Краем глаза Аббуд заметил, что рядом с монгольскими воинами стоит высокий человек, судя по всему хорезмиец или араб. Стекавшаяся к мечети толпа как будто не замечала их, скрывая страх под маской презрения. Проходя мимо, Аббуд не удержался, чтобы не взглянуть украдкой на бедуина. Характерная вышивка на его одежде, как и медальон на груди, явно говорила о том, что человек этот родом из пустыни.
Однако внимательный незнакомец поймал краткий взгляд купца и быстро шагнул навстречу, преграждая путь. Аббуд был вынужден остановиться, он потерял бы лицо, если бы обошел незнакомца.
– Чего тебе, сынок? – вспылил Аббуд.
Он еще не успел обдумать, как лучше всего распорядиться купленной сегодня информацией. Большой барыш не терпел спешных решений, и купец планировал обдумать все хорошенько во время молитвы в мечети. Бедуин поклонился, но купец смотрел на него с подозрением. Жителям пустыни никогда нельзя доверять.
– Простите меня, уважаемый. Я знаю, что вы торопитесь на молитву, и не потревожил бы вас, если бы дело не было таким важным.
Мимо проходили другие торговцы, и Аббуд чувствовал на себе их любопытные взгляды. Старик вскинул голову, прислушиваясь к призыву муэдзинов. До начала молитвы осталось совсем немного времени.
– Быстро, дружок, быстро.
Молодой человек поклонился во второй раз:
– Мы разыскиваем пятерых человек. Четырех братьев и их отца. Вы не встречали каких-нибудь приезжих, прибывших в ваш город в последние несколько дней?
Обдумывая ответ, Аббуд проявил образцовую выдержку и хладнокровие.
– Любые сведения можно купить, сынок, если предложить хорошую цену.
На глазах у старика лицо молодого человека просветлело. Он отвернулся и на странном, похожем на лай языке обратился к стоявшим рядом и наблюдавшим за их разговором монголам. Кто у них главный, Аббуд догадался еще до того, как тот заговорил. Купец понял это по почтительным взглядам остальных. Видя этих людей, трудно было поверить, что они катились по миру огненным колесом, оставляя за собой выжженный след. Казалось, что они не были способны на это, хотя при каждом воине имелись и лук, и меч, и кинжал. Они были вооружены так, будто вот-вот ожидают начала войны прямо на рынке.
Выслушав бедуина, монгол пожал плечами. Затем молча отвязал мешочек, висевший у него на ремне. С выражением, близким к презрению, монгол швырнул кошелек ювелиру, и Аббуд жадно схватил его. Одного взгляда на золото внутри было достаточно, чтобы градины пота выступили на лице старика. Чем же закончится для него этот день? Теперь надо нанимать у мечети вооруженную охрану, чтобы просто добраться до дому с такими деньгами. Несомненно, злые глаза уже приметили кошелек, а догадаться о его содержимом было несложно.
– Ждите меня тут. Я приду сразу после молитвы, – сказал он, собираясь продолжить путь.
Бросившись со скоростью пустынной змеи, монгол схватил старика за руку и, удерживая его, зарычал на бедуина.
– Ты не понимаешь, – ответил Юсуф Субудаю. – Старик обязан пойти на молитву. Хоть он и стар, но будет драться, если мы попытаемся удержать его здесь. Отпусти его. Он не сбежит.
Юсуф нарочито кивнул в сторону вооруженного сторожа, который сидел на деревянной двери, ведущей в подземный склад, где Аббуд хранил свой товар. Жест бедуина спас положение, хотя сторож и пальцем не шевельнул, чтобы вступиться за своего хозяина. Купцу от этого стало очень досадно, и он дал себе слово, что вышвырнет остолопа вон. Скверно, когда тебя хватают на людной улице, но видеть бездействие сторожа, мирно коротавшего вечер, было уже чересчур. Такое оскорбление было почти нестерпимо. Почти. Золото в руках купца покрывало все издержки сторицей.
Резким рывком Аббуд высвободил руку. Сердце обиженного старика бешено стучало. Он даже хотел вернуть золото и гордо уйти. Однако Худай действительно был слишком мал, а в этом мешочке лежало богатство, которое ему не заработать и за пять лет. Купец смог бы наконец подумать о достойной старости и передать дела сыну. Воистину Аллах был щедр.
– Мой друг не даст вам уйти вместе с золотом, отец, – сказал Юсуф, краснея. – Он не в состоянии понять оскорбление, которое нанес вам. Я буду ждать вас здесь, если у вас есть что сказать.
Аббуд нехотя вернул мешочек, размышляя при этом, что неплохо было бы сначала пересчитать монеты. Но теперь было поздно, и купец подумал, что если к тому времени, когда он вернется, кошель станет легче, то непременно почувствует это.
– Не говори больше ни с кем, – твердо ответил Аббуд. – Я тот, кто вам нужен.
Бедуин поклонился в третий раз, и купец, проходя между возбужденными воинами, вцепившимися в рукояти своих мечей, заметил на его лице слабый проблеск улыбки.
Когда ювелир удалился, Юсуф оскалил зубы в ухмылке.
– Они здесь, – сказал он Субудаю. – Я оказался прав, разве нет? На сорок миль вокруг нет других городов. Они затаились в норе.
Субудай кивнул. Ему не нравилась зависимость от Юсуфа, но местный язык до сих пор казался ему непонятным набором звуков, больше похожим на щебетание птиц, чем на человеческую речь.
– Нам не придется платить этому человеку, если найдем их сами, – ответил Субудай.
