– Нет, повелитель, – потупился стражник.
Угэдэй вздохнул, морща нос от запаха крови и экскрементов в проходе.
– Воздух здесь нечист, – сказал он вслух. – Давай выйдем отсюда.
Он обогнул наваленные изувеченные тела. Многие в общей сутолоке оказались убиты по случайности. Когда все прояснится, надо будет выдать семьям этих работяг какую-нибудь мзду.
Гуран все это время шел рядом. Снаружи, под ярким солнцем, Угэдэй еще раз обвел взглядом достроенную арену, и сердце его взыграло при виде ярусов бесчисленных скамей. Тысячи и тысячи их. После резни на входе место очистилось с ошеломительной быстротой, так что теперь в отдалении слышался беспечный щебет птицы, ласкающий слух. Тридцать тысяч соплеменников будут сидеть здесь и смотреть на скачки, борьбу и состязания лучников. Вот это будет праздник так праздник.
Зачесалась щека. Угэдэй потер в этом месте и, посмотрев на свой палец, увидел, что тот красный. Чья-то кровь.
– Вот здесь, Гуран, я стану ханом. И буду принимать от своего народа клятву верности.
Гуран склонил голову, а Угэдэй улыбнулся своему безоглядно преданному телохранителю. Упоминать о сердечной слабости, которая в любой момент может отнять у него жизнь, он не стал. Не сказал он и о том, что каждое утро испытывает неимоверное облегчение при мысли, что ночь пережита и взору предстал еще один рассвет; а также о том, что спать он ложится все позднее и позднее: а ну как этот день на земле окажется для него последним? Вино и порошок наперстянки приносили облегчение, но вместе с тем каждый день, каждый вдох были сущим благословением. Так что ему ли бояться убийцы, когда смерть и без того неотступно накрывает его своей зловещей тенью? Просто забавно. Угэдэй хохотнул, и тут его снова кольнула боль. Надо, пожалуй, сыпануть щепоть порошка под язык. Задавать вопросы телохранитель все равно не осмелится.
– До новолуния остается три дня. Все это время, Гуран, ты исправно меня оберегал. Много ли покушений ты предотвратил?
– Семь, повелитель, – тихо произнес Гуран.
Угэдэй пристально на него посмотрел:
– Мне известно только о пяти, включая сегодняшнее. Откуда ты насчитал семь?
– Нынче утром, повелитель, мой человек на кухне пресек попытку подсыпать в еду яд, а еще троих воинов вашего брата прикончили в драке.
– Ты уверен, что их сюда послали для того, чтобы убить меня?
– Нет, повелитель, не уверен, – признался Гуран.
Одного из них он оставил в живых и часть утра с пристрастием допрашивал, не получив, правда, за свое усердие ничего, кроме воплей и ругательств.
– Ты поторопился, – без тени сожаления сказал Угэдэй. – А ведь мы все эти нападения предусматривали. Еду мою предварительно пробуют, слуги отбираются тщательнейшим образом. Мой город буквально осаждают соглядатаи и воины, переодетые в каменщиков и красильщиков. Тем не менее Каракорум я открыл, и люди сюда все прибывают. Уже три цзиньских вельможи гостят в моем дворце, да еще два христианских монаха. Странные они: дали обет бедности и живут в конюшнях, спят на соломе… Принесение клятвы верности, похоже, будет интересным событием и запомнится всем. – Угэдэй только вздохнул, перехватив угрюмо-обеспокоенный взгляд телохранителя. – Если все, что мы на данный момент предприняли, окажется недостаточным, что ж, возможно, остаться в живых мне просто не суждено. Отец-небо любит удивлять, Гуран. И не исключено, что, несмотря на все твои старания, меня у тебя все-таки отнимут. А?
– Пока я жив, повелитель, этого не случится. И я назову тебя ханом во что бы то ни стало.
Сказано это было с такой убежденностью, что Угэдэй улыбнулся и хлопнул воина по плечу:
– Ну тогда проводи меня обратно во дворец. Пора возвращаться к делам. А то Субудай Багатур меня, наверное, уже заждался.
Доспехи Субудай оставил в выделенных для него дворцовых покоях. Каждому воину в племенах известно, что однажды Чингисхан подошел к врагу без оружия и рассек ему горло пластиной доспеха. Помимо штанов и туфель на Субудае сейчас был долгополый халат. Вся одежда лучшего шитья, чистая и новая, ждала его в опочивальне. Какая все-таки здесь всюду роскошь! Угэдэй заимствовал и смешивал стили культур всех покоренных народов. Видеть это Субудаю было неловко, хотя, если бы его спросили, в чем именно дело, описать странное чувство словами он бы не смог. Однако еще хуже – суета и многолюдство в лабиринте коридоров, а также сонмы слуг, летящих по поручениям и занятых работой, старому воину совершенно непонятной. На каждом углу и у каждой двери бдели стражи. Вообще, смешение людей и лиц такое, что в глазах рябит, а голова идет кругом. Словом, Субудай чувствовал себя не в своей тарелке. Он привык к открытым пространствам.
