— Это почему же? — обиделась я. — Не достойна?
— Дело не в тебе, а в Риго. Сама понимаешь. Он — эрф-джаммрут. Скорее направит Попрыгунчик в чёрную дыру, чем скажет эр-хадд'аж человеческой женщине. Такие эрфы, как он, подобного землянкам не говорят, даже под страхом смерти. Ты для него — глехам.
— Да, но мне всё же удалось его соблазнить…
Что бы он там не утверждал.
— Капитана это впечатлило.
— Несомненно впечатлило, при том, что он утратил контроль и был не в себе.
— Из-за моего пения, да? — догадалась я, чувствуя, как в душе поднимаются тоска и разочарование. — Кстати, ты от меня утаил, кое-что…
— Второе! Самое главное… Я счёл, что тебе это знание бесполезно относительно Риго, потому что… Ошибался, наверное…
Он заметно колебался.
— Говори уж, не томи.
— Лера, это немыслимо!.. То, что возникло между вами. Совершенно невозможно! Парадоксально… Риго от рождения невосприимчив к музыке, в отличие от прочих джамрану. Абсолютно, глобально нечувствителен! Поразительно, что он вообще среагировал на твоё пение. И так бурно…
— А что с ним не так? Очередной дефект?
— Нет… Такое иногда встречается у традиционалистов. Циклическая мутация не считается изъяном, так как обуславливает устойчивость к воздействиям генетического характера. Это скорее достоинство, чем недостаток. Таких рождается один на сотни тысяч. В организме Риго присутствует редкая аминокислота, обеспечивающая подобную защиту.
— Гм… А мне показалось, он с энтузиазмом воспринял моё пение и вовсю услаждался.
— Ты права, но… У всего есть оборотная сторона. Риго многого лишён. И от этого страдала его покойная жена, слишком чувствительная к музыке… Не джамрану сложно это представить, но часть генетического удовольствия при обмене проходила как бы мимо Ригена. Он и не знал, что такое бывает, пока вас не пленил коварно композитный шкаф… Он пережил генетический восторг какого раньше не испытывал. И с кем? С глехам! Человеком, землянкой… Не пойми меня неправильно. Я реформист и мне эти эрфовы заморочки с генетической спесью чужды, но Риго потрясён и растерян…
— Но как? Вернее, почему я?!
— Не знаю… Голос, мелодия, тембр… Сдаётся мне, ты своим пением нейтрализовала аминокислоту…
— Угораздило же!
— Крайне странно, но… Прими как данность. Я и сам ошарашен.
— И что теперь?
— Держись крепче. Он так обалдел, что в ходе вашего феерического обмена спонтанно изменил тебя. Сотворил генетическое оружие против мужчин, привлекательное во всех отношениях. И не обольщайся, что скоро пройдёт, изменения стойкие. Погоди, от тебя ещё крышу у парней сносить начнёт.
— Гатрак!
А тут водятся другие мужики? В смысле, без тентаклей…
— Вот-вот… Но гатраками старайся не ругаться.
— Да? Почему?
— Тех гатраков давно уже нет…
— Что с ними стряслось? Вымерли? Сгинули? Экологическая катастрофа?!
— Эволюционировали. Вместе с планетой-матерью… Так, о чём это мы?.. Наверняка ты ощутила приход и отдачу.
Я задумалась, припомнила…
— Кажется.
— Наверняка. Просто тебе неведомы эти чувства, чтобы вычленить и сопоставить.
— Я видела спирали!
— О! Так и есть… А Риген в порыве генетического экстаза повёл себя как истинный эрф-джаммрут, заполучивший избранника.
— Значит, он не специально?
— По всем признакам, нет…
— О чём треплешься, оболтус? — на дорожке против розовых кустов неподалёку от пергалы стоял Риго. Мы и не заметили, как он появился.
— Принесло, — буркнул Зарек. — Теперь мне точно житья не даст со своей ревностью… Ухожу я! Уже иду. Приятного дня!
И подмигнув мне, рванул прямиком через кусты к выходу. Едва за штурманом задвинулась калитка, Риген опустился на скамейку, осторожно, словно боялся меня вспугнуть, и серьёзно так заявил:
— Вэлери, нам очень нужно поговорить.
Похоже, эксперименты с высокими технологиями откладывались надолго…
Глава 40. Сюрпризы продолжаются
Ненавижу выяснять отношения! Особенно таким способом…
— Но, Риго… — я вздохнула.
— Это очень серьёзно, — он придвинулся ближе и заглянул мне в глаза. — Всё, что ты услышишь от меня… Не пугайся, преждевременно.
Уже боязно!
Воздух звенел… То ли от насекомых-невидимок, то ли от напряжения… Откуда-то ветер доносил щебет птиц, но поблизости не летало ни одной.
Не ко времени вспомнилось, что пчёлы здесь с кулак. Тогда какие же птицы?
Риген опёрся ладонью на край скамьи, так, что его шипы едва касались меня и продолжил, отвернувшись и рассматривая цветущие кусты:
— Вэлери… Когда я опомнился, после нашего обмена в шкафу, и те бесподобные ощущения схлынули… Хотя признаюсь их отголоски всё ещё бродят в моей ДНК… Моим первым побуждением было тебя убить…
Во рту резко пересохло, язык прилип к гортани, и я начала потихоньку отодвигаться, вспомнив поведение шипастого в лаборатории Акрохса. Риген, не глядя, уловил мой манёвр.
