— Взял с собой только самое необходимое, — продолжал Ловец, — свой верный нож…
Друг и на этот раз не отреагировал.
А за следующим углом опять что-то мелькнуло. Будто кто-то высунулся посмотреть и тут же скрылся обратно. Ловец вздохнул и распахнул плащ, положив руку на рукоять длинного и прямого обоюдоострого ножа, удобного и для рукопашной драки, и для метания. Этот нож он нашёл, разгребая пепелище трактира разбойников в поисках своего меча, обронённого, когда последний из желтолицых сбил его с ног на лестнице. Нож показался ему подходящим оружием, хотя бы на первое время, пока он не обзаведётся чем-нибудь ещё. Кроме этого ножа, ничего более приличного отыскать не удалось. Сабли степных дьяволов были сделаны из скверного металла, и в раскалённом аду пожара потрескались все до единой, и у мечей разбойников сгорели деревянные рукояти, а точить новые тогда было несколько недосуг…
Попугай вдруг хрипло что-то гаркнул, и Друг остановился — у двери кабачка с размытой дождём вывеской и наглухо заколоченным окнами. Кабачок, видимо, давно не посещался никем, кроме бродяг, не желавших ночевать под открытым небом.
— Сюда… — сказал Друг и перешагнул порог.
Берт, подозрения которого в дурных намерениях проводника при виде кабачка только укрепились, несколько секунд промедлил, чтобы вытащить из-за пояса нож и, стиснув рукоять, скрыть вооружённую руку полой плаща.
«По крайней мере, развлекусь, — подумал он. — Начищу рожи этим недоумкам, а потом приступлю к расспросам. Не может такого быть, что они не подскажут, какую лодку выгоднее нанять… Всё-таки местные…»
Он ступил в пустой коридор, пол которого густо покрывали полусгнившие обломки мебели и человеческие экскременты. Было темно, и, щурясь, Берт пошёл по коридору.
— Эй! Друг! — окликнул он своего проводника, но ответа не получил.
Коридор неожиданно оборвался лестницей, уводящей вниз. В потёмках Берт едва не свалился, но в последний момент успел удержаться за стены. Лестница оказалась длиной всего в четыре ступени, она упёрлась в дверь, совсем не такую, какой была входная, косо висящая, в любую минуту готовая упасть. Массивная, сколоченная из цельных брёвен, дверь в полуподвал кабачка, скрипнув могучими петлями, отворилась.
Холод пульсировал в затылке Берта.
Держа наготове нож, Ловец перешагнул порог и остановился. Он очутился в тесной комнате с земляным полом. Слабый серенький свет, падавший через узкое оконце на уровне мостовой, рассеивал мрак, позволяя видеть осклизлые стены, сорвавшиеся, должно быть, давным-давно полки, под которыми темнели глиняные черепки. Наверное, здесь когда-то располагалась кладовая. Никого в комнате не было, но, когда глаза Берта попривыкли к полумраку, он углядел своего проводника, неподвижно стоящего у одной из стен. Косматая голова Друга была опущена, рука и крюк безвольно висели вдоль туловища… А попугая на плече не было.
— Очень хорошо, — опуская нож, сказал Ловец. — Это что — шутка такая?..
«Кажется, дурманное опьянение окончательно завладело им», — подумал он.
Тело проводника качнулось — и в тот же момент хриплый возглас долетел из угла. Дёрнувшись, Берт увидел попугая, усевшегося на вбитый в стену костыль. Птица смотрела на Ловца круглыми, не по-птичьи осмысленными глазками.
Крик попугая оживил Друга. Ступая неровно, но очень быстро, калека вышел за дверь. Прежде чем Берт успел опомниться, тяжёлая дверь грохнула, закрываясь, сухо лязгнул засов. И тут же за дверью послышалось шуршание и мягкий удар в пол — словно, скользя по стене, свалилось на пол обмякшее тело.
Выругавшись, Ловец метнулся к двери, ударился о брёвна со всего размаху — но дверь не подалась ни на палец.
Опять закричал попугай. Повернувшись на крик, Берт увидел, как птица неправдоподобно съёживается и темнеет — будто смятый ком бумаги на огне. Миг — и чёрное бесформенное пятно полностью слилось с тенью в углу.
Призрачный холод оледенил затылок Ловца так сильно, что он скривился от боли. Где-то очень близко притаилась опасность — страшная, смертельная опасность. Берт, выставив перед собой нож, закружился по комнате. Зубы его скрежетали, выплёвывая ругательства:
«Кретин, идиот, вислоухий осёл, помёт обезьяны и барана! Дал полоумному, едва живому от дурмана калеке-жулику заманить себя в ловушку! Не удосужился даже осмотреть дверь с той стороны — и обнаружить засов на ней!»
Тьма плескалась наверху, совершенно скрывая потолок. Серый полусвет, исходящий от окошка, на мгновение померк — кто-то быстро заглянул в подвал, быстро заглянул и отпрянул, и Берт, резко развернувшись, не успел заметить, кто это был.
По потолку застучал спешный перебор крохотных когтистых ножек. И был этот звук настолько мерзок, что Ловца передёрнуло от макушки до пят. Не сумев удержаться от восклицания, полного брезгливого ужаса, Берт ринулся к окошку. Шириной всего в полдесятка ладоней, оно располагалось на высоте человеческого роста. При желании можно было в него просунуться, но… в процессе этого Берт оказался бы в полной власти того, кто притаился снаружи. А тут ещё жуткий, несмолкающий стук по потолку. Кто там? Кто там?! Берту на мгновение представилось, как невидимая тварь — громадная голокожая крыса, вонзая коготки длинных скрюченных лапок в доски потолка, носится над его головой, вывернув страшную оскаленную морду так, чтобы было видно жертву, — выбирает место и момент, готовится к броску…
Ловец уже забыл первоначальную версию о грабителях, покушающихся на скудный его кошелёк. Здесь было что-то совершенно другое, что-то невообразимо чудовищное, чему нет названия в человеческом языке.
