Его горделивое настроение слегка омрачал лишь левый фланг. Половцы, хотя и хорошие конники, еще скорбели по своему хану, неизвестно как и кем убитому в непонятной заварухе у реки. Ропщут так, будто в этом личная вина короля. Несносный народ. Когда монголы убегут обратно за горы, надо будет как следует подумать, стоит ли терпеть у себя такое множество половцев. Может, дать им денег, чтобы подыскали новую родину поприветливей, – это, пожалуй, будет не так обременительно для королевской казны.
Бела вполголоса выругался, увидев, что конница половцев покидает отведенное ей в построении место. Через поле он послал к ним гонца с приказом оставаться на месте. За передвижением посланца король наблюдал, задумчиво почесывая подбородок. Было видно, как половцы вдалеке скопились вокруг какого-то человека – видимо, предводителя, – но останавливаться не думали. Бела гневно опустил руку и, повернувшись в седле, обратился к ближайшему из рыцарей:
– Скачи к половцам и напомни им о данной мне клятве. Пусть остаются на позиции и ждут приказов.
Рыцарь в знак почтения опустил копье и величаво поскакал вслед за первым посланцем. К этому времени половцы окончательно нарушили аккуратную симметрию рядов, а их кони хаотично рассеивались по полю. Беда с этими кочевниками: дисциплина им неизвестна. Бела попытался вспомнить имя Котянова сына, который вроде как должен ими командовать, но оно упорно не шло на ум.
Прибытие рыцаря половцев тоже не остановило, хотя теперь они настолько приблизились к Беле, что видели его расставленные руки! С таким же успехом он мог пытаться остановить прилив, они просто обтекали его, двигаясь без всякой видимой спешки. Бела выругался вслух: половцы, судя по всему, едут непосредственно в его расположение. Явно хотят подправить свою клятву или выклянчить провиант и оружие получше. До чего же гнусный народец: пытаться выторговать себе преимущества, как будто он не король, а какой-нибудь грязный купец. Только и знают что свою меновую торговлю. Дочерей своих и тех готовы продать за горсть монет.
Король Бела гневно смотрел, как половецкие всадники медленно двигаются вдоль общего строя. Как раз сейчас к нему с сообщением насчет монголов прибыли посыльные, и он намеренно их подле себя удерживал, тем самым выказывая половцам свое пренебрежение. Когда один из его ординарцев громко кашлянул, король наконец поднял глаза: на него пристально смотрел сын Котяна. (как его все-таки звать? Совершенно вылетело из головы. Столько дел все последние дни, где уж тут все упомнить.)
– Что за срочное дело, ради которого ты нарушил все построение? – напустился на него Бела, краснея от едва сдерживаемого раздражения.
Сын Котяна нагнул голову так резко, словно хотел боднуть.
– Король Бела, – сказал он, – нас связывала клятва моего отца. Отца теперь нет, а я ею не связан.
– О чем ты говоришь? – возмутился Бела. – Сейчас не время и не место обсуждать это. Возвращайся на свою позицию. Придешь ко мне вечером, когда переправимся через Дунай. Тогда и поговорим.
Король Бела намеренно отвернулся к гонцам и взялся читать очередное донесение. Через минуту он удивленно поднял голову: молодой человек заговорил снова, как будто и не получал никакого приказа.
– Это не наша война, король Бела. Мы это поняли. Желаю тебе одержать победу, а моя задача сейчас – увести мой народ от Золотой Орды.
Щеки Белы сделались пунцовыми, на бледной коже выступили набрякшие жилы.
– А ну, марш обратно в строй! – рявкнул он.
Сын Котяна качнул головой:
– Прощай, твое величество. Да хранит тебя Господь во всех твоих трудах.
Бела набрал в грудь воздуха, но выдохнуть даже забыл. До него сейчас дошло, что половецкие всадники все как один смотрят на него. Их руки лежали на мечах и луках, лица были угрюмы. Мысли закружились. Как-никак их здесь сорок тысяч. Если приказать убить этого наглеца, то они вполне могут наброситься на королевских гвардейцев. Такой расклад на руку только монголам. Голубые глаза короля метали молнии.
– Покинуть войско? – взревел он. – На глазах у врага? Да вы клятвопреступники! Я считаю вас трусами и еретиками!
Это проклятие король выкрикивал уже в спину сыну Котяна, уезжавшему прочь. О господи, да как же его все-таки зовут? Хотя что толку окликать. Только пускать слова на ветер. Король кипел от злости, пока половцы уезжали вслед за своим вождем. По тропе в обход огромного венгерского войска они возвращались к своему поселению.
– Ваше величество, этим пастухам в наших рядах не место, – презрительно произнес Йозеф Ландау.
Братья-рыцари громко его поддержали. Изменники-половцы все еще ехали мимо безмолвно застывшего войска. Король Бела подавил клокочущую ярость и заставил себя улыбнуться.
– Ты прав, брат Йозеф, – откликнулся он. – Нас здесь сотня тысяч, даже без тех… пастухов. Но после того как мы одержим победу, за такое предательство с ними надо будет поквитаться.
– С удовольствием преподам им урок, ваше величество, – глядя вслед уходящей коннице, брезгливо улыбнулся Йозеф Ландау.
