающие в аварийном освещении мостика. Такие использовали охотники за головами для транспортировки особо опасной добычи. Широкие, с интегрированными энергоблоками, способными, без сомнения, доставить немало неприятных ощущений при попытке сопротивления.
Ниамея даже не дрогнула, лишь её взгляд, направленный на Барнса, стал ещё более ледяным. В нём плескалась такая ярость, что, казалось, она способна испепелить. Но она молчала ради Грона.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — процедил я, впрочем всецело осознавая бесполезность спора. — Мы же договорились о сотрудничестве.
— Сотрудничество сотрудничеством, капитан, — мягко, почти по-отечески проговорил Барнс, — а порядок есть порядок. Это поможет нам всем чувствовать себя… увереннее. Флако, будь любезен. Не слишком туго.
Флако с видимым удовольствием приблизился ко мне. Я стиснул зубы, но не сопротивлялся. Бессмысленно. Сейчас любое сопротивление будет лишь глупой бравадой, которая ни к чему хорошему не приведет. Холодный металл обхватил мои запястья, раздался тихий щелчок замыкающего механизма. Неприятное ощущение чужеродного веса, символ моего бессилия. Затем он проделал то же самое с Ниамеей. Она приняла это с каменным лицом, но я видел, как напряглись её челюсти. При этом Флако отрегулировал её кандалы, сделав их более свободными, чтобы девушка смогла беспрепятственно управлять «Церой».
— Вот и прекрасно, — удовлетворенно кивнул Барнс, оглядывая нас. — Теперь, когда формальности улажены, можем приступать к делу. Мисс Ниамея, прошу занять ваше рабочее место. Уверен, ваши выдающиеся таланты нам ещё очень пригодятся, чтобы добраться до нашего тихого уголка незамеченными.
Ниамея, не говоря ни слова, прошла к креслу пилота. Её движения были точными и экономными, даже в кандалах. Она быстро проверила основные системы, её пальцы привычно легли на холодные рукоятки управления.
— Координаты? — её голос прозвучал ровно и бесстрастно, словно она просто собиралась выполнить очередной рутинный полет. Но я видел, как подрагивают её ноздри.
Барнс медленно продиктовал координаты, затем повторил их ещё раз, что пилот сверилась и убедилась в правильности набора. Как вдруг ниамея встревоженно подняла голову.
— Только есть проблема, мы пока не можем лететь, — произнесла она негромко, но в наступившей тишине её слова прозвучали как удар грома. — Пожиратель. Он всё ещё на пассивных радарах. Висит там же, ксатор его дери, как приклеенный.
На мостике повисло гнетущее молчание. Все взгляды были прикованы к главному тактическому дисплею, где в углу тускло мерцала крошечная точка, обозначающая вражеский корабль. Далеко, на грани чувствительности пассивных сенсоров, но она оставалась там.
Если во время переговоров всем было плевать чем занимался корабль Пожирателей, то теперь к нему оказалось приковано всё наше внимание.