Нужно забирать её отсюда. Нужно найти рыжеволосую и Кость Войны — и сразу же покинуть эту разваливающуюся по кускам каменную громадину.
— Марта!
Наплевав на опасность быть раздавленным, Берт перешёл на бег. Где он находится? Не ушёл ли впотьмах слишком далеко от тайного хранилища?
Громкий скрежет над головой, заглушивший грохочущую какофонию, заставил его бежать быстрее. Но миновать опасное место Ловец не успел. Громадный кусок камня, расколов напольную плиту, врезался стоймя прямо перед ним. Не сумев вовремя остановиться, Берт со. всего маху перелетел через камень, упал на пол, выпустив разом из рук и меч, и факел.
Меч скользнул куда-то в темноту. Деревяшка, окутанная пламенем, стуча, пролетела несколько шагов и ткнулась в ноги человеку в чёрной одежде. Словно не замечая окружающего хаоса, человек, освещённый скудным пламенем тухнущего факела, спокойно сделал шаг в сторону, отвалил плоский осколок плиты и поднял заблиставший белым свечением череп-шлем.
— Сет… — выдохнул Ловец.
И громадный кусок древнего камня рухнул в локте от того места, где он лежал, запечатав проход к тайному хранилищу. Берт ничего больше не видел. Темнота охватила его.
— Марта! — отчаянно вскрикнул он.
Но никто не отозвался.
…Необъятная ширь ночного неба дышала прохладой. Выбравшись из узкого подземного хода, Ловец упал на землю. Голова его кружилась. То, что происходило с ним в последние минуты, он помнил урывками.
…Как он колотил, сдирая кожу с костяшек, кулаками в каменную глыбу, закрывшую от него и Сета, и Марту, и Кость Войны… Как звал рыжеволосую, как срывался его голос в рыдание…
Как очередной обвал погнал его прочь от этого места, по коридорам, наполненным вязкой Тьмой… Как сумеречные незримые щупальца хватали его за ноги, мешая бежать, как с потолка летели увесистые камни, как он спотыкался, падал, снова вскакивал… Как разверзались перед ним трещины, как рушились позади стены… Как чёрные иглы впивались в мозг, гасили сознание… Как он после долгого беспамятства вдруг ощутил себя висящим на перилах железной винтовой лестницы, с громким лязгом трепещущей, будто ветвь сухого дерева под ураганным ветром… Как с трудом сообразил, что спасение уже близко, и продолжал путь…
Кто его вывел из дворца Аниса? Инстинкт сохранения жизни или… Маргон и те другие, из Союза Четверых, всё ещё следили за ним?
Да что в том толку теперь…
Древний костяной шлем, Кость Войны — оказался в руках Сета. А Марта…
Он снова оставил её. В который уже раз?! Он снова сбежал, и на этот раз не по своей воле. Не по своей воле, но что это меняет?..
Земля под ним дрожала.
Перевернувшись на спину, Берт безучастно смотрел, как громада дворца оседает, поднимая тучи чёрной пыли — словно это Тьма, столетиями жившая в бесконечных каменных переходах, вырывается на волю. Отчего-то грохота почти не было слышно. Дворец Аниса умирал. Рушились остовы башен — большие остроугольные камни разлетались далеко вокруг, множество их со свистом впивалось в землю рядом с Бертом. Но он, впав в какое-то оцепенение, даже не пытался отползти дальше.
Зачем?
Всё кончено. Вряд ли кто-то, кроме него, сумел спастись. Кость Войны погребена под толщей камней. Понадобится не один год, чтобы, разобрав завалы, добраться до неё. И паскудный Сет наверняка мёртв.
Но всё это сейчас совсем не волновало Альберта Гендера, Ловца Теней из Карвада.
Лишь одна мысль билась в оледеневшем его мозгу.
Марта…
Марта.
Почему надо потерять её, чтобы понять, как она на самом деле ему дорога?
Марта…
Дворец Аниса больше не возвышался над округой. Он будто ушёл под землю, земные недра поглотили его и сомкнулись, оставив на поверхности лишь бесформенные и невысокие каменные груды — точно курганы в память множества погибших здесь людей.
Берт закрыл глаза.
И открыл их, когда услышал странный свист.
От развалин дворца поднимались извилистые туманные струи. С тугим свистом вырывались они из-под земли. Густо-молочные и плотные, будто призраки змей, они переплетались друг с другом и, становясь тонкими, словно иглы, там, в вышине, вонзались в тёмное небо.
А земная твердь продолжала содрогаться. Колебания, центром которых был разрушенный дворец, расходились далеко-далеко по пустыне.
…Когда его потащили к костру, Самуэль наконец очнулся от оторопи. Он принялся отчаянно вырываться, но что он мог поделать? Пустынные воины, не обращая никакого внимания на сопротивление, волокли его к огню.
Полопались одна за другой завязки на куртке. Затрещал, отрываясь, рукав. А за ним и второй.
Самуэль закричал.
Вторя его крику, истошно завопили Дети Красного Огня. Но не только восторг предвкушения слышался в их крике — ещё и какая-то неясная, наверное даже им самим непонятная тревога. Женщины уже не били в ладоши, они упали ничком и странным образом мелко-мелко подёргивались.
Жар огня ударил в лицо Самуэлю. И этот жар словно пробудил в нём понимание. Что-то трясёт землю под его ногами — сильно трясёт — и эта тряска передаётся прижавшимся к земле женщинам. Тряска колышет языки огня, рвёт их лоскутами, разбрасывает сыплющие искрами головешки и угли.
Исхагг прыгал вокруг воинов, волокших Самуэля, и натужно вопил охрипшим голосом.
Что-то происходит. Что-то странное и страшное… Настолько ужасное, что от этого землю бьёт дрожь.
Он рванулся из последних сил. Куртка лопнула на спине по шву. Но уже ничто не могло спасти Самуэля. Полураздетого, его кинули прямо в огонь.
Ухун исчез в языках пламени, а над всем становищем повисла напряжённая тишина. Исхагг жадно смотрел — что будет теперь. Какой великий день! День, когда Дух Красного Огня избавит родные земли от древнего проклятия. Дети и внуки Исхагга, и дети его внуков будут до самой смерти гордиться тем, что именно их предок узнал в обыкновенном чужеземце воплощение Красного Огня. Именно их предок вёл церемонию освобождения Духа.
Земля трясётся… Словно упругие волны ходят под каменистой оболочкой чудовищно громадного земного тела. Исхагг чувствует, чувствует волнение мира, в который вот-вот ворвётся.
Красный Огонь поглотил Ухуна. И через миг будто тысячи молний ударили в костёр — вспышка была до того ослепительна, что Дети Красного Огня, пряча лица в ладонях, повалились ниц.
Когда они открыли глаза, на земле, возле чёрного кострища, среди множества багрово светящихся рассыпанных углей, лежал, слабо шевелясь, маленький человечек. Обнажённый его торс был густо покрыт набухающими волдырями. Некоторое время он лежал, не в силах даже стонать, потом поднял голову, облепленную тлеющими, исходящими дымом волосами, и тоскливо заскулил.
Исхагг только глянул на человечка и равнодушно отвернулся. Дух Красного Огня вышел на свободу! Красный Огонь выплюнул человеческую плоть как ненужную шелуху…
Завыли в страхе оторвавшиеся от земли женщины. Они первыми заметили: небо далеко на востоке замутилось. Белёсые струи, поднимаясь вверх, впивались в вышнюю темноту, растекались по небосводу шевелящейся, будто осьминог, тучей — гигантской, даже при взгляде отсюда.
— Свершилось! — воскликнул Исхагг, обращаясь к своему народу. — Зло покидает наши земли! Смотрите, как сонмы освобождённых душ летят к небесам, туда, где с рассветом появится Великая Прародительница Красного Огня! Свершилось!
Земная твердь ходила ходуном. Грохот разнёсся над всей Пустыней Древних Царств. Тёмные нагромождения развалин одно за другим приходили в движение. Всё больше и больше белёсых струй били в ночную беззвёздную черноту.
Пока небосвод над Пустыней целиком не затянуло мутной плёнкой.
Когда горы пляшут, извергая из своих недр раскалённую лаву, когда чёрные тучи пепла застилают небо, когда море встаёт на дыбы, круша корабли и пенными языками смывая прибрежные посёлки, когда земная твердь ходит волнами, ухмыляясь зазубренными трещинами, старики Метрополии говорят: это Эолле Хохотун смеётся.
Далеко от мира живых, там, где дьявол терзает души грешников вечной мукой, где вой демонов заглушает рыдания несчастных, смеялся Эолле Хохотун.
Сквозь чёрные дыры могил смотрел он на землю.
Он видел Пустыню Древних Царств. Он видел трясущийся в агонии дворец Аниса. Он без усилий проницал взглядом толщу каменных стен и наблюдал за тем, как человек в чёрной одежде, стоя спокойно среди грохота разрушения и стонов умирающих, поднимает на руки древний череп, выточенный в виде шлема. Поднимает на руки Кость Войны. Видел, как пальцы человека жадно бегут по белой иззубренной поверхности Кости, ласкают впадины глазниц. Видел он и лицо человека, искажённое гримасой страстного вожделения.
Эолле знал, что так будет. Эолле знает и что будет потом.
Вот человек вздымает руки, сжимающие шлем. Медленно надевает его на голову. Лицо скрывается под костной маской, глазницы черепа, только что пустые и чёрные, вспыхивают жестоким жёлтым огнём. Сорвавшаяся с потолка плита падает прямо на человека — но тот даже не пошатнётся. Едва коснувшись Кости, плита разлетается тысячью каменных осколков, будто от удара гигантским молотом.
Человек в чёрном оглядывается. Он заходит за груду камней и выволакивает девушку в изорванной одежде, с рыжими волосами, запёкшимися от крови. Рыжеволосая без чувств. Человек перекидывает безвольное тело через плечо.
Эолле хмурится. Этого он не предугадывал. Этого не должно быть. Впрочем, хмурится Эолле лишь мгновение. И снова начинает хохотать. Всё идёт как надо. Нет причин беспокоиться и сомневаться. Когда имеешь дело с людьми, всегда случаются мелкие неувязки. На то они и люди — слабые и глупые создания, пленники собственных чувств.
Человек в чёрном начинает путь. В полной темноте он движется, не останавливаясь, безошибочно выбирая повороты и проходы к лестницам. За ним спешит, отчаянно хромая, израненный, истекающий кровью воин. Эолле удостаивает его мимолётным взглядом. Крепок он, этот воин. Что ж, если ему посчастливится выбраться живым, надо обратить на него особое внимание…