ату Хари и начальника немецкой разведки в годы Первой мировой войны Николай, считавшегося гением шпионажа. Немецкие разведчики всегда были на голову выше разведчиков других воюющих стран, тем не менее Германия проиграла две мировых войны.
Таковы были мои аргументы. Муж помалкивал. И пока наш спор длился, заключил договор с Политиздатом… Что мне оставалось?
Я покорно стала читать книгу Абсхагена «Канарис», которую мне принес Д.Е.
Биография Канариса — законченный сюжет для авантюрного романа. В ней есть все — и экзотика, и удивительные побеги, и перевоплощения, и морские приключения, и политические интриги. Есть и страшный финал — смерть героя…
…Юный моряк Вильгельм Канарис бороздит океан у берегов Южной Америки. Тысячи приключений. И это при том, что Германия не славилась своим флотом. Но вот началась война. И Канарис плавает на крейсере «Бремен», а потом на крейсере «Дрезден». После проигранного морского сражения «Дрезден» оказался в эскадре адмирала Шпее. Но англичане потопили и эту эскадру, только «Дрездену» удалось ускользнуть — он спрятался у берегов Огненной Земли. Однако и его англичане настигли в чилийских водах, куда он зашел, чтобы пополнить запасы топлива. Команда интернирована на маленьком островке в Тихом океане. Только одному моряку чудом удалось бежать, и, естественно, этот один… Вильгельм Канарис. С чилийским паспортом он перебрался в Англию (немец в воюющую против Германии страну!), а оттуда на Европейский континент. Путь на родину шел через многие страны, и удача не всегда улыбалась Канарису. В Марселе он чуть было не угодил на виселицу. И все же благополучно прибыл в Германию.
Испанский язык Канарис знал как родной, но каким даром перевоплощения надо было обладать молодому моряку, чтобы проделать подобное путешествие в разгар войны, когда шпиономания доходила повсюду до геркулесовых столпов.
Недолгий отпуск. И уже в 1916 году Канариса послали в Испанию, так сказать в международный центр шпионажа. Через год ему пришлось бежать и оттуда. Ну а далее засветившийся резидент становится командиром подводной лодки в Адриатике.
Конец Первой мировой войны и капитуляция Германии — отнюдь не конец карьеры Канариса. Теперь он сражается не на морях и океанах, а на суше! Плетет политические интриги.
Германии грозит революция, а будущий адмирал — воин контрреволюции. Он со всеми, кто борется против левых. От генерала Эрхарда, одного из организаторов «фрейкоров» — контрреволюционных отрядов, душителя демократии, до Носке, правого социал-демократа, военного министра в социал-демократическом правительстве Шейдемана.
Подозревают Канариса и в причастности к убийству Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Нет, он не киллер. Он действует за кулисами, и у него всегда хорошее алиби. Более или менее реальное обвинение — организация побега из тюрьмы наемного убийцы Либкнехта и Люксембург.
Но разве контрреволюционную деятельность в наши дни многие считают предосудительной? И разве почитаемые ныне белые генералы, воевавшие за «Русь Святую», не предстали миру в белых одеждах?
Все было бы хорошо, если бы в возрасте 48 лет Канарис не стал бы начальником абвера у Гитлера. Именно тогда переломилась судьба не только Канариса, но и всей Германии.
Абвер — военная разведка. Но Канарис не был бы Канарисом, если бы не превратил свою «контору» на Тирпицштрассе в Берлине (именовавшуюся коллегами «Лисьей норой») в мощную шпионскую и карательную организацию.
Под началом абвера были созданы боевая дивизия «Бранденбург» и печально известные карательные батальоны «Нахтигаль» и «Бергман», которые бесчинствовали на оккупированных территориях.
Канарис — автор провокации на германо-польской границе, формально послужившей поводом для начала Второй мировой войны. Он же «изобрел» так называемую акцию «Ночь и туман» («Nacht und Nebel»): в оккупированных странах люди бесследно исчезали в ночи, и никто не знал ни об их местонахождении, ни о времени и месте их гибели… Наконец, под началом Канариса фактически действовали пятые колонны в Западной Европе… И много чего еще на совести «Маленького адмирала».
Однако в заглавие нашей книги недаром попало слово «двуликий»… В годы I итлеризма, особенно в последние годы, Канарис, безусловно, вел двойную игру. Он один из тех, кто и впрямь годился для переговоров с Западом в случае устранения Гитлера. Но и здесь у «хитроумного Одиссея» было алиби — непосредственно в заговоре участвовал не он, а его сотрудники. Однако в нацистской Германии не нужны были ни прямые улики, ни юридические обоснования. Канарис попал в руки гестапо.
К чему я все это рассказываю, то и дело заглядывая в старую, изрядно потрепанную книгу «Двуликий адмирал»?
Да к тому, что тогда, полвека назад, все это мне было нисколечко не интересно. Хотя, казалось бы, трудно представить себе более колоритную фигуру, чем Канарис: маленький, совершенно седой, хрупкий на вид человек со светлыми I лазами, степенно прогуливающийся перед своим особняком в сопровождении любимой таксы.
