Коридоры уже заполнились людьми, топот спешащих ног становился все ближе. А снаружи, за стенами города, спокойно спали тумены, не подозревая об угрозе.
Хачиун вел свою лошадь по измятой, вытоптанной копытами траве стана, прислушиваясь к людскому шуму вокруг. Несмотря на ночную пору, путь он держал не один. Вместе с ним ехали три десятка личных телохранителей, готовых в случае чего дать бой. Никто теперь не разъезжал по станам в одиночку, ведь до новолуния рукой подать. Светильники и факелы, треща бараньим жиром, метали тревожные отсветы на каждом пересечении проездов, и за Хачиуном сейчас пристально следили темные группы воинов.
Просто удивительно, как сгустилась в воинских станах атмосфера подозрительности, став почти осязаемой. На пути к шатру брата Хачиуна уже трижды останавливали для объяснений. Наконец впереди показалась знакомая повозка. На входе в шатер два светильника бросали дрожащие, неровные клинья рыжеватого света, колеблемые ночным ветерком. Хачиун заметил наведенные на него из темноты луки. Тут на дощатый настил, позевывая, вышел Хасар.
– Поговорить надо, брат, – сказал Хачиун.
– Прямо сейчас, среди ночи? – потягиваясь, простонал Хасар.
– Да, именно сейчас, – сердито подчеркнул Хачиун.
Говорить что-либо еще при таком количестве ушей он не намеревался. Хасар тут же уловил настроение брата и уже без пререканий кивнул. Стоило ему тихонько свистнуть, как из темноты на условный сигнал тут же появились воины в полном боевом снаряжении, придерживая на ходу ножны сабель. Хачиуна они проигнорировали и подошли к своему командиру, молча обступив его кольцом, готовые внимать приказам. Хасар приглушенно что-то им говорил.
Хачиун терпеливо дожидался. Затем воины, склонив головы, разошлись. Вскоре один из них подвел Хасару коня – норовистого вороного жеребца, который то и дело недовольно взбрыкивал и всхрапывал, пока его седлали.
– Возьми с собой своих людей, – посоветовал Хачиун.
Прищурившись, Хасар в неверном свете огней разглядел тревогу на лице брата. Пожав плечами, он махнул рукой ближним нукерам. Из темноты тут же высыпали с четыре десятка воинов, сон которых давно уже был прерван прибытием вооруженных людей, остановившихся вблизи командира. Похоже, даже Хасар предпочитал не рисковать в эти ночи тревожного ожидания новолуния.
До рассвета было еще далеко, но при общем неспокойствии в стане перемещение такого количества всадников будило всех, мимо кого они проезжали. Отовсюду слышались голоса, где-то зашелся плачем ребенок. Хачиун с мрачным видом ехал возле брата – оба в молчании направлялись к Каракоруму.
В эту ночь ворота освещались тусклым золотом факелов. Стены в темноте казались серой тенью. На их фоне поблескивали западные ворота; дубовые, окованные железом, они были явно заперты. Хасар, подавшись в седле, напряженно вгляделся.
– Прежде я их закрытыми не видел, – бросил он через плечо.
Не раздумывая, он дал жеребцу пятками по бокам, пустив его вскачь. Остальные воины примкнули к нему так слаженно, будто действие происходило на тренировочном круге. Шум стана, перекличка голосов – все утонуло в глухом стуке копыт, всхрапывании коней, позвякивании металла и доспехов. Впереди постепенно вырастали западные ворота Каракорума. Теперь там можно было разглядеть ряды вооруженных людей: они стояли к конникам лицом, словно вызывая их на бой.
– Вот потому я тебя и разбудил, – сказал Хачиун.
Оба, и Хасар, и Хачиун, приходились великому хану братьями, и дядьями – его сыновьям. Сами они были именитыми военачальниками, известными в народе и уж тем более в войске. При их приближении к воротам подернутые сумраком ряды людей ощутимо всколыхнулись. Конные воины, обступив своих командиров, взялись за рукояти мечей. Воины с обеих сторон были напряжены, как натянутая тетива. Хачиун с Хасаром, переглянувшись, неторопливо спешились.
Они стояли на пыльной земле, долыса вытертой идущими через ворота повозками. На себе они чувствовали мрачные взгляды выстроившихся впереди всадников. У этих людей не было ни знаков отличия, ни стягов и бунчуков. Все равно что разношерстное воинство прежних времен, когда Хачиун с Хасаром были еще молоды, а не единый народ.
– Вы все меня знаете! – внезапно рявкнул Хасар поверх их голов. – Кто смеет стоять у меня на пути?
От звука этого голоса, что, бывало, властно раскатывался над полями сражений, люди нервозно дернулись, но не отозвались и не потеснились.
– Что-то я не вижу у вас ни знаков туменов, ни бунчуков с указанием рода и звания. Или вы просто бродяги, безродные псы без хозяев? – Сделав паузу, воин окинул ряды гневным взором. – Ну а я, коли вы меня еще не узнали, темник Хасар из рода Борджигинов, или Волков, из народа, который подчиняется одному хану. Смотрите, нынче вы мне за все ответите!
В зыбком свете светильников кое-кто из людей нервно переминался с ноги на ногу, но в целом строй не нарушился. Блокировать ворота могли послать от силы сотни три. Несомненно, то же самое происходило сейчас и у остальных четырех стен Каракорума. Хищно ощерившиеся за спиной Хасара воины были в явном меньшинстве, но вместе с тем это лучшие рубаки и лучники, каких только можно пожелать. По одному слову любого из братьев они готовы ринуться в бой.
