Чингис умиротворенно потянулся. Война гремела далеко от этих мест, и хан радовался крикам и смеху плескавшихся в воде мальчишек, которые подставляли свои тела солнцу и учились плавать как рыбы. Кое-кто даже нырял в озеро с высоких камней, исчезая в обильных брызгах под поверхностью воды. Матери звали сыновей и беспокойно вглядывались в глубину, но дети всегда всплывали, фыркая и смеясь над теми, кто волновался за них.
Почувствовав, как кто-то тянет его за штаны, Чингис наклонился и поднял в воздух маленького Хубилая. Малышу исполнилось только три года, но уже с первых месяцев он радовался всякий раз, когда видел деда. Чингис сильно привязался к внуку.
Одним махом хан закинул малыша себе на плечи и побрел к воде, слегка морщась, когда мальчуган слишком крепко хватал его за волосы.
– Я тебя не уроню, малыш, – говорил ему Чингис. Заметив редкую веселость деда, Мунке тоже протянул ручки, просясь наверх, но Чингис покачал головой. – Погоди. Пусть пока Хубилай покатается.
– Расскажи историю! – потребовал Хубилай.
Чингис ненадолго задумался. Мать Хубилая говорила, что рассказы деда слишком жестоки для маленького ребенка, но Хубилаю они, кажется, нравились. Сорхатани сидела чуть дальше по берегу озера, и Чингис заметил, что она наблюдает за ним. В свои девятнадцать она стала небывалой красавицей, и Чингис порой удивлялся, как это Толую удалось заарканить ее.
– Будешь слушать про хана ассасинов?
– Буду. Расскажи! – весело кричал Хубилай.
Чингис улыбался, резко вертясь то вправо, то влево, и малыш хохотал при каждом неожиданном движении.
– Он был большой-большой, – начал Чингис свою историю. – Руки у него были такие сильные, что он мог согнуть железную палку. У него была борода, как черная проволока, длинная-длинная, по самый пояс! Я встретился с ним два года назад в его крепости. Он прыгнул мне на спину, когда я проходил под аркой, и я ничего не мог сделать. Он схватил меня за горло и начал душить. Я думал, у меня глаза лопнут!
Чингис скорчил страшную рожу, а Мунке вышел из воды и посмотрел на деда широко раскрытыми глазами.
– Как же ты его сбросил? – спросил он.
Чингис опустил на него глаза и задумался.
– Я не смог, Мунке. Я хотел его стряхнуть со спины, как сейчас Хубилая, но он был сильнее меня. Он сжал мне шею сильно-сильно, и вдруг я вижу, что мои глаза выскочили и покатились по земле.
– А как же ты их увидел, если они выкатились на землю? – тут же спросил Хубилай.
Чингис рассмеялся и опустил внука.
– Ты умный мальчик, Хубилай. Ты прав. Я не мог их увидеть. Но я видел себя, с дырками вместо глаз, а ассасин все еще висел у меня за спиной. Когда мои глаза катились по земле, я увидел, что во лбу ассасина горит большущий рубин. Я еще не знал, что это его сила, и был в отчаянии. И тогда я протянул руки и вырвал рубин. И ассасин сразу потерял силу, потому что все его могущество было в этом камне. Я подобрал глаза и продал рубин, чтобы купить белого коня. Я остался жив, но до сих пор слежу, чтобы у меня не выкатились глаза, когда чихаю.
– Это неправда, – дерзко заявил Мунке.
– Нет, правда! – возмутился Хубилай, решительно вступившись за деда.
– Да разве вспомнишь теперь все мелочи? Может, и не было у него никакой бороды? – засмеялся хан.
Мунке фыркнул и топнул ножкой, но Чингис сделал вид, что не заметил этого. Когда Хубилай и Мунке подняли глаза, их дед уже смотрел вдаль, откуда двое всадников мчались к нему по галечному берегу озера. Завидев их, хан переменился в лице, а оба мальчика недоуменно глядели на него, не понимая, куда подевалось его веселое настроение.
– Давайте идите-ка к маме. Вечером расскажу вам другую историю, если будет время.
Дед уже не смотрел на внуков, когда те побежали к матери, поднимая босыми ногами песок и мелкую гальку. Встречая гонцов, хан выпрямился в полный рост. Чингис узнал этих всадников. Больше года назад он посылал их из лагеря с приказом для своего пропавшего сына. Их возвращение могло означать либо неудачу, либо то, что Джучи наконец удалось найти. Чингис не мог понять этого по лицам гонцов, когда те спешились и поклонились ему.
– Великий хан… – начал первый из них.
Но Чингис жаждал новостей и не имел времени на вежливые приветствия.
– Вы нашли его? – перешел Чингис сразу к сути.
Воин утвердительно кивнул, стараясь побороть волнение:
– Далеко на севере, повелитель. Мы не стали задерживаться, чтобы проверить, и сразу повернули назад, как только увидели наши юрты и лошадей. Это не мог быть никто другой.
– Юрты? Но он не брал их с собой, – ответил Чингис. – Значит, он обзавелся домом подальше от меня. Его люди видели вас?
Оба гонца уверенно закачали головами, сохраняя молчание. Вряд ли хана мог заинтересовать детальный отчет о том, как они, замерзая от холода, ползли по глубокому снегу, чтобы ближе подобраться к улусу Джучи.