Улицы вокруг них совсем опустели, и гудевший весь день рынок как будто испарился. Протяжные и гулкие призывы муэдзинов стихли, уступив место неясному, приглушенному пению.
– Думаю, что вы, хорезмийцы, не стали бы убивать хороших коней, – сказал Субудай. – Они, должно быть, стоят в конюшне, где-нибудь поблизости. Пока все молятся, мы поищем. Сколько хороших лошадей может быть в этой грязной дыре? Найдем лошадей – и мы найдем шаха.
Джелал ад-Дин не спал. Он лежал в темноте, но сон все не шел. В сознании возникали яркие образы, терзавшие принца. Стараясь изо всех сил не поддаваться унынию, он почесал свежий укус блохи и, чтобы согреться, плотнее укутал плечи тонким одеялом. В темноте, по крайней мере, никто из братьев не смотрел на него, ожидая, что он найдет какой-нибудь выход из положения и скажет, что делать. В ночном мраке можно было хотя бы спрятаться от колючего взгляда отца. Каждый вечер принц ложился спать, как только мог себе это позволить. Он искал во сне утешения и жаждал, чтобы новый день поскорее ушел в небытие. Но сон обходил его стороной. Разум неустанно работал, словно маленькое существо, живущее в голове независимо от него. Когда принц закрывал глаза, его начинали мучить воспоминания. Яркие картины празднеств в отцовских дворцах, освещенных тысячами свечей и ламп, мешали уснуть. Бывало, на этих пирах принц кутил до зари и никогда даже не задумывался о цене свечного сала и масла. Теперь же в их крошечной каморке стояла всего одна свечка, которую приходилось подмазывать вытопленным жиром так же часто, как и покупать пропитание и уголь для жаровни. Ведение хозяйства стало для принца открытием столь же ужасным, как и грязные тесные комнаты домишки в Худае.
В отчаянии Джелал ад-Дин открыл глаза. Лунный свет сочился сквозь щели в крыше. Воздух наполняла густая вонь помоев. В первый же вечер по прибытии в Худай принц выставил помойное ведро за дверь, но к утру оно исчезло, и пришлось покупать новое. Джелал ад-Дин научил братьев давать немного денег мальчишке, чтобы тот выносил помои в общую яму за городом, но младшие братья, как водится, забывали. В Худае все стоило денег. Жизнь оказалась куда сложнее, чем думал принц, и порой ему трудно было представить, как эти ничтожные торговцы вообще могли позволить себе жить.
Раздался шум. Дверь задрожала от стука. Джелал ад-Дин испуганно подскочил на постели. Сердце ушло в пятки, и принц потянулся за саблей.
– Джелал ад-Дин? – встревоженно прозвучал голос одного из младших братьев.
– Будьте готовы, – прошептал принц в ответ, натягивая одежду впотьмах.
Штаны пропахли застарелым потом, а ведро для воды было практически пусто. Воды не хватило бы даже на то, чтобы ополоснуть лицо. В дверь снова постучали, и, обнажая клинок, принц сделал глубокий вдох. Он не хотел умирать во мраке затхлой каморки, но милости от монголов принц не ждал.
Держа саблю наготове, Джелал ад-Дин распахнул дверь. Обнаженная грудь вздымалась от волнения. Луна светила достаточно ярко, чтобы разглядеть мальчика у порога. Принц выдохнул с облегчением.
– Зачем тревожишь наш сон? – потребовал он ответа.
– Мой хозяин Аббуд прислал меня, когда направлялся в мечеть для вечерней молитвы. Он велел передать, что монголам известно, где вы остановились. Вам надо покинуть Худай.
Передав предупреждение хозяина, мальчик развернулся, чтобы уйти. Но принц схватил его за руку, заставив взвизгнуть от страха. Жизнь мальчика в Худае была даже опаснее, чем жизнь самого принца, и малец боязливо скорчился.
– Они направляются сюда? – грубо рявкнул на него Джелал ад-Дин. – Сейчас?
– Да, господин, – ответил мальчишка, пытаясь вывернуть пальцы из руки принца. – Прошу вас, мне надо бежать.
Джелал ад-Дин отпустил ребенка, и тот растворился во тьме. На мгновение принц выглянул на улицу. В тусклом свете луны каждая тень казалась врагом. Прошептав короткую молитву в благодарность за доброту старого ювелира, Джелал ад-Дин повернулся и закрыл за спиной дверь, словно она могла удержать страхи снаружи.
Трое братьев уже были одеты и ждали его распоряжений, готовые идти за ним как за вождем. Взглянув на них, Джелал ад-Дин нахмурился:
– Вы двое зажгите свечу и одевайте отца. А ты, Тамар, беги в конюшню и выводи лошадей.
– У тебя есть несколько монет, брат? – спросил Тамар. – Владелец конюшни потребует платы.
Джелал ад-Дину казалось, что петля затягивается у него на шее. Он достал мешочек с рубинами и вручил брату маленький камень. Пять небольших рубинов – это все, что составляло теперь их богатство.
– Дашь ему вот это и скажешь, что мы преданные последователи пророка. Скажи ему, что тот, кто окажет помощь нашим врагам, обесчестит свое имя и никогда не увидит благости Аллаха.
Младший брат выскочил в темноту улицы, и Джелал ад-Дин принялся помогать братьям одевать отца. От вынужденных телодвижений шах стонал и громко кашлял. От тела старика веяло болезненным жаром, но что мог с этим поделать Джелал ад-Дин? Его отец произносил бессмысленные, невнятные слова, но никто не слушал его.