Едва мы прибыли в относительно безопасную зону, которую без промедления укрепили усиленными баррикадами с узкими проходами, как тут же приступили к разбору результатов нашей вылазки в офицерский пункт управления.
Ниамея тут же сделала копию звёздных карт и умчалась на «Церу». Ей предстояло выяснить наше точное текущее местоположение и затем прогнать не одну сотню симуляций, чтобы найти оптимальный маршрут для возвращения домой. Под «домом» подразумевалась любая обжитая территория Содружества, любая точка на галактической карте, где мы могли бы почувствовать себя в безопасности.
Нам же предстояло поломать голову над решением не менее важной задачи. Теперь у нас была полная карта всего ковчега, и мы точно видели расположение всех топливных резервуаров. Это было важнейшее открытие, но, как оказалось, не без подводных камней.
Лена справилась со своей задачей на отлично.
Она не только разыскала и скачала всю интересующую нас информацию, но и успела вытащить общесистемный тест ковчега, который был запущен из-за нашего появления. Благодаря этому мы получили, пусть и фрагментарные, данные о повреждённых секторах звездолёта — ковчег пробудился не полностью, что стало одновременно и облегчением, и новой загадкой.
Картина вырисовывалась удручающая: двадцать шесть из сорока точек с топливом оказались пустыми — либо утечка, либо полное уничтожение, уже не важно. От этого знания внутри всё сжималось от разочарования. Из оставшихся четырнадцати одиннадцать находились на противоположной стороне ковчега. А это, на минуточку, даже просто по прямой почти под полтысячи километров, а если двигаться лабиринтами коридоров, то цифра расстояния так и вовсе удручала, рисуя в воображении бесконечный путь через неизвестность.
Оставалось всего три доступных варианта. Но и в этом случае всё оказалось совсем не просто.
Вместе со всеми данными Лена вытащила и хранилище журналов офицерского состава корабля. Мы бегло просмотрели их, ожидая найти лишь старый и бесполезный мусор: в основном, рутинные рабочие отчёты. Однако, в самом конце мы наткнулись на нечто, что заставило нас замереть — видеожурнал доктора Симеона Штора.
Когда видео запустилось, на нас сквозь экран смотрел невероятно уставший и измученный мужчина. Его осунувшееся лицо, красные, слезящиеся глаза и глубокие морщины старили его лет на десять минимум. Его голос, хотя и сдавленный, нёс в себе невыносимую тяжесть отчаяния.
— Если вы смотрите это видео, вам нужно немедленно покинуть Ковчег, — изображение на дисплее мерцало и шло помехами. — Не смотрите на дату записи, сколько бы времени ни прошло, не обманывайтесь, вы находитесь в смертельной опасности! БЕГИТЕ С КОВЧЕГА! — он закричал, словно пытаясь достучаться до нас сквозь время и пространство. — Нем…медленно уходите.
Внезапно, что-то громко ударило в гермостворки медицинского отсека, откуда велась запись. Глухой, тяжёлый удар сотряс изображение, и доктор запнулся. Последнюю фразу он проговорил по слогам, значительно медленнее, словно каждое слово давалось ему с трудом, а взгляд его был полон ужаса.
Это было что-то большое. А ещё злое и невероятно сильное.
После каждого удара на гермостворке отсека появлялась глубокая вмятина, словно нечто колоссальное и неудержимое пыталось пробить себе путь внутрь. Звуки ударов были настолько мощными, что, казалось, мы сами ощущали дрожь пола под ногами.
Глава 23
Разумеется, мы не вняли предупреждению и никуда не побежали. Потому что не могли, даже если бы захотели. Оставалось только продолжать просмотр видеодневника учёного.
Записей было много. Штор фиксировал почти всё.
На одной из обитаемых планет системы Инуэ процветал крупный научно-исследовательский комплекс. Планета, расположенная в глубинах тогда ещё почти неизведанного сектора галактики, представляла собой оазис передовой мысли, где будущее казалось осязаемым. Здесь, в идеально чистых, стерильных лабораториях, залитых ровным, холодным светом, собирались лучшие умы только-только зародившегося Содружества. Они работали над проектом, который в перспективе мог перевернуть мир — изучением инопланетных живых организмов.
Образцы со всех новых открытых миров свозились сюда для изучения.
Это было амбициозное предприятие, от которого захватывало дух. Исследователи, чьи имена были известны лишь в узких кругах, верили, что стоят на пороге открытия, которое обещало открыть совершенно новые горизонты в биологии и медицине. Возможно, эти знания могли даже подарить человечеству прорыв, сравнимый с изобретением гипердвигателя или открытием загадочных межзвёздных порталов, о которых грезили целые поколения учёных.
Люди работали днём и ночью, их глаза горели лихорадочным блеском предвкушения, даже не подозревая, что их неукротимое стремление к знаниям обернётся не триумфом, а чудовищной катастрофой, которая поглотит не только их, но и целую систему.
