Надо было метнуться назад, разобраться с Цыпой, пока тот не очухался окончательно, но оставлять за спиной арбалетчика было слишком опасно. Прорваться же к нему мешал одноглазый. Впрочем, в голове Берта уже созрел план — но на это нужно было решиться. И когда сзади долетел злобный стон Цыпы:
— Ну, гадина, сейчас я тебе… — Берт решился.
Сильным ударом он заставил одноглазого отступить ещё на шаг, а сам прыгнул на середину тропы, открывая себя. Арбалетчик не упустил своего шанса. Он нажал на рычаг, но Берт, ожидавший выстрела, мгновенно прижался к скальной стене. Стрела свистнула мимо. Ловец бросился назад, чтобы за время, пока разбойник заряжает арбалет, прикончить Цыпу, который, судя по всему, выдающимся бойцом явно не являлся, но… тут же повернул обратно. Всё получилось даже лучше, чем он предполагал. Стрела, уготованная Берту, проткнула горло несчастному Цыпе насквозь. Разбойник изумлённо глянул на своего случайного убийцу, разинувшего рот и опустившего арбалет, и плашмя повалился между двумя лошадиными трупами.
Это происшествие переломило ход битвы. Одноглазый вдруг без слов повернулся и побежал прочь. Арбалетчик пустился следом за ним, ради удобства отступления бросив своё оружие на тропе. Берт не стал их преследовать. Кто знает: может быть, в сотне-другой шагов их ждал ещё один отряд. На всякий случай стоило поторопиться.
Ловец подбежал к зарывшемуся с головой в снег Самуэлю и за шкирку легко вздёрнул его на ноги.
— Хозяи-ин… — плаксиво протянул Самуэль, являя свету опухшее, покрасневшее лицо, залитое слезами, — простите, хозяин…
— На этот раз хотя бы в меня не попал, — быстро отрезая постромки сумок с сёдел и цепляя их на Самуэля, прокомментировал Берт. — Что бы ты делал с тремя головорезами, если бы я валялся тут, заливаясь слезами? Эх, коней жалко… Теперь придётся пешком волочься… Да и припасов много не возьмёшь… Хотя… пешком мы будем незаметнее. Что-то мне подсказывает, что и дальнейшее передвижение нам постараются испортить…
— Как изменились Турийские горы! — всё ещё всхлипывая, заметил Самуэль.
— Это да… Всего полгода прошло с тех пор, как мы здесь были, и вот… объявился какой-то подонок, который додумался собирать дань с каждого встречного. Рыжая Бестия! Чтоб ему…
Они спешно двинулись вперёд. Когда тесное ущелье осталось за их спинами, путникам, опасавшимся засады, пришлось свернуть с тропы. Они тащились по пояс в снегу до самой ночи. К темноте снегопад усилился, и Берт вырыл большую пещеру, где и переночевали, не разводя огня. Утром, позавтракав насухую, наевшись снега, путешественники продолжили путь. Небо очистилось, Берт принялся определять направление по солнцу и, закончив с расчётами, мрачно сообщил:
— Сбились с дороги. Выйдем к равнине с другой стороны.
— Так выйдем же всё-таки? — робко предположил Самуэль.
— Ты забыл? К равнине ведёт одна тропа, с юга. Все остальные подступы обрубаются пропастями. Равнина с трёх сторон окружена отвесными скальными стенами…
Посовещавшись, они всё же решили продолжать путь в заданном направлении, а, как выйдут к пропасти, идти по краю до тех пор, пока не выбредут на тропу. К полудню горы расступились перед Ловцами. Они оказались на кромке глубокой пропасти. Далеко внизу расстилалась зелёная долина, где в бревенчатом домике на берегу мелкой речки жил старина Франк. «И Марта», — мысленно добавил Берт и тоскливо вздохнул. Ловец прищурившись долго смотрел вниз, так долго, что Самуэль забеспокоился:
— Что-то не так, хозяин?
— Не знаю… — процедил Берт сквозь зубы, — как-то всё… Вроде бы посёлок на ладони, но я не вижу… Дай-ка…
Догадливый Самуэль сунулся в мешок, порылся там и вложил в протянутую руку Гендера подзорную трубу. Берт застыл на краю обрыва. Когда он опустил трубу, лицо его было бледнее раскинувшихся вокруг снежных покровов.
— Рыжая Бестия, — неестественно спокойно проговорил он. — Наверняка это он. Кто ещё мог сотворить такое?!
— Что случилось, хозяин?
— Посёлок у реки сожжён, — сказал Берт. — На месте посёлка — пепелище. Кажется, давнее — обугленные брёвна заросли травой и кустарниками, потому я не мог сразу понять, в чём дело…
— А?.. — вопросительно начал Самуэль.
— И дом Франка тоже сгорел, — подтвердил Берт. — Ни один дом не уцелел. И ни один дом не был отстроен заново. Что это значит?
Самуэль испуганно повёл плечами.
— Это значит, что, скорее всего, никто из посёлка не выжил.
Берт швырнул трубу под ноги и зашагал вдоль края пропасти.
Спустилась ночь, а вместе с ней — мороз. Снег, подтаявший под солнцем, теперь крепко схватился настом. Берт и Самуэль, не проваливаясь, шли много быстрее. За всю дорогу Берт не проронил ни слова и не сбавил шага, Самуэль едва поспевал за ним. Вывернув из-за очередного валуна, Берт остановился, и Самуэль с облегчением опустился на снег, сбросив дорожные сумки с плеч.
