От него не укрылось, как дядя украдкой метнул взгляд на приведенного Барас-агуром писца, который почтительно стоял в сторонке у стены. Как и все, Тэмуге, безусловно, понимал силу начертанного слова. Кто, как не он, собирал и хранил у себя сказания о Чингисе, основателе монгольского ханства. Один из первых списков тех сказаний в переплете из твердой козлиной кожи держал у себя и Угэдэй. Это была одна из самых ценных его вещей. Хотя бывают случаи, когда беседы предпочтительней не записывать.
– У нас разговор с глазу на глаз, Барас, – сказал он слуге. – Кувшин оставь, а писца уведи.
Вышколенный слуга немедля повиновался, и спустя считаные секунды собеседники вновь остались наедине. Угэдэй, осушив чашу, рыгнул.
– Ну так что тебя нынче привело ко мне, дядя? Через месяц ты сможешь совершенно свободно войти в Каракорум вместе со всем своим туменом и народом. Будет пир, будет гулянье – такое, что легенды о нем станут годами переходить из уст в уста.
Тэмуге вдумчиво оглядел своего собеседника. Насколько все-таки молод племянник: лицо еще совсем без морщин. Но уже усталое, суровое, со следами тяжких дум. Действительно, тяжелую и странную ношу взвалил на себя Угэдэй этим строительством. Ведь известно, что большинство воинов в станах не дали бы за этот Каракорум и медной монеты. В глазах же командиров, которые воевали еще под началом Чингисхана, это просто беломраморный памятник тщеславию, да еще на цзиньский манер. Что до Тэмуге, ему хотелось сказать молодому человеку о том, как восхищает его новое творение, да только так, чтобы это не было воспринято как грубая лесть. Ведь он и вправду любил его, этот город. Когда-то Тэмуге и сам мечтал построить такой город с широкими улицами, внутренними дворами и даже библиотекой с тысячами чистых дубовых полок, пустующих в ожидании сокровищ, что когда-то на них лягут.
– Ты ведь не глуп, Угэдэй, – произнес Тэмуге. – Ведь не случайно твой отец из всех твоих братьев, даже старших, избрал именно тебя. – Угэдэй кольнул дядю взглядом, но тот, кивнув, продолжил: – Иногда я думаю, что ты стратег, не уступающий Субудаю. Ведь два года уже народ живет, считай, без вождя, без намеченного пути, а у нас еще нет междоусобной войны, и нойоны не передрались между собой.
– Может, это оттого, – тихо проговорил Угэдэй, – что у них постоянно на виду мой личный тумен, а среди жителей снуют мои писцы и лазутчики? Люди в красно-черном рыщут, словно волки, вынюхивая измену.
Тэмуге лишь фыркнул:
– Не страх их удерживает, а смятение. Они пока не разглядели твоего замысла, поэтому ничего и не предпринимали. Ты наследник своего отца, но к присяге их так и не призвал. Никто не понимает, что к чему, оттого и выжидают, присматриваются. Все по-прежнему ждут от тебя дальнейших действий.
Губы Угэдэя тронуло подобие улыбки.
Вот бы знать, что на уме у племянника, – но кто их нынче разберет, этих молодых? Все как один скрытные.
– Ты выстроил свой город на равнинах, Угэдэй. Армии собрались по твоему призыву. Теперь они здесь, и многие впервые видят это достославное место воочию. Ты думаешь, они просто преклонят колени и присягнут только из-за того, что ты сын своего отца? У него ведь есть и другие уцелевшие сыновья. Ты совсем не берешь их в расчет?
Угэдэй очередной раз улыбнулся, глядя на дядю, который буравил его глазами, словно надеясь выведать таким образом все тайны. Есть среди его секретов такой, который не узнать, сколько ни смотри. Внутри от вина начинало разливаться благостное довольство, убаюкивая боль, словно ласка.
– Если таковым, дядя, и было мое намерение – выиграть себе два года мира и построить город, то, получается, я этого добился, разве нет? Может, это и есть то единственное, чего я хотел.
Тэмуге развел руками.
– Ты мне не доверяешь, – сказал он с явным разочарованием.
– Вернее сказать, доверяю не больше и не меньше, чем остальным, – хохотнул Угэдэй.
– Умный ответ, – обиженно заметил Тэмуге.
– Ну так и ты умный человек, – ответил Угэдэй. – А значит, того заслуживаешь.
Вся непринужденность улетучилась, стоило наклониться к дяде, который тут же безотчетно попытался отодвинуться.
– С новой луной, – отчеканил Угэдэй, – все войско, от десятника до вождя каждого племени, принесет мне клятву верности. Объясняться, думаю, не надо. Они преклонят передо мной колени. Все. Не потому, что я сын своего отца, а потому, что я избранный им наследник, первый во всей державе.
Угэдэй умолк, словно не желая сказать лишнего, и Тэмуге понял, что племянник не даст волю чувствам. Видно, держать себя в руках он научился смолоду.
– Ты не сказал мне, зачем сюда пришел, – неожиданно напомнил дяде Угэдэй.
Тэмуге протяжно вздохнул, понимая, что момент упущен.
– Я пришел удостовериться, что ты осознаёшь опасность, Угэдэй.
– Ты меня пугаешь, – с улыбкой сказал племянник.
– Я не представляю для тебя угрозы, – вспыхнул Тэмуге.
– Так откуда мне в таком случае ждать беды, в моем городе из городов?