Король тоже улыбнулся в ответ на эти слова:
– Вот и замечательно. Разошлите сообщение, брат Йозеф, что это я отослал половцев. Не хочу, чтобы мои люди задумывались над этим предательством. Передайте, что я буду драться плечом к плечу только с теми, в чьих жилах течет венгерская кровь. Это поднимет боевой дух. Что же до этих бродяг-кочевников, то вы покажете им, какова цена их предательства. Уверен, они понимают только такое обращение. – Чтобы успокоиться, Бела сделал еще один вдох. – Ну да ладно, я уже утомился топтаться на месте и слушать нытье трусов. Давайте приказ выступать.
За армией венгерского короля Субудай наблюдал с возвышенности из-за реки. Переправа внизу шла полным ходом: мосты почернели от воинов и лошадей. Вместе с орлоком за неприятельским войском следили Бату и Джебе, оценивая противника, с которым предстоит сразиться. Под ними, помахивая хвостами, мирно щипали траву лошади. На здешние равнины уже пришла весна. Сквозь оплывшие шапки последнего снега вовсю пробивалась зелень. Воздух еще не прогрелся, но небо было бледно-голубым, и мир готовился разродиться новой жизнью.
– Они хорошие всадники, – вслух заметил Джебе.
Бату пожал плечами, но Субудай решил ответить:
– Их слишком много. И через эту реку слишком много мостов, которые надо бы заставить на нас поработать.
Бату поднял голову, уверенный, что эти двое понимают друг друга с полуслова, а его намеренно вынуждают дожидаться объяснений. Это бесило. Молодой человек отвернулся, зная, что спутники видят его насквозь.
Бату вынужден был пробиваться в жизни, прикладывая огромные усилия. Затем его возвысил Угэдэй, в память об отце сделав темником. Бату занял высокое положение, но теперь привычная ненависть к миру сменилась борьбой, едва ли не более жестокой, чем прежде. Ему приходилось постоянно доказывать, что он способен быть первым и командовать, что у него есть необходимые навыки и дисциплина. Пожалуй, в стремлении себя проявить никто так не старался и не добился большего, чем Бату. Он молод, его пыл и энергия в сравнении со стариковским темпераментом казались поистине неиссякаемыми.
При взгляде на орлока Бату словно разрывался. Какая-то маленькая, слабая его часть отдала бы что угодно за то, чтобы Субудай хотя бы раз похлопал его по плечу, похвалил, оценив его способность вести за собой людей. Остальное же его существо ненавидело эту слабость так страстно, что ненависть переполняла Бату, делая его в глазах окружающих желчным и злобным. Сомнений нет, что отец когда-то уважал Субудая, смотрел на него чуть ли не снизу вверх. И конечно, доверял.
Бату отдавал себе отчет, что ему необходимо избавиться от этой постыдной слабости. Доверия Субудая ему никогда не удостоиться. И одобрения не заслужить. Остается лишь возвыситься в глазах всего народа, чтобы, когда Багатур одряхлеет и лишится зубов, он оглянулся и вдруг увидел, как ошибался, как недооценивал юного военачальника, отданного под его опеку. И тогда он поймет, что не разглядел того единственного, кто мог принять наследие Чингисхана и заставить его сиять, словно золото.
Бату мысленно вздохнул. Он ведь не дурак. Даже мечта о том, что Субудай в старости сполна поймет свое непростительное заблуждение, – из разряда мальчишеских грез. За годы юноша накрепко усвоил одно: ему должно быть наплевать, что там думают про него другие, даже те, кого он уважает. В конечном счете это его жизнь, со всеми ее горькими оплошностями и победами. И не нужно болезненно прислушиваться к тому, как другие тебя оценивают. Для этого он еще слишком молод.
– Пропустим через Дунай примерно половину, – сказал Субудай Джебе. – Их там… сколько? Тысяч восемьдесят?
– Я думаю, больше. Если б они не двигались, можно было бы сказать точней.
– Всадников у них вдвое больше, – с неудовольствием заметил Субудай.
– Так их же половина ускакала, – язвительно напомнил Бату.
Субудай с некоторым раздражением покачал головой. Он тоже удивился, с чего это вдруг десятки тысяч конников перед самым маршем вдруг взяли и откололись от армии короля Белы. Похоже на хитрость, а Багатур хитростей противника не любил.
– Не знаю. Это может быть резерв, засада или часть еще какой-нибудь задумки. Мне не нравится то, что столько воинов оказываются вне нашего поля зрения. Я пошлю пару человек посмотреть, что у них там. Пускай ниже по течению перейдут реку вброд и разведают.
– Думаешь, это у них какой-то резерв? – спросил Бату, довольный, что тоже участвует в разговоре.
Субудай скептически пожал плечами:
– Мне нет дела, кто они, лишь бы не переходили через реку.
А впереди по широким каменным мостам переправлялась через Дунай армия короля Венгрии. Четкое построение сразу позволяло судить о ее структуре и наступательной способности. Поэтому-то Субудай и наблюдал за ней с таким интересом. Сходя на берег, обособленные группы тут же смыкались и образовывали защищенный участок на случай вражеского броска. При виде этих построений Субудай чуть заметно покачал головой. У короля Белы по меньшей мере втрое больше обученного войска, чем у него. Правда, у монголов есть еще вспомогательные части, состоящие из оборванцев-инородцев. Так что для победы трех туменов над этакой силищей нужны удача, опыт и годы боевой выучки. Орлок задумчиво улыбнулся. Этих качеств его армии не занимать. И что не менее важно, он почти месяц потратил на разведку земель вокруг Буды и Пешта – все затем, чтобы найти наиболее выгодную позицию для сражения. Берега Дуная для этого не годятся: линия битвы слишком растянута и разнородна; контролировать ее невозможно. Чтобы лишить врага преимущества, которое дает так