— Ну чего вы сразу все скисли? — беспечно продолжил Скай, пощелкивая манипуляторами. — Это всё случилось очень и очень давно, настолько давно, что нам до этого нет никакого дела.
— Думаю, Скай прав, — после недолгой паузы высказался Войтов.
— Согласен, — кивнул Хотчкис. — Но думаю, что на сегодня достаточно и стоит вернуться на «Церу». Заодно и образцы доктору доставим. Просто так. На всякий случай.
Глава 21
Доктор Блюм, склонившись над голографическим экраном в медотсеке, сфокусированным на пульсирующих трехмерных моделях клеток, наконец выпрямился. Его взгляд, обычно утомленный долгими часами работы, сейчас светился странным, почти детским удовлетворением, словно он только что разгадал давно мучившую его загадку.
Рядом с ним, перебирая манипуляторами, замер Скай. Дроид, казалось, впервые за долгое время демонстрировал нечто, похожее на сдержанное волнение.
— Самый обычный человеческий биоматериал, — произнес Блюм, его голос звучал спокойно и буднично. — Образцы принадлежат двум разным людям. Ничего чужеродного, что могло бы быть связано… ну, вы понимаете. Никаких следов ассимиляции, гибридизации или патогенов внеземного происхождения. Никаких аномальных биосигнатур, характерных для…
— Для Пожирателей, — закончил за него я, чувствуя, как с плеч спадает невидимый груз. Общее облегчение было почти осязаемым, словно воздух в отсеке стал легче, а на лицах присутствующих появилась тень улыбки.
Так и есть. Мы взяли пробы из двух разных мест. Оба образца оказались чисты.
— Думаю, следы мог оставить дроид боевой модели, — немного взволнованно произнесла Лена, — Простите, что сразу не догадалась.
А ведь и правда.
Страх перед Пожирателями был настолько силён, что мы даже не подумали о более прозаичном объяснении.
Те же самые абордажные дроиды класса «Богомол», которыми нас атаковала команда Ниамеи, с легкостью могли и не так изрезать стены и пол, убивая свою цель. Их острые, выдвижные клинки, способные пробивать легкую броню, могли оставлять те самые глубокие борозды, которые мы ошибочно приняли за следы чудовищных когтей.
В любом случае, несмотря на изначальную радость от неподтвердившегося присутствия Пожирателей, нельзя было расслабляться. Одни чудовища заменялись другими, пусть и созданными человеческими руками.
Возможное наличие на ковчеге «дремлющих» боевых дроидов не внушало оптимизма.
На секунду в воздухе повисло молчание, прерываемое лишь тихим гудением систем жизнеобеспечения.
— Да с чего нападавшим оставлять здесь своих дроидов? — хмыкнула Ниамея.
— А если это не их? — я сам не понял, почему эта мысль пришла мне в голову. — Что, если это были дроиды защиты Ковчега? Что, если они часть здешней системы безопасности?
Принимая во внимание колоссальные размеры Ковчега и полное отсутствие у нас схем его внутреннего устройства, даже Ниамея с её обширными познаниями в кораблестроении спасовала перед этим лабиринтом, было решено вновь разделиться на небольшие исследовательские группы.
Нам предстояло провести тщательный осмотр множества отсеков и палуб, прежде чем повезёт обнаружить столь необходимые нам ресурсы или получить хоть какое-то представление о текущем состоянии ковчега и потенциальных опасностях. Учитывая нестабильность и ограниченный радиус действия внутренней связи на ковчеге, мы договорились о том, что каждая группа будет возвращаться к «Цере» с наступлением вечера. Это позволит нам обмениваться собранной информацией, обсуждать находки и составлять детализированный план уже исследованных зон. Возможно, анализ полученных данных поможет определить наиболее перспективные направления для дальнейших поисков на следующий день, оптимизируя наши общие усилия.
Тем не менее, перед тем как группы разошлись вглубь Ковчега, каждая из них получила дополнительное снаряжение. Помимо стандартных инструментов и средств связи, мы снабдили всех парой самодельных устройств.
Первым был сканер, тщательно отрегулированный и настроенный на обнаружение любых активных дроидов или автоматизированных систем, которые могли еще функционировать на борту.
Проверили на Скае. Дроид пытался прятаться, но сканер помогал его находить.
Вторым изделием стала самодельная электромагнитная пушка, способная выводить из строя электронные устройства на дистанции около трёх-четырёх метров.
Опытный образец электромагнитной пушки, созданный Леной в коллаборации с Хотчкисом, представлял собой внушительное, тяжёлое оружие. Корпус как таковой практически отсутствовал, поэтому большая часть внутренних деталей оставалась открытой. Сквозь паутину переплетений проводов можно было разглядеть массивные конденсаторы, заключённые в прозрачную смолу, и сложный роторный механизм, напоминающий миниатюрную турбину. Именно по этой причине все сделанные образцы внешне отличались между собой; каждый был уникальным творением рук Лены и Хотчкиса, со своими особенностями и недочётами во внешнем виде, но единым в своей разрушительной сути.