Чёрный ужас, подобного которому он не испытывал никогда, охватил всё его существо. Это было похоже на опьянение — страх не родился в сознании Берта, он пришёл извне. Мутился ум, мышцы всё слабли и слабли, пока силы совсем не оставили его. Берт упал на колени посреди комнаты, едва дыша. Лицо его было мокро от пота, в пальцах скользила влажная рукоять ножа. Зрение расплывалось, и не было уже возможности понять — то, что он видит, происходит на самом деле, или это ужас заставляет его видеть: как тьма, клубившаяся под потолком, потекла вниз, чёрными разводами по стенам, как Тьма собиралась в клокочущие лужи на земляном полу и ползла от стен медленными, гибкими щупальцами, тянулась к центру комнаты, стремясь задушить обессиленного человека…
Перестук коготков на потолке стих. Зловещая тишина поглотила даже клокотание Тьмы. Если бы не узкое окошко, пропускавшее серый свет, Берт бы обезумел от абсолютности кошмара ожившей Тьмы.
Он не мог видеть, как с потолка медленно спускается на чёрной нитке липкой паутины вылепленный Тьмой крупный паук. Паук пошевеливал восемью ножками, на вздувшемся брюшке его сиял серебряный крест. Жвала его смыкались и размыкались, поблёскивая влагой ядовитой слюны. Паук опустился на шляпу Ловца…
Серый свет, дрожащий от близости и мощи Тьмы, снова померк — кто-то встал напротив окошка. Арбалетная стрела разорвала мрак, туго свистнув в коротком полёте, сшибла шляпу с головы Берта.
Ловец рухнул ничком, но тотчас снова вскочил. Жизненная сила вспыхнула в нём с такой же молниеносной быстротой, с какой развеялась Тьма, — тени, будто чёрные кошки, ринулись в утлы и замерли там, расплылись, потеряв очертания.
Вскочив, он почти наугад метнул нож, который всё ещё держал в руке, — метнул туда, откуда прилетела стрела, едва не впившаяся в его череп. Там, на мостовой, послышался сдавленный стон и стук упавшего тела. Берт бросился к окошку.
Подпрыгнув, он подтянулся на руках, отчаянно засучил ногами по осклизлой стене, втискивая своё тело в узкую дыру. Остатки страха подстёгивали его, гнали прочь из вязкой темноты на солнечный свет.
Вывалившись на мостовую, он, тяжело дыша, встал на ноги. Радужные пятна заплясали в глазах Ловца — словно в лицо ему порхнула стая пёстрых бабочек. Берт прикрыл от яркого света глаза ладонью.
Человек в чёрном лежал, скорчившись на боку, рядом с окошком. Нож пришёлся ему точно в левую сторону груди, и последними агонизирующими движениями человек скрёб ногтями по камням мостовой, словно ещё пытаясь дотянуться до небольшого арбалета, валявшегося в шаге от него. Берт склонился над человеком и рывком перевернул его на спину.
— Гут… — изумлённо вымолвил он.
Услышав своё имя, слуга великого многознатца Маргона захрипел и поднял голову. Опустившись на мостовую, Берт поставил колено ему под затылок.
— Зачем ты хотел убить меня? — спросил он, вглядываясь в холодеющие уже глаза. — Маргон приказал?
Красная пена хлынула на губы Гуту.
— Не тебя… — едва слышно вымолвил он. — Тебя… оберегал… так надо… Хозяин велел… искать здесь… Я нашёл…
— Где Маргон? Почему он скрылся от меня?
— Скрылся… Так надо… Хозяин велел… велел мне…
Гут зашарил рукой по одежде, наткнулся на нож, всё ещё торчащий в его груди и застонал. Берт потянулся вырвать нож, но… не стал этого делать. Ловцу не раз приходилось видеть обречённых людей — Гута уже не спасти. А вытащив нож, он может расширить рану, тем самым ускорив кончину.
— Что происходит? — спросил он, низко наклонившись над бледным до молочной синевы лицом Гута. — Что такое происходит?.. — Он вспомнил, как чёрный ужас сковал его, никогда не ведавшего настоящего страха; вспомнил, как Тьма, там, в подвале, ожила, превратившись в кровожадного неуязвимого призрачного зверя… — Как мне найти Маргона?! — закричал он.
Гут кашлянул. Кровь ручейками побежала по его подбородку.
— Хозяин велел передать, — вдруг чисто и ясно выговорил Гут, — чтобы ты сделал, что обещал… Непременно сделал. Хозяин умоляет тебя сделать это…
— Где сам Маргон? Как мне поговорить с ним?
Рука Гута всё-таки доползла до кармана. Пальцы стиснули что-то под тканью… и расслабленно выкатившись из кармана, ударились о камни мостовой. Гут судорожно двинул нижней челюстью и перестал дышать.
Берт откинулся назад. Не сразу, с трудом поднялся с колен. Мысли его путались и мешались. Пережитое в подвале всё ещё тлело в его груди; понимание того, что он вот только что убил неповинного человека, который пытался его спасти и спас, медленно входило в его сознание. Маргон… Маргон умоляет его сделать это… Сделать что? То, что обещал. Найти Кость Войны — вот о чём умоляет Маргон. Великий многознатец Маргон, Один-из-Четырёх — умоляет его, Альберта Гендера, Ловца. Теней…