– Ты надо мной насмехаешься, хотя я проделал весь этот путь, чтобы помочь тебе, а также увидеть твое творение.
– Оно красиво, не так ли? – спросил Угэдэй.
– Оно прекрасно, – выдохнул Тэмуге с такой искренностью, что Угэдэй невольно поглядел на своего дядю внимательней.
– На самом деле, – сказал он, – мне здесь нужен человек, который заведовал бы библиотекой, собирал со всех концов света рукописи, пока ученые мужи во всем мире не узнают, что такое Каракорум и где он находится. Наивная, быть может, мечта.
Тэмуге в неуверенности молчал. Идея была восхитительной, но и подозрение тоже закрадывалось.
– Ты по-прежнему надо мною подшучиваешь? – мягко поинтересовался он.
– Только когда ты надуваешься, как старая овца, со своими предостережениями, – пожал плечами Угэдэй. – Или ты хочешь предостеречь меня насчет яда, который мне могут подсыпать в пищу или в вино?
На лице у Тэмуге проступили пятна.
– Разве не достойное предложение? – между тем с улыбкой продолжал Угэдэй. – Пасти лошадей и овец у нас здесь может каждый. А вот пасти книгочеев, думается, мог бы только ты. Ты прославишь Каракорум. Я хочу, чтобы молва о нем шла от моря до моря.
– Если уж ты так ценишь мой ум, Угэдэй, – ворчливо заметил Тэмуге, – то мог бы прислушаться к моим словам, хотя бы на этот раз.
Угэдэй обреченно махнул рукой:
– Ладно, дядя, говори, коли считаешь, что это так важно.
– Два года мир тебя ждал. Никто не смел выдвинуть хотя бы одного солдата из страха, что ты обрушишь на непокорных свою кару в назидание остальным. Притихли даже Цзинь и Сун, подобно оленю, чующему, что где-то неподалеку затаился тигр. Так вот, это время подошло к концу. Ты призвал к себе свои армии и уже через месяц, если ты до этого доживешь, быть тебе ханом.
– Если доживу? – переспросил Угэдэй.
– Где сейчас твои верные нукеры, Угэдэй? Ты отозвал их, и никто теперь не рыщет волками по станам в поисках крамолы. И при этом ты думаешь, что расправиться с тобой так трудно? Свались ты нынче ночью с крыши и проломи голову о булыжники своего драгоценного города, кто тогда станет к новолунию ханом?
– Самые большие шансы у моего брата Чагатая, – пренебрежительно бросил Угэдэй. – Если только не оставят в живых Гуюка, моего сына. Есть еще Толуй. У него тоже подрастают сыновья: удалые Мунке и Хубилай, Ариг-Буга и Хулагу. Со временем все они могут стать ханами. – Он улыбнулся, позабавленный чем-то, для Тэмуге не вполне ясным. – Так что, как видишь, Чингисово семя крепко. У всех нас есть сыновья, но все мы при этом оглядываемся на Субудая. На чьей стороне будет непобедимый военачальник моего отца, за тем пойдет и войско, тебе не кажется? А без него начнутся распри, а там – и межплеменная война. Разве облеченные властью когда-то действовали иначе? Я, кстати, еще не упомянул мою бабку. Зубов и глаз у нее уже нет, но дай ей только волю, она на всех страху нагонит.
– Уповаю лишь на то, что на деле ты не так беспечен, как на словах, – неотрывно глядя на племянника, сказал Тэмуге. – По крайней мере, удвой свою личную стражу, Угэдэй.
Хан кивнул. Он не счел нужным упомянуть о том, что расписные стены покоя скрывают за собой зорко стерегущих людей. Непосредственно в эту минуту на Тэмуге были нацелены два арбалета: один – в грудь, другой – в спину. Угэдэю стоило лишь подать знак, чтобы из его дяди вышибли дух.
– Я тебя выслушал и поразмыслю над твоими словами. Пожалуй, поручать тебе заведование моей библиотекой и обителью учености я не стану – во всяком случае, до следующего новолуния. Если меня не будет в живых, мой последователь может утратить интерес к Каракоруму.
Угэдэй увидел, что слова его нашли отклик. Вот и хорошо: хотя бы один из властей предержащих будет прикладывать старания, чтобы он оставался в живых. У всех людей есть своя цена, которая, кстати сказать, далеко не всегда измеряется золотом.
– А теперь, дядя, мне пора спать, – нарочито позевывая, проговорил Угэдэй. – Каждый день мой исполнен трудов и замыслов. – Поднимаясь, он приостановился и довершил свою мысль: – И вот еще что. Все эти годы я не был ни слеп ни глух. Народ моего отца перестал на время покорять новые земли, ну так и что с того? Вскормленный молоком и кровью, он отдохнул, посвежел и теперь с новыми силами готов двигаться дальше. А вот я построил город. Не бойся за меня, дядя. О своих военачальниках и их верности я знаю все, что мне надо.
Угэдэй легко поднялся, а вот беспомощно барахтавшемуся на полу дяде понадобилась его рука.
– Думаю, Угэдэй, твой отец гордился бы тобой, – хрустя коленями и морщась от натуги, прокряхтел при этом Тэмуге.
К его удивлению, племянник покачал головой:
– Сомневаюсь. Я разыскал побочного сына моего брата Джучи, возвысил его, да еще сделал начальником мингана. Думаю продвигать его и дальше, в память о брате. Отец мне этого ни за что не простил бы. – Он улыбнулся такой мысли. – Да и Каракорум наверняка пришелся бы ему не по нраву.