Впереди в непроглядной тьме мерцало огоньками окон приземистое строение.
— Или мы опять сбились с дороги, — сказал Ловец, — или этот дом появился здесь недавно.
Не сговариваясь, они направились к строению. Мысли о том, что в их положении довольно опасно соваться в места, про которые ничего не известно, быстро оказались задавлены тяжёлой перспективой ещё одной ночёвки в снегу. Оба понимали, что эту морозную ночь — без топлива для костра, без крыши над головой — они не перенесут.
— Трактир, — удивлённо проговорил Самуэль, когда они приблизились к двери, из-за которой слышалось нестройное гудение пьяных голосов. — Только без вывески… Почему без вывески?.. Может быть, не стоит сюда заходить?
Берт тряхнул головой, отгоняя сомнения. И толкнул дверь.
Стряхивая с одежды снег, они вошли в натопленное, ярко освещённое помещение, перегороженное стойкой, за которой возвышался гигантских размеров бородач в кожаной безрукавке, оставлявшей открытыми могучие узловатые руки. Несколько грубо сколоченных столов вразброс стояли тут и там, и только один стол был занят. За ним сидели пятеро. Двое из этих пятерых были уже знакомы путешественникам, но Берт не смотрел на них. Замерев на пороге, он уставился на девушку в мужской одежде, сидевшую прямо напротив него. Грудь девушки перекрещивалась двумя широкими ремнями, на которых укреплялись ножи в деревянных ножнах; густые, ослепительно-рыжие волосы ниспадали ниже плеч, а под горлом на золотой цепи висел тусклый металлический медальон. Змея обвивала солнечный шар на этом медальоне.
Самуэль, выглянув из-за плеча Берта, охнул и попытался шмыгнуть обратно за дверь. Берт успел схватить его руку.
Тишину, установившуюся в зале сразу после того, как открылась дверь, прорезал удивлённый голос одноглазого:
— Сами пришли…
Арбалетчик, который был теперь без своего оружия, уронил кружку, выхватывая из ножен меч. Это словно послужило сигналом — четверо мужчин повскакали с мест, а верзила-бородач извлёк из-за стойки дубину, утыканную медными гвоздями.
— Повремените, — негромко проговорила девушка.
Она не отрываясь смотрела на Берта. И всё так же — не отводя от него взгляда — спросила:
— Это те самые, о ком вы мне говорили?
— Они, они! — закричал одноглазый. — Они Цыпу уходили до смерти, тот даже охнуть не успел! Мы же…
— Оборвись, — коротко произнёс Берт, не глядя на одноглазого. — Мы ни на кого не нападали. А этого Цыпу вы прикончили сами… перед тем, как задать стрекача.
— Это правда? — подняла брови девушка.
Одноглазый замялся. Впрочем, девушка, кажется, не ждала от него ответа. Она поднялась, при общем молчании обогнула стол и остановилась, скрестив руки, всего в нескольких шагах от Берта.
Тот снял шляпу и галантно поклонился. Видимо, приступ изумления, поразивший его при входе в зал, уже прошёл. Но искорки тревоги в его глазах не погасли.
— Как мне называть вас, госпожа? — осведомился он.
— Так же, как меня называют мои ребята, — ответила она.
— Рыжая Бестия?
— Именно.
— Отвратительная кличка.
Четверо за столом ошеломлённо переглядывались. Верзила за стойкой — тот даже втянул голову в плечи, будто ожидая, что потолок вот-вот обрушится на его макушку. А девушка провела ладонью по волосам и улыбнулась.
— Ребята искали вас на всех тропах, — сказала она. — Они и посейчас ищут. Вы нарушили закон, убили одного из нас и теперь приговорены к смерти.
— Насколько я помню, Турийские горы всё ещё принадлежат Метрополии, и законы, действующие здесь, — законы Императора. Я не слышал, чтобы Император велел карать смертью мирных путников, отбившихся от бандитов на глухой тропе.
— Госпожа! — взвизгнул одноглазый. — Прикажите, и я прямо сейчас выпущу ему кишки! Кто он такой, чтобы дерзить вам?
— У тебя уже была возможность доказать свою храбрость, — не оборачиваясь проговорила Рыжая Бестия. — А теперь этим человеком займусь я.
Она шагнула к Берту. Ловец растерянно развёл руками — и тут же полетел на пол. Бестия, потирая кулак, стояла над ним, ожидая, пока он поднимется. Берт вставать не спешил. Проведя рукой под носом, он стряхнул красные капли и приподнялся на локте.
— Неплохой удар, — сказал он.
— Ты бьёшь больнее, — отозвалась Бестия странно изменившимся голосом.
— Он умелый воин! — подобострастно подтвердил арбалетчик. — Госпожа, теперь нам можно выпустить ему кишки?
— Я же сказала, этим человеком займусь я. Вставай и следуй за мной.
— Вот это другое дело, — пробормотал Берт, поднимаясь.
Рыжеволосая молча повернулась и направилась мимо стойки к лестнице, ведущей на второй этаж. Снова недоумённая тишина повисла в зале, но, когда и Берт ступил на лестницу, одноглазый очнулся:
— Госпожа, ну, хоть этому-то ушастому коротышке можно пока выпустить кишки?
Берт, сидя на краю кровати, связывал шнурки на куртке — полчаса тому назад он оборвал их, не желая возиться с узлами.
— Твои живоглоты и впрямь Самуэлю горло не перережут? — спросил он.
Марта откинула покрывало и сзади оплела его руками: