елье на закрытых просмотрах. Или их старшие коллеги, совершенно остервеневшие от голубых-розовых, от собственной доступности, от бандитов и депутатов, а главное, от того, что после девятнадцати – уже старуха. Смешно. И очень грустно. Наташа вырастила свой собственный мирок. И в нем всем было хорошо. Правда, совсем изолироваться от мира настоящего получалось не всегда. Например, сегодня не получилось.
Когда трое громадных мужиков ввалились в зал, Наташа сначала жутко испугалась.
И их громадности, и того, что социальная принадлежность громил не вызывала сомнений. Если Наташа и постаралась скрыть страх, то только потому, что из восьмерых женщин в зале была самой сильной.
– Если вы ко мне, то не могли бы подождать? – сказала она, очень надеясь, что голос не дрожит.– У нас занятия.
Самый большой из троих поглядел на нее сверху: здоровенный ротвейлер на маленького котенка, и произнес неожиданно вежливо:
– Вы не волнуйтесь, Наталья Тимуровна. Господин Челепнов интересуется, это, не обижает ли кто? Нам велено приглядывать, если, это, что не так, сразу говорите, значит, Шига, то есть господин Челепнов, вас, это, опекает… – Чувствовалось, что вести беседу в подобном благожелательном стиле «ротвейлеру» весьма затруднительно.– А если что, типа, наезд какой, это сразу, бля, то есть простите, нюх у всякого, это, завянет! – громила грозно выдвинул челюсть.
– Натурально, завянет! – поддержал второй.– На раз!
– А чем же я обязана такой заботе? – сухо осведомилась Наташа.
– Ну как же! – громила расплылся в улыбке.– Ежели, это, господина Челепнова сам Спортсмен попросил приглядывать!
Наташа не сразу сообразила, что Спортсмен – это ее Андрей.
– Так что, это, передавайте привет и всё наше уважение,– закончил здоровяк и, вздохнув с облегчением, ретировался.
Громилы ушли, а неприятный осадок остался. Непонятно почему. «Привет и уважение» Наташа передавать не собиралась.
Наташа прислушалась. Нет, ничего. Посмеялась над своими страхами: в магазин сходить боится. Ну конечно, на площадке пусто. И лампочка горит, как положено.
Наташа сбежала по лестнице, распахнула дверь…
Что-то укололо в шею. Почти не больно. Наташа удивленно повернулась. Вернее, начала поворачиваться, но посередине движения колени подкосились, и Наташа почувствовала, что падает на спину. Удара об асфальт она не ощутила…
Вошь орал что-то веселое, почти не слышное за лязгом, грохотом и воем. Машину мотало, как корабль в шторм. Ласковину надоело сидеть позади, и он, цепляясь за все, что можно, перебрался на командирское место. И убедился, что, несмотря на болтанку, БМП четко ломит вперед по центру лесной дороги.
«Не дай Бог, подвернется кто-нибудь»,– подумал он.
Вошь что-то крикнул – уже Ласковину.
– Чего? – не расслышал тот.
– Солнцеворот!!! – заорал Вошь прямо ему в ухо.– Завтра! Добрая ночь, брат!
И прибавил газу.
По счастью, любителей ночной езды им не встретилось, а в поселке Вошь сбавил скорость почти до пешеходной.
– Тихо-тихо подберемся! – крикнул он Ласковину.
Ни хрена себе тихо!
У злосчастных ворот (ой, не долго им стоять!) Вошь аккуратненько развернулся и вырубил дизель.
– На выход,– сказал он Ласковину.– Прикроешь меня снаружи.
Ласковин кивнул и направился к задней двери.
– Эй,– остановил его Вошь.– Дуру возьми! – и протянул Андрею автомат.
– У меня есть,– Ласковин похлопал по пистолету в кармане, но Вошь только презрительно фыркнул, вложил ему в руки АК, сунул пару магазинов:
– Пошел!
От железного зверя несло железом и соляркой. Гусеницы перепахали дорогу, оставив безобразные черные полосы. Ласковин аккуратно обошел БМП, скользнул в канаву и затаился. Через некоторое время уши его оклемались настолько, что смогли различить нестройное пение, доносящееся из дома. «Свидетели Апокалипсиса» готовились к будущей славе.
Вошь по пояс высунулся из люка, положил на броню автомат. Ждал. Наконец в особняке соизволили заинтересоваться явлением бронетехники. С той стороны ворот возник дядя в черной куртке, похрупал по снежку, гаркнул:
– Чего надо?
БМП его не смутила. Ну конечно, вот если бы ангел с трубой…
– Здорово, братила! – весело крикнул Вошь с высоты.– Открывай ворота, Страшный Суд приехал!
И, подхватив автомат, полоснул очередью поверх дядиной головы.
Зазвенело разбитое стекло. Дядя тут же упал на снег и проворно отполз в сторону. А отползши, ухитрился бабахнуть из пистолета. Но цели на броне уже не было. Вошь соскользнул внутрь, железный зверь рыкнул, пихнул ворота, и они упали, словно игрушечные. БМП ввалилась во двор, застыла и через мгновение выплюнула длинную грохочущую очередь.
Нежизнерадостное пение оборвалось. Двери дома распахнулись. На снег выскочило несколько человек… и тут же устремилось обратно. Ласковин увидел, как ползун-стрелок вскочил, зайцем запрыгал по сугробам, перемахнул через забор и был таков. В доме захлопали выстрелы. Пули безвредно лязгали по броне. Железный зверь молчал, медлил с ответом.
Ласковин двинулся вдоль забора, выбирая, где бы поудобней форсировать преграду, нашел, перелез, зарылся в снег.
Железный зверь ответил.
Бабахнуло так, что враз заложило уши. Ласковин даже присел. Цепочка черных рваных фонтанов возникла прямо перед домом. Над Андреем противно взвизгнуло, и он поспешно шлепнулся на снег.
Когда фонтаны осели, парадных дверей в доме уже не было. Стекол тоже. И цвет стен существенно поменялся.
Зато задние двери уцелели. Ломанулись оттуда – любо-дорого смотреть. Поток – полсотни голов в секунду. Кто в чем, и огородами, кто куда. Первыми наверняка аккредитованные проповедники.
«Как вам локальный армагеддончик!» – мстительно подумал Ласковин.
Снова высказался пулемет – чертой поперек порченого фасада. Ответной реплики не последовало.
Распахнулся верхний люк. Вошь призывно замахал рукой, и Ласковин, увязая в снегу, побежал в БМП. Никто в него не стрелял. Даже обидно.
– Обидно! – крикнул Вошь, словно прочитав мысли Андрея.– Разве это конец света? Держись!
Машина подалась назад, наехала задом на ограду, вдавила в снег целую секцию, подпрыгнула, перевалившись через канаву, и остановилась.
Вошь через откинутые спинки сидений полез в башню.
– Лезь сюда! – весело заорал он.– Шлем надень! Будем кино смотреть!
Звук был такой, словно разом лопались тысячи воздушных шаров. Андрей увидел, как огненная лента понеслась к ярко освещенному фарой фасаду. Снаряды лущили кирпичи, крушили рамы, взрывались внутри, в дыму и огне… А потом раздался совершенно невероятный грохот, стены дома будто выгнулись наружу, потом как бы втянулись внутрь, и добротный особняк «апокалиптян» осел кучей строительного мусора. Звенящая тишина. Локальный «армагеддон» кончился.
В соседних дворах истошно лаяли собаки.
– В арсенал попали! – радостно гаркнул Вошь.– Команда: все вниз! Задраиться!
Надсадно взревел дизель, железная коробка БМП рывками, в три приема развернулась и рванула по улице.
– Мы их достали! – перекрывая шум, орал Вошь.
Мы их достали! Братуха, ты живой, и я живой.
Мы их достали! Они – в металле. А мы – домой!
А мы летим домой! Братуха!!!..
БМП выскочила на дорогу. Вошь гнал, наплевав на правила движения, со скоростью, какую Ласковин и представить не мог у этого утюга. По счастью, в ночное время машин почти не было, а те, что были, поспешно брали к обочинам. Перед гусеницами БМП что джип, что «Жигули» – без разницы.
Гладкожопая иномарка, кажется, «форд-скорпио», обошла их справа, чуток сбавила скорость. Задняя дверь приоткрылась, высунулась рука, продемонстрировав интернациональный жест презрения.
Вошь на полуслове оборвал песню, бросил штурвал – железная зверюга так же целеустремленно продолжала переть вперед,– рванулся наверх, в башню. Терзая уши, загрохотал пулемет. Иномарка нелепо подпрыгнула, занеслась задом, перевернулась, ломая кусты, БМП пролязгала мимо, дальше.
– Мы их достали!..
– Зачем? – спросил Ласковин.
Вошь не затруднил себя ответом.
– Они в металле! А мы летим домой, братуха!..
Минут через десять Вошь остановил БМП.
– Дальше ножками,– сообщил он.– Извини, что не к подъезду.
Ласковин глянул в щель – точно, до стоянки метров двести.
– Ты запомнил, где мы взяли эту хреновину? – уточнил он.
Вошь посмотрел удивленно.
– Конечно.
– Подбираю тебя у поворота, как договорились.
– Угу. Часа через полтора.
– Лады. Ты уж поаккуратнее,– попросил Ласковин и полез наверх.– До встречи.
Соскользнув по броне, Ласковин встал у обочины. БМП развернулась и, обдав Андрея клубами вонючего дыма, улязгала прочь. Сразу стало невероятно тихо. И даже как-то теплее. Ласковин одернул куртку, перемахнул через канаву на пешеходную дорожку и зашагал по свежему снежку.
Ворота стоянки были заперты. Две лохматые псины, кавказец и южнорусская, поприветствовали Ласковина на свой собачий манер. Спустя несколько минут к ним присоединился сторож, с недовольным, почти собачьим ворчанием открывший ворота. Псы тут же взяли Ласковина под контроль. Сторож посветил фонарем сначала на Ласковина, потом на протянутую им бумажку.
– Помню,– буркнул он.– Черная «ауди». Полуночники, бля.
– Ладно, не бухти,– сказал Ласковин и сунул сторожу червонец.– Скажи лучше, где тут поесть можно?
– Метров пятьсот ночной ресторан,– сторож махнул рукой.– Не надо мне твоего червонца, укатывай в темпе.
– А что так грубо? – спросил Ласковин.
Кавказец за спиной пододвинулся и зарычал.
– Ты б себя понюхал – порохом шмонит на три метра! – проворчал сторож.– Скажешь, на охоту ходил? Карим, назад!
Кавказец отошел на пару шагов, но Ласковин физически ощущал его недоверчивый взгляд. Одно движение, и прыгнет. Андрей не боялся. Уж с собакой-то он управится.
– Больно ты чуткий,– бросил он сторожу.
– Зато слепой, глухой и памяти никакой,– буркнул тот.