Только конец Канариса вызывал у меня какие-то эмоции. Уж слишком жестоко расправились с ним коллеги по совместной шпионско-диверсионно-карательной работе. Начальник концлагеря Флосенбюрг, «мясник» Хуппенкотген, пытал его, а всего за месяц до капитуляции Германии повесил на крюке, вбитом в глухую каменную стену лагерного двора, предварительно раздев и прогнав по длинному коридору вдоль камер других узников…
Мораль напрашивается сама: не заводи шашни с дьяволом…
Хотя у Канариса и были основания для этих шашней. Правительство Веймарской Германии загнало адмирала в дыру на сугубо заштатное место — командиром береговой охраны в Свинемюнде, тогда курортном городишке. Сиди и считай ворон до конца жизни или уходи в отставку в чине контр-адмирала… А тебе еще нет и пятидесяти!
Теперь понимаю, написать о Канарисе можно было интересно. Но нам не удалось. Мы его все время упорно, я бы сказала, тупо разоблачали. Доказывали, что он не авантюрист, не смельчак, не умница, а всего лишь фашист. Обыкновенный фашист при обыкновенном фашизме. Конечно, таков был стиль политических памфлетов в 60-х годах в СССР. Надо было разоблачать и клеймить. Клеймить, клеймить, клеймить… Не проявлять ни сочувствия, ни сожаления, ни даже иронии… Клеймить… А это всегда скучно.
Но главное — мне неудержимо хотелось рассказать о людях и событиях вокруг меня. А Канарис казался пришельцем с другой планеты и даже из другого века — из XIX…
2. Похоже, похоже…
А сейчас вернусь к Главной книге.
Мотором, стратегом в нашей семье был обычно муж, но с Главной книгой все обстояло сложнее.
Собственно говоря, идея книги, ее основной замысел принадлежал мне. Просто я не могла четко сформулировать даже идею. А уж тем более обозначить тему, нечто конкретное.
Сейчас даже немного стыдно говорить о той идее. Настолько она тривиальна. Мы уже успели забыть, что жили за «железным занавесом». «Железный занавес» не был выдумкой Черчилля, он прошел через всю мою жизнь и был воистину непроницаем. То, что уже давно было осознано, известно, стало аксиомой во всем мире, для меня оказалось… открытием, чуть ли не озарением.
Переводя хорошие послевоенные западногерманские романы и заглядывая иногда в библиотеку, присланную Бёллем, я постепенно осознавала, что между немецким национал-социализмом и ленинизмом-сталинизмом существует корневое сходство. Для совка 1960-х годов мысль эта была и крамольна, и нетипична. Ведь шестидесятники, что греха таить, считали возможным реформировать социализм, вернуть его к Ленину («ленинские нормы»), построить социализм с «человеческим лицом», то есть социализм, заявленный в СССР, был якобы хорош по замыслу, плох — по исполнению.
А я, как зачарованная, твердила, что разные народы (русский и немецкий), с разной историей, в разных странах, с разным менталитетом создали один тоталитарный строй. Ну, пусть не один, а два, но похожие… Почти одинаковые…
В разговорах с мужем я повторяла с одержимостью маньяка: «Понимаешь — похоже, похоже! Все похоже — и партия, и лозунги, и рейхстаг — Верховный совет, и законы — беззаконие, и идеология: их выставки — наши выставки, их театр — наш театр, их песни — наши песни. Похоже, похоже, похоже!» — твердила, бормотала я, говорила громко и шепотом.
— Понимаю. Знаю. Но что ты хочешь написать? — раздраженно вопрошал муж. — Объясни, назови…
Так продолжалось довольно долго. Месяцы, может быть, год или два. Я заболела своим «похоже», желанием выразить это на бумаге. Но ничего путного придумать не могла. И вдруг однажды муж сказал:
— Давай, бери бумагу и ручку. Записывай! Значит, так: книга будет называться «Гитлер». А теперь пиши план: «Первые годы», «Приход к власти…».
Я негодовала, кричала:
— Какой, к черту, Гитлер? Кто тебе разрешит печатать книгу о Гитлере? Ты сошел с ума.
Идея и впрямь в 60-х казалась неосуществимой, немыслимой, бредовой. Ведь любая биография ведет к «очеловечиванию» объекта этой монографии. А для советского читателя нацистский фюрер существовал лишь как карикатура. Впрочем, и карикатура не годилась. Фильм Чаплина «Диктатор» не шел на экранах. Имя Гитлера вымарывалось из наших книг так же, как имя Троцкого.
Думаю, здесь немалую роль сыграл менталитет Сталина.
Сталин для людей моего поколения был и остается скорее символом, падчеловеком или недочеловеком, но не конкретной личностью. В роковом стихотворении Мандельштама меня до сих пор поражают «толстые пальцы», «широкая грудь осетина», «тараканьи… усищи», то есть какие-то человеческие приметы. Но ведь Сталин, кроме того, что он стал Вождем, Богом, был еще и темным грузином, родившимся в глухомани на Закавказье в позапрошлом веке. Даже в европейской части России простой народ в то время боялся поминать черта, нечистого, дьявола, упаси бог, тот явится вживе. Очень долго первобытного человека мучил страх перед именем Сатаны.
Уже по одному этому книга о Гитлере не могла пройти. Кроме того, написав книгу о Канарисе, мы с мужем поняли, что беспрерывное поношение героя ни к чему хорошему не приводит. А Гитлер — не Канарис. Какая-то харизма у него существовала. Так мне, по крайней мере, казалось тогда. В процессе работы над «Преступником…» я поняла: харизма тирана — это харизма Власти.