— Куда? — стиснул запястье и притянул обратно. У меня не достало сил ему сопротивляться, и я лишь покосилась на шипы.
— Куда собралась? Я ещё не закончил.
— Убивать? — робко уточнила я.
— Дурная! — в сердцах выпалил джамрану. — Если бы хотел, то сделал бы это раньше… А пока что, ещё не решил…
Надо же! Он не решил! Утешил.
— Затем изначальный порыв сменился расчётливым намерением. Я хладнокровно и всерьёз разрабатывал план, как убить тебя незаметно, безболезненно и приятно…
— Тебя это возбуждало?! — испугалась я.
— Вэлери! Что ты несёшь?! Убийство было продиктовано исключительно генетическим самосохранением. В моём случае…
— За что? — пискнула я, сжавшись на скамейке.
— Считаешь, не за что? — капитан вдруг повернулся ко мне и облил пылающим взглядом джамма, как жидким холодным огнём. Остудил, сковал льдом, а потом снова воспламенил… Я оттаяла — меня резко прошиб пот.
Как он это сделал?
И глухо добавил:
— Ты совершила кое-что неприемлемое, ни при каких обстоятельствах. Никто не делал этого до тебя, и ни одна джамранка… Ты — пробила мою генетическую защиту!
— Я не нарочно! Честно, не знала…
— Ты не понимаешь…
Да где уж мне!
— Но я доходчиво объясню. А после этого, возможно, тебя…
— Убьёшь?
— Определённо! — рявкнул он. — Если не прекратишь меня перебивать.
— Хорошо, — согласилась я, — объясняй. Чтобы тебе не пришлось меня убивать.
— Прежде всего… Что наплёл тебе Зарек?
— Ну-у…
Пришлось рассказать.
Риген слушал внимательно и не сводил с меня глаз, а я почему-то часто ловила себя на мысли, что нестерпимо хочу обнять его в костюме легарта — такого красивого и неприступного.
— Обычная точка зрения кири, — фыркнул капитан по окончании моего рассказа.
— То есть?
— Вэлери, я неоднократно намекал и даже прямо заявлял, что не следует полагаться на кир-джаммрит, договариваясь с эрф-джаммрут.
— Так это не циклическая мутация?
Риген усмехнулся.
— Разумеется, нет. В моём случае.
— Что это значит?
— Такая мутация действительно существует, и не только у эрф, но и кир. Однако меня таким сделали целенаправленно.
— Зачем?
— Видишь ли, это долгая история, но времени до ужина у нас хватит…
И встречи с таинственным хозяином дома.
— Всё из-за моей бабушки — реформистки.
— Той, что была легуроном?
— Зарек и об этом проболтался?
Я кивнула.
— После её смерти, ДНК нашей семьи, мягко говоря, обесценилась у традиционалистов. Моего отца, его братьев, сестёр и прочих родственников вычеркнули из элитного генофонда. Наша семья тяжело это переживала… В обществе эрф-джаммрут не существует наследования власти в буквальном смысле, но развита генетическая преемственность, соперничество и генетический отбор. И вот, мы — потомки двух величайших легуронов эпохи конгломерата и триумвирата окончательно утратили генетическое влияние, без надежды на восстановление.
— Это так важно?
— Для нас — да, — сказал, как будто выстрелил и помрачнел. — Многие циклы никто из нас выше рядовых иль-сад'ах и ти-иль не поднимался. Но и в этом качестве долго не задерживался… Особенно страдал из-за этого мой отец, пока однажды не поклялся возвеличить наш генокод… Через потомков. Так уж случилось, что выбор пал на меня… После неудачи со старшим братом. Я, помнится, говорил тебе, что у моих родителей кроме меня ещё семеро детей, а я — пятый в семье… Но суть не в этом.
— Погоди! — воскликнула я, пытаясь уложить сказанное в голове. — Дикость какая-то! Твой отец экспериментировал с генами собственных детей ради генетической власти?
— С человеческой точки зрения, но…
— Да какая разница!
— Большая! Не экспериментировал, а создавал генетически безупречного, непревзойдённого и…
— Понятно, — догадалась. — Он — генетик.
Кажется, я начинала сердиться.
— Не он. Генетик — мама.
— И мама в этом участвовала? Ещё лучше! Как она только согласилась?! — негодовала я.
— Она не могла оставаться в стороне, беспомощно наблюдая, как приходит в упадок семейный генофонд.
— А как же материнская любовь?
— В чём, по-твоему, заключается материнская любовь?
— Ну… — трудный вопрос, иногда. — Стремление к счастью и процветанию своих детей…
Или просто вовремя суметь их отпустить.
— Так и моя мать хотела того же. Укрепления генофонда, а через это счастья для своих детей. Хотя некоторые генетически-опальные родственники гораздо комфортнее ощущали себя в окружении реформистов и даже вступили в тэрх-дрегор.
Ага, как Марех.
— У кир-джаммрит не так?
— Нет! И не путай. Мнение кир-Зарека ты уже выслушала, теперь уясни мировоззрение эрфа — меня… Итак, возвращаясь к сути. Именно я стал тем ребёнком с элитными генами. Усилия родных завершились успехом. На меня возлагали надежды, с самого зачатия готовили в легарты, и я им стал.
В голосе капитана прозвучала мрачная гордость.
— Выдержал испытания, вернул генетическое признание моей семье и подтвердил ДНК-величие своих предков. Бросив вызов и выиграв поединок, я вошёл в совет легурата и стал вторым претендентом…