Биолог удовлетворенно потянулся, выглянул в пока еще темное окно и в одних трусах спустился вниз. Свет он не зажигал, чтобы не привлекать внимание ночного патруля.
Набрав воду в резервуар, Влад установил его на кофеварку и нажал кнопку. Аппарат чуть слышно загудел.
— Уже встал? — Сверху свесилась голова Богдана.
— Ага. Выспался…
— Я тоже.
— У тебя это нервы, — резонно заметил русский гость, — а я привык мало спать. Как Наполеон. Император, а не пирожное, если кто не понял.
— А что, есть такое пирожное? — Богдан спустился по лестнице.
— У нас в России есть, — Рокотов пожал плечами. — Как у вас, не знаю.
— Я только коньяк с таким названием видел, — македонец уселся на табурет, — пробовать не приходилось. Дорого слишком.
— Лучший коньяк — армянский, как говорят знающие люди. Могу судить только по отзывам, ибо лично я в деле выпивания дилетант. Где у тебя сахар?
— Сейчас, — Богдан открыл дверцу шкафчика, — вот… Молоко и сливки в холодильнике.
Через минуту кофе был готов. Рокотов нацедил две огромные кружки и устроился напротив хозяина дома на широкой полированной скамье.
Оба сделали по глотку и закурили.
— Я твои вещи сжег, — сообщил Богдан, — все равно надо в новое переодеваться. Сегодня посмотришь мой гардероб, если чего не будет хватать — докупим. Оружие спрятал.
— Хорошо. У тебя камуфляж есть?
— Пять комплектов, — македонец прислонился спиной к мойке, — выбирай любой. Ты все еще думаешь прорываться в одиночку?
— Да я уже привык в одиночку. — Влад бросил взгляд на светлеющий горизонт. — Ничего не попишешь… Так оно сподручнее. Отвечаю только за себя, не волнуюсь за попутчика.
— Решать, конечно, тебе.
— Богдан, я действую исходя из логики, а не потому, что мне вожжа под хвост попала, — серьезно заявил биолог. — Одиночку ловить в десять раз сложнее, чем группу. Невозможно просчитать, где он появится и что будет делать. Я же не профессиональный спецназовец, законы устанавливаю сам для себя. Правила ведения войны на меня не распространяются. Просто я их не знаю и знать не хочу…
У меня опыт другого рода. Я все время использую те знания, что крутятся у меня в башке. Можно сказать, что я диверсант с сильным интеллектуальным уклоном. И потом — у меня нет цели совершить диверсию. Так что если мои недруги просчитывают наиболее вероятные объекты нападения, то тем самым они загоняют себя в ловушку ложной предпосылки. Я для них — ходячая ошибка.
— Сейчас тебя элементарно ловят, — не согласился Богдан.
— Сейчас — да. Признаю. Однако они все равно не понимают моей цели и не могут предположить, куда я направляюсь. Для диверсанта самое глупое — переть в столицу. К границе с Косовом — другое дело. И именно там они расставят наиболее мощные кордоны.
— Пока полиция собралась прочесать город.
— И что толку? Судя по твоей уверенности, меня не обнаружат. Ну, прочешут еще раз или два. А дальше?
— Не знаю…
— И они не знают. Если объект не обнаружен, значит, его нет. Армейская логика. Будут пытаться искать в других местах, перенося облаву ближе к границе. Теоретически я мог не заходить в город, обойти стороной и схорониться где-нибудь в шахтах. Вон, Ристо говорил, что их тут море.
— Пока они уверены, что ты в городе.
— Опять же — только теоретически. — Рокотов долил себе кофе. — Потому что не обнаружили вне города. Ни на складе, ни возле склада меня никто не видел. Когда мы шли к тебе — тоже. Иначе через минуту в твоем дворе уже садился бы вертолет. Преследовать меня с собаками — бессмысленно. У них нет ни одной моей вещи, чтобы дать понюхать. Трупы албанцев в развалинах ничего не доказывают. Я оттуда мог уйти по четырем направлениям. Ты ж сам повоевал, должен соображать.
— Вот я и соображаю, — Богдан потушил окурок. — В твоих словах есть резон. Прочесывание местности — это обязательная процедура. Однако меня все же беспокоят эти специалисты из Скопье.
— А что тут удивляться? Нормальная ситуация. Насколько я понимаю, такой инцидент случается впервые. Вот ваши и пригласили профиков по борьбе с партизанами. Я б на месте начальника полиции действовал так же.
— Они за базу беспокоятся. Может, думают, что твоя цель — вертолеты.
— Это их трудности, что они думают. — Влад зевнул. — Надо быть идиотами, чтобы предположить нападение диверса одиночки на батальон морской пехоты. Моя фамилия — не Камикадзе. Ничего, побегают пару дней и успокоятся.
— А почему ты все-таки не хочешь переждать подольше? — поинтересовался македонец.
— Дела, братишка, дела… Причем не здесь, а дома. И дела крайне серьезные. Если в течение двух недель я не доберусь до дома, последствия могут быть фатальными. — Рокотов нахмурился. — Мое Косово поле еще впереди.
Жан Кристоф провел карандашом по строчкам ведомости и расписался в отдельной графе внизу.
Шофер огромного трейлера, наполненного бочками воды, запрыгнул в кабину, и грузовик медленно въехал в ворота базы. Капрал Летелье автоматически отметил время прибытия груза, развернулся и отправился на склад.
