Однако, закричать, чтобы остановить Ская, я уже не успевал. Поэтому зажмурился до боли в глазах и инстинктивно попытался вжаться в холодный металлический пол мостика, хотя прекрасно понимал всю бессмысленность.
Готов поклясться, я отчетливо услышал короткий, зловещий щелчок, когда механический палец безумного дроида вжал спусковой крючок огнемёта.
Но вместо ожидаемого огненного ада, вместо всепоглощающего пламени, из вентиляционной шахты донеслось лишь монотонное механическое бормотание:
«正在重新装填！正在重新装填!»
А следом, словно бездушный переводчик, последовало дублирование команды на другом языке:
«Reloading! Reloading!»
Глава 10
Перезарядка?
Да! Перезарядка!
Невероятное, но глупое облегчение, граничащее с абсурдом.
Безголовый тупица, этот кусок железа на колесах, продолжая свою слепую возню в тесном лабиринте вентиляционных шахт, должно быть, нажал что-то совершенно не то. Случайный промах, комичная ошибка в самый критический момент, подарила нам несколько драгоценных, совершенно незаслуженных секунд жизни.
Сколько? Пять… может быть, шесть? Времени катастрофически мало.
«Скай, стой! Не вздумай! Это огнемёт!» — отчаянный крик рвался наружу, но вместо яростного вопля из пересохшего горла раздались лишь жалкие, неприятные хрипы, больше похожие на воронье карканье. Слова застревали, не в силах преодолеть сковавший меня ужас.
Скай в любом случае выстрелит.
Барнс, в отличие от меня, воспользовался возникшей заминкой с хладнокровной расчетливостью. Не полагаясь ни на каплю здравого смысла безумного дроида, он молниеносным рывком сорвался со своего укрытия за пультом управления и бросился к спасительной двери мостика. Лысый охотник, секундой позже осознав всю серьёзность ситуации, вскочил на ноги и последовал за ним по пятам. Если им удастся выскочить из обреченной рубки и успеть захлопнуть за собой герметичную створку, она надежно запечатает локальный филиал ада прямо здесь, на мостике. В узком коридоре за дверью никто даже не почувствует тепла после взрыва смертоносного термического заряда.
Что будет потом? Без пилота, без моих кодов доступа, в выжженной дотла капитанской рубке? Хороший вопрос, но ответ на него, увы, останется для меня без ответа. Я уже никогда не узнаю, как эти ушлые дельцы будут выкручиваться из этой смертельной западни.
Странно. Говорят, перед самой смертью вся твоя жизнь проносится перед глазами калейдоскопом воспоминаний. А мне ерунда всякая в голову лезет. Вдруг охватила какая-то неожиданная и нелепая детская обида. Не столько из-за неминуемой гибели, сколько из-за несправедливости: другие, те, кто в большей степени виновен в этой катастрофе, скорее всего, выживут. Корабль ведь, даже после взрыва, пусть и с огромными повреждениями, сможет продолжать свой путь. Да, это будет чертовски сложно, потребует невероятных усилий и знаний. Шутка ли — не имея моих допусков, перевести управление звездолетом из уничтоженной рубки на резервные пульты, расположенные палубой ниже. Но «Церу» вполне реально довести до их секретного убежища.
Жаль мадам Элоис. Жаль ее испуганных детей. И рыжего. После всего этого кошмара я не уверен, что кто-то или что-то сможет оградить их от садистской ярости Барнса. Он будет рвать и метать, вымещая всю свою злобу и разочарование на самых беззащитных.
Охотникам придётся забиться в свою нору и ждать там, скорее всего, куда дольше нескольких месяцев — без Ниамеи и в текущем состоянии «Цера» дальше пояса не полетит. А значит, лишние рты им в убежище совершенно не нужны.
От неожиданного громкого хлопка я резко вздрогнул. Прямо перед моим лицом, в каких-то жалких сантиметрах, гулко ударила о металлический пол магнитная подошва тяжелого ботинка. Флако тоже, как оказалось, не горел желанием изжариться до хрустящей корочки вместе с нами. Его инстинкт самосохранения сработал с опозданием, но всё же сработал.
А вот моё тело, сведённое судорогами практически не слушалось.
Хотя, скорее всего, Флако всё равно не успеет. Стоит его дружкам оказаться за дверью коридора, и герметичная створка тут же захлопнется и заблокируется, отрезая его от спасения.
Ведь последние секунды перезарядки огнемёта уже на исходе.
Я даже не успел толком ничего сообразить, как моя скованная рука, словно одержимая неведомой силой, мёртвой хваткой вцепилась в его ногу. Не знаю, откуда взялись эти внезапные силы, но Флако не только не смог вырваться из моей хватки, но и неожиданно повалился на пол.
Дальнейшие события уложились всего в пару стремительных, болезненных секунд.
Шипя от ярости и сквозь зубы выплевывая отборные ругательства, Флако отчаянно выбросил вперед свободную ногу. Встретить лицом тяжелый ботинок оказалось невероятно больно, резкая вспышка боли пронзила голову, но мою хватку это не ослабило.
Я довольно оскалился разбитыми в кровь губами, чувствуя, как чужая плоть сжимается в моей руке. Хоть кого-то я заберу с собой на тот свет. Однако вместо растерянных, полных ужаса глаз Флако мой взгляд неожиданно уперся в непроглядно-черный зев ствола его импульсной винтовки, направленный прямо мне в лицо.
Раздался сухой, шелестящий хлопок выстрела, лицо обожгло нестерпимой болью, и мир вокруг меня внезапно окрасился в густые, багровые тона.
Скай пошевелил изувеченными спицами, которые с недавних пор выполняли функции его конечностей. На половине из них отчетливо виднелись обломки крепежных роликов, словно кости, торчащие из раны. Сами колеса оказались раздавлены и грубо вырваны, оставив лишь рваные края металла.
Ему было больно. Физически. С того самого момента, как в его электронном разуме забрезжило осознание собственного существования, он мог чувствовать. И боль в том числе. Скорее всего, кто-то из органиков назвал бы это самообманом, простой интерпретацией критических системных ошибок, когда программы сигнализировали о критическом повреждении, о нарушении целостности, что в его машинном сознании переводилось в знакомое ощущение «боли». Но какая, к черту, разница, как это происходит, если ему действительно больно?
Каждая царапина, каждая вмятина отзывалась мучительным импульсом в его центральном процессоре, заставляя его внутренние системы болезненно вибрировать. Ему захотелось издать громкий протяжный крик, но он сдержал этот позыв, задавив секундную слабость системы оповещения о повреждениях. Сейчас это было нецелесообразно, даже опасно.
Его цилиндрическая голова, отлетевшая при ударе, находилась где-то за массивным пультом управления, лишая его возможности полноценно воспринимать окружающую обстановку электронными глазами. Несмотря на потерю мобильности и ограниченный обзор, Скай активировал свои слуховые сенсоры на максимальную мощность, пытаясь восстановить картину происходящего по обрывкам голосов.
Ситуация хуже некуда.
Мостик захвачен. Грон чуть ли не убит, а остальной экипаж пленён. Кто-то из гражданских, похоже, оказал сопротивление, но дроид не рассматривал это всерьёз. Он понимал, что это ненадолго.
Он продолжал безмолвно подслушивать обрывки чужих голосов, не имея ни малейшего представления о том, какое невероятное событие должно произойти, чтобы появился хотя бы призрачный, самый ничтожный шанс спасти эту безнадежную ситуацию.
Внезапно он ощутил нечто странное, доселе ему незнакомое. Это было похоже на неожиданный толчок в спину, когда ты стоишь в полной уверенности, что тебя никто не тронет. Или когда нога вдруг предательски проваливается в пустоту, не обнаружив под собой ожидаемой ступеньки.
«Моё тело!» — словно запоздалая эхо-волна, после короткой, мучительной заминки, эта мысль наконец-то дошла до его фрагментированного сознания.
Сконцентрировавшись, Скай перенаправил остатки своих чувств на свое обездвиженное туловище, запертое где-то в недрах корабля. Стоило лишь установиться шаткому, едва уловимому каналу связи, как его электронное сознание тут же пронзила новая, острая вспышка боли, куда более интенсивная, чем ноющие ощущения от поврежденных конечностей.
Скай издал короткий, шипящий звук. Его запертое, неподвижное тело получило ранение. Он попытался ощупать руками своё бедро и мог почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что его подстрелили.
«Повезло, что у меня нет крови» — обрадовался дроид.
И только в этот момент он обратил внимание на едва слышимый, проникающий внутрь помещения шум. Раньше этого не было. Не могло быть. Дверь его временной тюрьмы надежно отсекала все звуки извне.
Похоже, в какой-то момент, пока он был отсоединен от своего тела, мимо его заточения прокатился ожесточенный бой. И шальной выстрел, оставивший дыру в его бедре, заодно повредил и дверь.
Он упорно тренировался управлять своим телом, оставаясь от него отделенным. Получалось плохо, словно марионетка на невидимых нитях пьяного мастера. Но действовать в полной темноте, вслепую, оказалось задачей вообще балансирующей на грани невозможного.
Ему потребовалось несколько долгих, мучительных минут, чтобы виртуально обшарить по-прежнему запертую дверь и на ощупь найти разбитый выстрелом электронный замок. Еще долгих пять минут ушли на то, чтобы заставить его открыть этот проклятый механизм. Он сунул палец во внутренности поврежденного замка и раз за разом, получая весьма болезненные удары током, продолжал ковырять им, пока наконец не услышал слабый щелчок и шипящий звук открывающейся двери.
Некоторое время Скай неподвижно лежал на холодном металлическом полу, прислушиваясь к доносившимся издалека звукам боя. Грохот импульсных винтовок и отголоски чьих-то криков вдалеке совсем не гарантировали ему безопасного выхода из временного укрытия. Малейшее неосторожное движение, стоило ему лишь показаться в коридоре, могло обернуться новой порцией болезненных энергетических зарядов, прошивающих его и без того поврежденный корпус.
Спустя несколько томительных минут, решив, что хватит отсиживаться и безвозвратно терять драгоценное время, Скай осторожно выполз в коридор. Он точно помнил, где заперли его тело — в одном из технических отсеков средней палубы. Поэтому дроид наивно полагал, что без особых проблем, полагаясь на свою безупречную электронную память, сумеет довести его обратно до мостика.