У короля были волосы до плеч и белокурая борода. Из-под охватывавшей лоб короны взирали светло-голубые глаза. Поймав на себе его взгляд, Йозеф Ландау и Конрад Тюрингский сдержанно поклонились под тщательно выверенным углом. На их приветствие король Бела едва отреагировал и занял место на троне из золота и лазурита в тон стенам. Эти цвета переливались у него за спиной, в то время как он сам принял от слуг церемониальные регалии монаршей власти, включая массивный золотой скипетр. На глазах у рыцарей король трижды мерно поднял его и стукнул об пол. Сенешаль отступил назад, и вперед к толпе вышел какой-то другой слуга, разодетый почти с такой же роскошью.
– Судебные тяжбы на сегодня отменяются! – возгласил он. – Так сказал король! Пусть те, кто пришел по подобным делам, уйдут прочь! Пускай в полдень обратятся к судебному распорядителю.
На лицах многих из тех, кто поднялся из коленопреклоненных поз, Йозеф заметил гнев и разочарование. Имея благоразумие не показывать королю свое неудовольствие, они предпочитали смотреть себе под ноги. Можно представить, как эти люди ждали той минуты, когда попадут в тронную залу, как надеялись, прибегали к разного рода хитростям и подкупу, – и тут им вдруг велят уходить, а об их делах и чаяниях не произнесено ни слова. Увидев, как одна молодая женщина смахивает слезы, Йозеф нахмурился. Тронная зала быстро пустела. Наконец в ней осталась лишь дюжина человек, все больше вельможи или рыцари.
– Половецкий хан Котян! – объявил сенешаль.
Некоторые из дворян посмотрели друг на друга искоса, но Конрад вроде как вздохнул свободнее. Встретившись глазами с ливонцем, магистр чуть заметно пожал плечами – единственное, что он мог сделать под внимательным взором короля.
Двери отворились, и в залу вошел приземистый человек, во многом представлявший собой противоположность королю. Кожа Котяна была темна, почти как у иерусалимских мавров. Лицо осунувшееся, а тело жилистое, как у аскета, который ест ровно столько, чтобы поддерживать в себе жизнь, что редко встречалось при дворе. Недобро сверкнув глазами, перед монархом он склонил голову лишь чуть ниже, чем это сделали Ландау с Конрадом.
Король Бела поднялся с трона и впервые за все время произнес:
– Господа почтенные рыцари и свободные дворяне! Должен вам сообщить, что татары перевалили через горы.
Свою речь он, демонстрируя ученость, повторил на русском и на латыни.
Конрад с Йозефом при этих словах перекрестились, а тевтонец еще и поцеловал свой массивный перстень, который носил на левой руке. Йозеф знал, что в нем хранится частица Святого креста с Голгофы (вот бы ему такой могущественный талисман, чтобы сохранять спокойствие).
Котян в ответ лишь дернул головой и яростно плюнул себе под ноги. От такого поступка король с придворными застыли. У Белы на лице проступил гневливый румянец. Но прежде, чем он успел что-либо сказать (например, велеть наглецу слизать с пола свой плевок), Котян заговорил:
– Государь, это не татары, а монгольские воины. Передвигаются они быстро и уничтожают на своем пути все живое. Если у тебя есть друзья, то немедля призови их на помощь. Скажу без преувеличения: они понадобятся тебе все.
Король холодным взглядом обвел залу:
– Здесь, в моих землях, я дал твоим людям пристанище, Котян. Двести тысяч твоих соплеменников расположились в моей стране. Ты прошел через горы, чтобы укрыться от этих… монголов, как ты их называешь. Тогда, Котян, вы были одеты не как сейчас. Вы были в лохмотьях и умирали от голода, разве нет? И тем не менее я тебя приютил. Дал пастбища и пищу из моих рук.
– В обмен на тело и кровь, государь, – уточнил Котян. – Я крестился в твою… в нашу веру.
– Это тебе дар от Бога, Котян. Мирскую же цену еще только предстоит заплатить.
Половецкий хан выжидательно заложил руки за спину. Йозеф заинтересованно смотрел. Он слышал о массовом исходе из русских земель – люди уходили, предпочитая смерть от холода в горах, чем от рук врага. По слухам, эта монгольская Золотая Орда представляла собой самостоятельное кочевое войско, беспрерывно движущееся со всем своим скарбом и табунами. Половина Венгрии тряслась от страха перед этой напастью; более того, прошел слух о черном дыме, который здесь якобы видели в предгорьях. Свидетельством искренности Котяна можно было считать побелевшие костяшки его смуглых кулаков. Между тем король Бела продолжал:
– Если мы с тобой друзья, то мне понадобится каждый воин под твоей командой. Я снабжу их всем необходимым оружием, дам наваристую похлебку, чтобы поддержать силы, дрова для костров, чтобы согреться, корм для лошадей, соль для их пищи. Я принял твою клятву верности, Котян. Как твой сюзерен, приказываю тебе выставить войско и встать рядом со мной лицом к врагу. За своих людей не страшись. Это моя земля. Врага я не пущу.
Он сделал паузу, которую Котян некоторое время не нарушал. Наконец плечи его обреченно поникли, словно от усталости.
– А твои союзники пришлют свои армии? Папа? Император Священной Римской империи?