Доктор Симеон Штор не мог с уверенностью сказать, в какой именно момент всё пошло не так. Его голос дрожал, каждый звук казался усилием, когда он пытался воспроизвести хронологию тех жутких событий, ставших началом конца. Возможно, это была незначительная ошибка в протоколе безопасности, едва заметная прореха в системе. Возможно, просто досадное стечение обстоятельств, когда цепь случайностей привела к неминуемой трагедии. Или же, что более вероятно, высокомерие исследователей, их самоуверенность в своей способности контролировать неконтролируемое. Они недооценили истинную природу того, что изучали, — древнюю инопланетную жизнь, которую они пробудили.
Но одно было ясно абсолютно точно: одна из чужеродных форм жизни, обнаруженная даже не на планете, а на случайном астероиде в состоянии глубокого стазиса, что уже само по себе делало её уникальной, в какой-то момент вырвалась на волю. Это был не просто образец, это была капсула с дремлющим кошмаром.
Вырвавшись из герметичных лабораторных клеток, где он пребывал в своего рода оцепенении, организм словно вышел из анабиоза. Это произошло мгновенно, без предупреждения, когда казалось, что всё под контролем. Он тут же проявил свою истинную, ужасающую суть. Он оказался не просто агрессивным — он был безжалостным, лишённым всякой пощады, и, что самое страшное, способным подчинять и ассимилировать иные формы жизни.
Его принцип действия был пугающе прост и невероятно эффективен: поглощение, преобразование ДНК и слияние с жертвой в новое, единое и совершенно чудовищное целое. Штор описал это с дрожью в голосе, его взгляд уходил вдаль, словно он снова переживал те моменты, когда наблюдал, как органические структуры меняются на глазах, превращаясь в нечто иное, что уже не принадлежало ни к одной известной форме жизни. Он говорил о том, как клетки делились с невероятной скоростью, а ткани и органы менялись, словно под воздействием невидимой, жуткой силы. Но самым страшным в том кошмаре оказалась скорость распространения.
Она была настолько стремительной, что всего за считанные часы заражение вышло за пределы исследовательского комплекса. Затем, за несколько дней, она охватила весь континент, а вскоре и всю планету. Никакие карантинные меры, возведённые в спешке силовые поля, которые трещали и мерцали, пытаясь сдержать натиск, автоматизированные системы уничтожения — ничто не могло остановить распространение.
Враждебная форма жизни просто игнорировала возводимые в спешке преграды. Это было не просто заражение, это было тотальное поглощение. Целые города замирали, их здания начинали покрываться какой-то органической плесенью, меняя форму, превращаясь в зловещие монументы новой формы жизни, где улицы кишели движущимися биомассами. Отчаянные крики людей, предупреждения систем оповещения — всё это быстро тонуло в чавкающих звуках и жутком скрежете, словно миллионы зубов перемалывали кости, которые стали жуткой колыбельной для гибнущей планеты. Воздух пропитался едким, сладковато-гнилостным запахом, от которого щипало в ноздрях. Очень скоро стало понятно — сдержать заразу не получится.
Когда масштабы коллапса стали очевидны, высшее руководство Содружества приняло бесчеловечное решение: отрубить заражённую систему от остального мира. Речь шла не только о планете с изначальном очагом, но и о всей системе Инуэ, со всеми её лунами, станциями и астероидными колониями. Это было не просто решение — это был приговор, подписанный нескольким десяткам миллиардов жизней, обречённых на неминуемую гибель. Их существование было принесено в жертву ради безопасности остального Содружества.
Приказ был чётким и безжалостным, не оставляя места для сомнений или милосердия: войскам было приказано уничтожить всю космическую инфраструктуру системы Инуэ. Это означало, что ни один корабль, ни один шаттл, независимо от его предназначения или наличия на борту живых существ, не должен был покинуть зону карантина.
Операция была масштабной и кровопролитной. Сначала под удар попали топливные хранилища, гигантские сферы и цилиндры, расположенные на орбитах планет и на их поверхностях. Взрывы этих колоссальных резервуаров озаряли систему вспышками, на короткие мгновения затмевающими даже местное светило, а ударные волны сотрясали ближайшие космические объекты. Затем были уничтожены космопорты: их взлётные полосы превратились в потрескавшиеся руины, а огромные ангары обрушились, превратившись в груды оплавленного металла и бетона.
И наконец, очередь дошла до всех звездолётов — от неповоротливых грузовых транспортов до изящных пассажирских лайнеров и скоростных частных яхт. Они были либо расстреляны на орбите, их корпуса разрывало на части взрывами снарядов, либо взорваны прямо в доках, превращаясь в мгновенные облака пламени и обломков. Даже те корабли, которые не удавалось уничтожить полностью, были выведены из строя: их двигатели перегружены до предела и взорваны, системы жизнеобеспечения отключены, оставляя экипажи без воздуха, а навигационные компьютеры заблокированы, лишая всякой надежды на спасение.