Если испытания сканера прошли по большей части практически незаметно, то на демонстрацию работы пушки собрались вообще все.
Хотчкис, крепко сжимая приклад, поднял пушку. Он нажал на кнопку активации, и в глубине конструкции послышался нарастающий низкий гул. Роторный механизм внутри пушки раскручивался, набирая обороты, и его вращение можно было видеть невооружённым глазом сквозь открытые участки. Медные катушки, расположенные вокруг ротора, с каждой секундой наливались краснотой, раскаляясь и излучая тревожное свечение, а воздух вокруг пушки начал потрескивать, и в нём запахло озоном. На боковой панели, прямо над рукоятью, загорелся индикатор готовности — ярко-зелёный огонёк, сигнализирующий о полном заряде.
Хотчкис, слегка прищурившись, навёл ствол в глубину коридора. Он нажал на спуск, и из сопла пушки с оглушительным треском вырвалась ослепляющая сине-белая дуга разряда, которая мгновенно прочертила путь до цели. Вспышка была такой яркой, что на мгновение ослепила нас, оставив перед глазами плясать яркие пятна. При этом почти по всей своей длине энергетический разряд ветвился множеством сверкающих молний.
Когда вспышка погасла, в воздухе повис резкий, едкий запах оплавленного металла и ионизированного воздуха.
На стенах, потолке и полу, насколько протянулась дуга, остались глубокие, оплавленные следы. Металл в этих местах деформировался, потемнел и потрескался. Даже на расстоянии чувствовалось тепло, исходящее от повреждённых участков.
Эта штука была не просто мощной — она была разрушительной. Хотчкис, удовлетворённо кивнув, деактивировал пушку, а Лена, стоящая рядом с ним, довольно улыбнулась.
— Оружие разрушительной силы, но с крайне ограниченным ресурсом. Максимум получится сделать три-четыре выстрела. Поэтому лучше сразу рассчитывать на три. После этого пушка превратится в бесполезный кусок металла, — Хотчкис бережно положил пушку на пол. — Каждый ваш выстрел должен быть осмысленным.
…
Несмотря на все принятые нами меры предосторожности, включая регулярные сеансы связи из безопасных зон и оставление хорошо заметных меток на стенах коридоров, уже на исходе третьего дня нашего пребывания на Ковчеге один из исследовательских отрядов не вернулся к назначенному времени. После безуспешных попыток установить с ними радиоконтакт, охваченные растущим беспокойством, мы приняли решение отправить по их предполагаемому маршруту усиленную поисковую группу.
Следуя оставленным на стенах ярким маркером отметкам, мы продвигались по следу не вернувшейся команды.
Метки вели нас уверенно, пока мы не достигли обширной развилки, где три широких коридора уходили в разные стороны. Именно здесь цепочка оставленных знаков внезапно обрывалась. Дальнейшие поиски в каждом из ответвлений ни к чему не привели. В этом безжизненном лабиринте идентичных коридоров, с их бесконечными поворотами и переходами, определить, в какую именно сторону свернула пропавшая команда, оказалось попросту невозможно.
Наши сканеры не засекали никаких следов энергосигнатур их скафов и оборудования, а вызовы в радиоэфире оставались без ответа. Мы не обнаружили никаких следов борьбы, поэтому оставалась надежда, что те по собственной глупости заблудились и вскоре найдутся.
Однако, несмотря на гнетущую атмосферу и растущие опасения из-за бесследного исчезновения людей, никто не предложил прекратить разведку. Слишком многое стояло на кону — наше собственное выживание напрямую зависело от того, сможем ли мы найти на этом заброшенном корабле необходимые ресурсы. И как скоро это случится.
Порой мы натыкались на нетронутые уголки: детские игрушки, застывшие в невесомости, или старые, поблекшие фотографии на стенах кают. Эти проблески прошлой жизни лишь усиливали жуткое ощущение, что мы бродим по гигантской, давно заброшенной гробнице, где каждый предмет хранит отголоски давно угасших судеб.
На следующий день одной из поисковых групп повезло. Они наткнулись на чудом уцелевшую в этом хаосе столовую с сохранившимися запасами продовольственных пайков и очищенной воды.
Пока одна часть экипажа занималась организацией транспортировки найденных припасов на борт «Церы», остальные исследовательские группы продолжали методично прочесывать безмолвные коридоры гигантского корабля, в надежде найти новые полезные ресурсы и, возможно, хоть какие-то следы пропавшей команды.
Спустя ещё три дня напряженных поисков уже другая группа разведчиков обнаружила то, что, судя по всему, являлось медицинским отсеком Ковчега.
Войдя в отсек, мы замерли. Это был не просто лазарет, а полноценный медицинский центр. Коридоры вели в просторные палаты с десятками криокамер, многие из которых были разбиты, словно их вскрыли чудовищной силой. Но другие оказались нетронутыми. В воздухе витал лёгкий запах медикаментов и стерильности, странно контрастирующий с затхлым запахом остального Ковчега.
Лена буквально вцепилась в пульты управления, её глаза горели фанатичным энтузиазмом, когда она быстро перебирала пальцами по истертым клавишам.