Теперь уже Бела молчал в напряжении. Папа Григорий и император Фридрих погрязли в своих междоусобицах. Он и сам вымаливал у них помощь людьми и оружием уже больше года – с той самой поры, как из русских земель стали прибывать беженцы. Правда, император Фридрих прислал тевтонских рыцарей: одну тысячу сто девяносто человек, ровно по году основания их ордена, и число это никогда не превышалось. Все как один – замечательные воины, но против дикарской Золотой Орды это все равно что делянка пшеницы перед тучей саранчи: сметут и не заметят. Тем не менее перед людьми, поддержкой которых хочешь заручиться, надо проявлять непоколебимую уверенность.
– Войском мне обещали помочь король Болеслав из Кракова, а также герцог Генрих Силезский и король Богемии Венцеслав. Так что к весне свежее подкрепление у нас обязательно будет. Ну а пока я вполне могу положиться на своих мадьяр: шестьдесят тысяч отборного войска, где каждый так и жаждет расправиться с полчищами этих дикарей. И у нас же есть рыцари – вот кто встанет несокрушимой стеной! А с твоими конниками я смогу выставить на поле войско числом в сто тысяч! – От таких невероятных цифр на губах Белы заиграла улыбка. – Мы выдержим любой натиск, а затем обратим этих варваров в бегство и ответным ударом в начале весны выдворим обратно в дикие степи. И у нас воцарится вечный мир.
Котян тягостно вздохнул:
– Ладно. Могу привести на эту пляску сорок тысяч, мой король. Стоять так стоять. – Он пожал плечами. – Бежать все равно некуда: зимой они везде нас настигнут.
Конрад Тюрингский кашлянул. Король через залу милостиво кивнул ему. Великий магистр Тевтонского ордена степенно почесал бороду, попутно раздавив там не то блоху, не то вошь.
– Ваше величество и хан Котян. Император Фридрих не посылал нас к вам. Власть его – над землей, но не над душами людскими. Мы явились сюда ради наших братьев-христиан на Руси, что недавно обратились в истинную веру и ныне претерпевают гонения от нехристей. Мы встанем перед семьями страждущих и оградим их от напасти. Ибо таков наш долг.
Зала пришла в движение. То одни, то другие благородные вельможи и рыцари выступали перед троном и заявляли о готовности прийти королю на помощь в благом деле. Йозеф подождал, пока выскажутся самые ретивые, и тоже заявил о том, что выставит восемьсот ливонских рыцарей. От него не укрылось, что хан Котян воспринял его слова скептически. Будучи одним из тех самых «новообращенных», упомянутых Конрадом, половец пока представления не имел, что значит сила закованных в сталь воинов, воюющих во имя Христа. Несмотря на малочисленность, каждый из рыцарей в совершенстве владел разным оружием и на поле брани был так же истов и крепок, как в своей вере в Бога. Репутация братьев была такова, что монгольская орда непременно разобьется о них, как волна о скалы.
– Вот такие люди и должны следовать за каждым государем, – благосклонно молвил Бела, довольный столь открытой поддержкой. Еще бы, вот так, без унизительного торга, уговоров, посулов и уступок своим вассалам, отчего бы не воевать. – Неприятель стоит в отрогах Карпат. Это не более чем в трехстах милях отсюда. Естественными преградами на пути врага служат Дунай и Шайо. У нас есть месяц, от силы два, чтобы подготовиться к их приходу. До весны монголам сюда не добраться.
– Государь, – снова подал голос Котян. – Их передвижение я наблюдал не раз. Да, все их становище доберется не раньше чем к этому сроку, но тумены – их главная ударная сила – могут покрыть такое расстояние за восемь дней. Если бы они не отдыхали летом, то были бы здесь уже давным-давно. Они рыщут, словно волки зимой, пока все вокруг спит. Нам надо быть готовыми уже сейчас. Во всяком случае, насколько возможно.
Король Бела нахмурился. Стоя на ступенях тронной лестницы, он нервно вертел пальцами резной перстень – жест, выдающий волнение, которое не укрылось ни от Котяна, ни от вельможных персон. На трон Бела взошел всего шесть лет назад, унаследовав его от своего почившего отца. Так что к грядущей войне, к тому же обещающей быть столь необычной, он был не готов уже в силу своей неопытности.
– Очень хорошо, – кивнул наконец правитель. – Магистр Конрад, ты сегодня же отбываешь в Буду и Пешт, начнешь приготовления. Чтобы приход врага не застал нас врасплох.
Король простер руку, в которую его сенешаль торжественно вложил обнаженный меч. Перед всем собранием Бела провел оружием по своему предплечью, которое тут же окрасилось в алый цвет. С невозмутимым видом монарх ждал, когда кровь зальет серебро клинка своим багрянцем.
– Доблестные рыцари, вы видите королевскую кровь Венгрии. Обагрите же и вы клинки своей кровью и разошлите их по городам и деревням. Держите их высоко. Народ откликнется на зов своего дворянства, на призыв короля к оружию. Пусть это будет знаком.
Субудай, закутанный в меха, протягивал руки к огню. Жарко потрескивали дрова, а взгляд словно сам собой следовал за дымом, уходящим вверх, к ветхим балкам амбарных стропил. Хозяева – какие-нибудь земледельцы – давно уже это место покинули, так что часть крыши просела и обрушилась. Пахло лошадьми и соломой, и было довольно сухо, во всяком случае в одном из углов. Место для начала покорения страны не самое удачное, но, кроме него, здесь, среди необозримого простора замерзших полей, больше ничего и не было. Субудай с минуту хмуро наблюдал, как капает над открытой дверью сосулька, – видимо, до нее доходит тепло костра. И все же это новая земля. О временах года в этих краях орлок ничего не знал; не знал он и как долго продлится зима.