– Хорошо, – ответил Чингис. – Молодцы. В награду возьмете шесть лошадей из моего табуна: двух жеребцов, двух кобылиц и пару молодых меринов. Я сообщу вашему командиру, что вы отлично справились с заданием.
Гонцы снова поклонились и, довольные своим успехом, сели в седла и вдоль берега озера поскакали к лагерю. Мгновение Чингис, оставшись один, молча смотрел на синюю гладь воды. Никогда в жизни ни один из его военачальников не нарушил его приказа и не подумал об измене. Никто не осмеливался, пока не ушел Джучи, уведя с собой семь тысяч драгоценных бойцов. В поисках сына Чингис слал разведчиков во все концы, как в новые, так и в старые земли. Поиски длились около двух лет, и наконец он нашел его. Чингис мрачно покачал головой. Прольется кровь. И это после того, что он воспитал чужого сына как собственного ребенка. Весь народ говорил об исчезнувшей армии, хотя и не в присутствии хана. Джучи не оставил ему выбора.
Чингис окинул взглядом берега озера, занятые юртами на многие мили. Места тут были хорошие, но пастбища – бедные. Отарам коз и овец не хватало корма, и каждый день их приходилось сотнями гнать на убой. Пора было трогаться в путь, подумал Чингис, и мысль пришлась ему по вкусу. Его народ был создан не для того, чтобы засиживаться на одном месте с видом на одни и те же равнины и горы, когда перед тобой расстилается целый мир, предлагая увидеть бесконечную череду дивных вещей. Чингис потянулся и почувствовал неприятный хруст. Вдали, отделившись от скопища юрт, показался еще один всадник, и хан устало вздохнул. Хотя глаза видели уже не так остро, как прежде, Чингис все же понял, что это скачет Хачиун, узнав его по особой манере править лошадью.
Наслаждаясь ветерком с озера, Чингис дожидался брата под безжалостным солнцем. Когда Хачиун поприветствовал Сорхатани и мальчиков, Чингис не обернулся.
– Значит, ты уже знаешь? – спросил Чингис.
Хачиун встал рядом с ним и взглянул туда же, куда смотрел брат:
– Ты о гонцах? Это я отправил их найти тебя, брат. Они разыскали Джучи, но я пришел к тебе не за этим.
Теперь Чингис повернулся, приподнял брови и с интересом заглянул в серьезное лицо брата:
– Не за этим? Я думал, ты хочешь надавать мне кучу советов, как поступить с моим сыном-предателем.
– Что бы я тебе ни сказал, это не изменит твоего решения, Чингис, – фыркнул Хачиун. – Ты хан. Быть может, его пример послужит назиданием для остальных, я не знаю. Решать тебе. У меня другие новости.
Чингис смотрел на брата, разглядывая его лицо, некогда гладкое, а ныне покрытое морщинками вокруг рта и глаз. Улыбка выдавала его возраст еще заметнее, хотя с тех пор, как монголы пришли в земли мусульман, Хачиун улыбался все реже и реже. Чингис не пользовался зеркалами наподобие тех, что изготовляли в Китае, но предполагал, что и его лицо выглядит ничуть не лучше.
– Говори, брат, – сказал он.
– Ты слышал об армии на юге? Мои люди некоторое время наблюдали за ней.
– И Субудай, и Чагатай оба посылали разведчиков, чтобы следить за ними. Об этом сборище крестьян мы знаем даже больше, чем они сами, – пожал плечами Чингис.
– Чингис, они не крестьяне. В любом случае у этих крестьян есть оружие и доспехи. По последним данным, их около шестидесяти тысяч, если, конечно, мои разведчики научились считать до таких величин.
– Я должен бояться каких-то шестидесяти тысяч? Хотя их число растет. Мы следим за ними уже больше года. Они только кричат, молятся и трясут саблями. Или они наконец выступили против нас?
Несмотря на беспечный тон, Чингис чувствовал, как ледяная рука схватила его за кишки. О сборах армии на юге и ее лидере, которого считали святым, Чингис впервые услышал почти через год после возвращения из похода на ассасинов. Его полководцы готовились к войне, но время летело, а военные действия все не начинались. Войско мусульман оставалось на юге, и Чингису порой казалось, что лишь угроза вторжения удерживала его в этой стране, где каждый день ему досаждали жара и мухи.
– Мои люди взяли троих, – ответил Хачиун, прервав мысли Чингиса. – Когда они поняли, кто мы, совершенно обезумели, аж пена пошла изо рта.
– Ты заставил их говорить? – спросил Чингис.
– Нет, и это меня удивило. Выкрикивали проклятия, угрожали и сдохли как собаки. Только последний сказал мне кое-что важное. Он назвал имя человека, который возглавил их.
– Мне надо знать его имя? – спросил хан с сомнением.
– Ты его знаешь. Джелал ад-Дин, чей отец был шахом Хорезма.
Чингис замер, обдумывая информацию.
– А он молодец. Его отец гордился бы им, Хачиун. Шестьдесят тысяч войска? Теперь нам, по крайней мере, известно, что он обязательно пойдет на север. За моей головой. А раз мы знаем, что это Джелал ад-Дин, то о походе в Индию не может быть никаких споров.
– Я слежу за каждым их шагом, брат.
– Если дождемся их, – задумчиво произнес Чингис, – я хотел бы с моими туменами навсегда оборвать их вопли.
Хачиун чуть вздрогнул. Он понимал, что все должно выглядеть очень ненавязчиво, если он хочет направить Чингиса по нужному пути.