Хасар еще раз поглядел на Хачиуна. Тот еле сдерживал гнев, взирая на это тупое и вместе с тем дерзкое противостояние со стороны неизвестного воинства. Рука его взялась за рукоять меча, подавая однозначный сигнал. Как раз в тот момент, когда воины с обеих сторон уже напряглись, готовясь двинуться на врага, Хачиун перехватил взгляд брата и едва заметно покачал головой. Хасар нахмурился, оскалившись от досады. Он наклонился к самому ближнему из стоящих перед воротами и жарко дохнул ему в лицо:
– Говорю вам – вы бродяги без роду без племени, с песьей кровью. Стойте здесь и не расходитесь, пока я не отъеду. В город я войду по вашим трупам.
От начальственного рыка воина прошиб пот, он лишь быстро моргнул.
Хасар вскочил на лошадь. В сопровождении своих телохранителей братья помчались прочь от утлого озерца света и от верной погибели. Когда отъехали на достаточное расстояние, Хачиун подскакал на своей кобылице ближе и хлопнул брата по плечу:
– Это наверняка Сломанное Копье. Угэдэй в городе, и кому-то ужасно не хочется, чтобы мы нынче ночью подоспели к нему на помощь.
Хасар кивнул. Сердце его все еще ухало молотом. Такого вызывающего неповиновения со стороны воинов и соплеменников он не встречал уже давно. Его сотрясал гнев, лицо рдело.
– Ничего, мой тумен заставит их ответить за такое оскорбление, – зловеще проговорил он. – Где Субудай?
– С той поры как он сегодня отправился к Угэдэю, я его не видел, – ответил Хачиун.
– Пошли скороходов в его тумен и еще к Джебе. С ними ли, без них – я войду в город, Хачиун.
Расставшись на этом, братья со своими воинами поскакали разными тропами, которые должны будут привести к воротам Каракорума сорок тысяч человек.
На какое-то время шум по ту сторону двери почти стих. Обменявшись жестами, Субудай с Толуем подняли кушетку, крякнув от ее тяжести. Чтобы поставить ее поперек входа, понадобилось совместное усилие.
– Сюда еще можно как-то проникнуть? – задал вопрос Субудай.
Угэдэй покачал головой, а затем задумался:
– Вообще-то, в моей опочивальне есть окна, но стена там отвесная.
Субудай вполголоса ругнулся. Первое правило: верно выбери позицию. Второе: знай ее в подробностях. И того и другого он сейчас лишен. Темник оглядел своих смутно различимых спутников, оценил их настрой. Мунке с Хубилаем – всего лишь мальчики с блестящими от возбуждения глазами, взбудораженные неожиданным приключением. Ни тот ни другой даже не осознают опасности, которая им угрожает. Сорхатани смотрит твердо. Под пристальным взором женщины Субудай вынул из-за голенища длинный нож и подал ей.
– Этой ночью стена их не остановит, – приникая ухом к двери, сказал он Угэдэю.
Все затихли, давая ему вслушаться. И тут от мощного, с треском, удара в дверь Субудай невольно отскочил. С потолка струйкой посыпалась штукатурка, при виде которой Угэдэй недовольно покачал головой.
– Коридор снаружи узкий, – пробормотал он как будто самому себе. – Таранить с разбега у них не получится – нет места.
– Хорошо, что хоть так. А оружие здесь есть? – осведомился Субудай.
Угэдэй кивнул: все-таки он сын своего отца.
– Я покажу, – поманил он рукой.
Обернувшись к Гурану, Субудай увидел, что тот с мечом наготове стоит у двери. Еще один мощный удар, а за ним шум сердитых голосов снаружи.
– Зажгите светильник, – распорядился темник. – Темнота нам уже не в помощь.
Этим занялась Сорхатани, а Субудай вслед за Угэдэем прошел во внутренний покой, где церемонно поклонился Дорегене, жене Угэдэя. Вид у нее был уже не заспанный, она даже успела пригладить волосы водой из чаши, приготовленной для утреннего туалета. Отрадно было видеть, что ни она, ни Сорхатани не поддаются панике.
– Сюда, – указал идущий впереди Угэдэй.
Субудай вошел в опочивальню и одобрительно кивнул. Тут по-прежнему горела небольшая масляная лампа, в свете которой со стены над ложем мягко поблескивал меч Чингисхана с рукоятью в виде волчьей головы. На противоположной стене красовался роговыми накладками мощный лук.
– А стрелы к нему есть? – спросил Субудай, бережно снимая оружие с крючков и пробуя тетиву.
К явному удовольствию военачальника, Угэдэй улыбнулся.
– А ты думал, темник, он здесь просто для красоты? – сказал он в ответ. – Конечно стрелы есть.
Из сундука был извлечен колчан на тридцать стрел, изготовленных главным оружейником. Они все еще поблескивали маслом. Колчан Угэдэй перебросил Субудаю.
Снаружи в дверь с треском продолжали ломиться. Осаждающие притащили с собой молоты, и теперь даже пол дрожал от тяжелых ударов. Субудай прошел к окнам, расположенным высоко в наружной стене. Как и окна внешнего покоя, они были забраны железными решетками. Субудай машинально прикинул, как бы действовал он сам, если бы сейчас хотел попасть внутрь. Решетки, хотя и крепкие на вид, на серьезный штурм не рассчитаны. Изначально представлялось немыслимым, чтобы враги сумели подобраться так близко, а даже если бы исхитрились, у них не осталось бы времени высадить решетки прежде, чем стража Угэдэя порубила бы их самих на куски.