Питьевую воду французам привозили со специальной станции очистки. Союзники не верили македонцам, поэтому еду и питье доставляли транспортными самолетами. Командование НАТО не желало, чтобы по вине какого-нибудь разгильдяя из местных солдаты заболели дизентерией или подхватили кишечную палочку. Негативный опыт Боснии, где миротворцы неоднократно сталкивались со вспышками желудочных инфекций, научил многому. И прежде всего — не доверять обещаниям местных властей и не обращаться за помощью в местные больницы.
Капрал отрядил троих солдат разгружать бочки, а сам закрылся в кабинете и принялся подсчитывать расход крысиного яда за месяц. Грызунов было так много, что раз в неделю приходилось проводить полную дезинфекцию коллекторов, располагавшихся под ангарами, где хранились продукты. И обращать особое внимание на то, чтобы крысы не проникли на кухню.
Богдан вывел Влада во двор, когда на часах было полседьмого.
Македонец наполовину залез в собачью будку, повозился там секунд пятнадцать и высунулся обратно.
— Прошу!
Рокотов пригляделся. В полу будки открылся люк, ведущий в крохотный бункер. Полтора на полтора метра и метр в глубину.
— Сделал на такой случай, — пояснил Богдан. — В будку к Грому никто не полезет.
— Да уж, — согласился биолог, — такое в голову не придет. А пес не станет нервничать?
— Не, он спокойный. Держи термос. Надеюсь, тебе там сидеть недолго.
— Ничего. Сколько надо, столько и посижу. — Владислав пролез в будку, треснулся макушкой, чертыхнулся и устроился на свернутом маленьком матрасе. — Готов.
— Закрываю, — македонец сдвинул деревянную крышку, настелил обратно войлок и позвал пса.
Сверху на голову Рокотова посыпался мусор. Гром прополз в свой домик, поворочался и стал шумно втягивать ноздрями воздух, принюхиваясь к сидящему под ним человеку. Потом попробовал лапой откопать Влада, за что получил по уху от хозяина.
— Нельзя! Сторожи!
Пес грустно вздохнул, положил тяжелую голову на скрещенные лапы и уставился наружу.
«Ну вот, — биолог пожалел лишенного развлечения Грома, — копать не дают, играть нельзя, до сидящего под будкой человека не добраться… Сиди, понимаешь, и сторожи. А снизу как интересно пахнет. Ничего, Громушка, это ненадолго…»
Богдан ушел в дом.
Пес выждал немного, развернулся и опять поскреб лапой.
— Чего тебе? — шепотом спросил Влад.
Гром гавкнул.
У Рокотова заложило уши. Маленькая будка явно не была приспособлена для вокальных упражнений стокилограммового кобеля.
Македонец пулей выбежал из дома.
— Я сейчас тебе морду набью! А ну, лежать!
В будке послышалось шуршание. Богдан просунул голову внутрь и был тут же облизан дружелюбным сторожем.
— Отстань! Владислав, ты как там?
— Терпимо.
— Гром, я тебя предупреждаю последний раз. Еще будешь тявкать, пойдешь к воротам!
— Ты думаешь, он понимает? — просипел Рокотов.
— Он все, гад, понимает. Смотри у меня!
— Это я виноват. Начал с ним разговаривать.
— Вот он тебе и ответил… Ладно, сидите тихо оба.
Македонец выбрался обратно. Гром тихонько рыкнул, будто проверяя, как хозяин отреагирует. Потом перевалился на бок и сделал вид, что засыпает.
Богдан ретировался на веранду и уселся там с чашкой кофе и газетой, пристально наблюдая за своенравным псом. Гром снова вздохнул. Македонец молча показал ему кулак. Пес вывалил голову через порожек будки и подвигал черными бровями. Мол, все в порядке, стою на страже.
Полицейские появились около девяти. Сначала с обеих сторон улицы встали машины с включенными мигалками. Задние дворы перекрыли солдаты. Патруль в составе трех полицейских и двух морских пехотинцев США начал обходить дом за домом. Проверяли тщательно, комнату за комнатой, залезали в подвалы и стенные шкафы, не обращая внимания на насмешки жителей.
Богдан подошел к воротам в тот момент, когда патруль приблизился к его дому, и облокотился на невысокую створку.
— Приветствую! — офицер полиции вежливо поднес руку к козырьку фуражки. — Разрешите?
Македонец недовольно воззрился на сосредоточенных американцев.
— А эти что здесь делают?
— Приданы в усиление.
— Я их к себе не пущу. — Богдан прямо посмотрел в глаза знакомому капитану. — Пусть у себя хозяйничают. Здесь наша земля.
Капитан дружил с Богданом много лет, знал историю его семьи и понимал, какие чувства испытывает бывший доброволец «Тигров» к натовским солдатам. И не мог осуждать его за это.
— Но нас то ты пустишь?
— Если пришли в гости — милости просим. Налью вина, посидим…
— Ты же понимаешь, — мягко сказал капитан.
— А ордер у тебя есть? — хмыкнул македонец. — Или законы изменились?
Капитан отвел глаза.
Подобный диалог за это утро был уже десятым. Жители Градеца не горели желанием помогать полиции и солдатам Альянса искать брата славянина, уничтожившего десяток албанских террористов. Формально они могли не пускать к себе в дома никого без подписанной начальником полиции бумаги. Все понимали, что при необходимости такая бумага будет, но полицейские старались договориться миром, чтобы потом, через несколько дней, не получить гору судебных исков от граждан с требованием основания обыска и оценки причиненного ущерба.