День перевалил уже за половину, когда Субудай схватил за рукав семенящего мимо слугу, ойкнувшего от неожиданности. Как сообщил слуга, Угэдэй чем-то занят в городе, но о том, что его ждет Субудай, знает. Значит, уйти, нанеся этим оскорбление, нельзя, и Субудай обосновался в зале аудиенций. Но по мере того, как текли часы, он все больше терял терпение.
Зал был пуст, однако стоящий у окна Субудай ощущал на себе пристальные взгляды. Сверху он озирал новый город, за которым на равнине расположились тумены. Садилось солнце, расчертив длинными полосами золота и тени земли и улицы внизу. Что и говорить, место для города Угэдэй выбрал удачно: с юга – горы, рядом – широко и привольно течет река. Субудай успел уже проскакать вдоль участка канала, построенного с расчетом завести воду в город. Это казалось поразительным, если не знать, что для осуществления этого замысла без малого два года неустанно трудился почти миллион человек. При наличии соответствующего количества золота и серебра все становится возможным. Интересно, уцелеет ли Угэдэй, чтобы насладиться всем этим?
Субудай утратил ощущение времени и опомнился, лишь когда заслышал приближение голосов. Он внимательно наблюдал, как в зал вошли стражники Угэдэя и рассредоточились по местам. Он ощущал обращенные на него взгляды: он тут был единственной возможной угрозой. Угэдэй зашел последним. Его лицо стало гораздо бледнее и одутловатее со времени их прошлой встречи. А при виде этих желтых глаз сразу же вспоминался Чингисхан, и Субудай низко поклонился.
Угэдэй ответил поклоном на поклон, после чего сел на деревянную скамью под окном. Озирая Каракорум, он нежно водил ладонями по позолоченной отполированной поверхности. В ту минуту, когда заходящее солнце окрасило напоследок охристым светом своды зала, Угэдэй прикрыл глаза.
Субудая он не любил, хоть и нуждался в нем. Если бы темник отказался выполнить самый жестокий приказ Чингисхана, старший брат Угэдэя Джучи давно бы уже был ханом. Останови Субудай занесенную руку отца, ослушайся его всего лишь раз – и не было бы сейчас трагической распри между двумя братьями – раздора, угрожающего погубить их всех.
– Спасибо, что дождался, – сказал наконец Угэдэй. – Надеюсь, мои слуги исправно тебе угождали?
Услышав такой вопрос, Субудай нахмурился. Он ожидал, что ему окажут гостеприимство, как это принято в юртах, но Угэдэй был явно изнурен.
– Разумеется, повелитель. Потребности мои невелики. – Он умолк, заслышав за дверями шаги.
Угэдэй между тем поднялся навстречу вошедшим в зал стражникам, за которыми следовали Толуй и его жена Сорхатани.
– Рад видеть тебя в моем доме, брат, – чуть растерянно приветствовал Угэдэй. – Признаться, не ожидал, что ты приведешь с собой красавицу-жену. – Он церемонно повернулся к Сорхатани. – Здоровы ли дети?
– Здоровы, мой повелитель. Я привела только Мунке с Хубилаем. Не сомневаюсь, что они как раз сейчас досаждают твоим нукерам.
Угэдэй слегка нахмурился. Перебраться Толуя во дворец он попросил ради его же безопасности. Он знал по меньшей мере о двух заговорах против младшего брата, но сообщить ему об этом Угэдэй рассчитывал наедине. Он поглядел на Толуя, и тот сразу опустил глаза. Да, Сорхатани явно из тех женщин, которым не откажешь.
– А что остальные ваши сыновья? – спросил Угэдэй брата. – Они разве не с вами?
– Я отправил их к двоюродному брату. Он сейчас откочевал на запад, будет несколько месяцев ловить рыбу. Так что торжественное событие они пропустят, но потом, по возвращении, принесут клятву верности как подобает.
– Вон оно что. – Угэдэй сразу же все понял. Что бы ни произошло, двое сыновей Толуя уцелеют. Возможно, это Сорхатани надоумила мужа, как обойти приказ прибыть во дворец всей семьей. Что ж, может статься, такая предусмотрительность вполне уместна в столь смутные времена.
– У меня нет сомнений, брат, что наш славный Субудай прибыл с целым ворохом новостей и предостережений, – слегка разрядил обстановку Угэдэй. – Ты, Сорхатани, можешь возвращаться в отведенные вам покои. Спасибо, что нашла время повидаться со мной.
Ослушаться было нельзя, и гостья чопорно откланялась. Между тем от Угэдэя не укрылся яростный взгляд, который она бросила на мужа. Створки дверей снова качнулись, и мужчины остались втроем с безмолвно застывшими у стен восьмерыми стражниками.
Угэдэй жестом пригласил гостей к столу. Те расселись, настороженно притихнув. Теряя от всего этого терпение, Угэдэй со стуком сдвинул три чары и, разом наполнив их, подтолкнул к собеседникам. Все трое одновременно потянулись за ними, понимая, что нерешительность подразумевает недоверие: а вдруг вино отравлено? Времени на промедление Угэдэй им не дал: подняв свою чару, осушил ее в три быстрых глотка.
– Вам двоим я доверяю, – заговорил он без паузы, отерев губы рукавом. – Толуй, недавно я предотвратил покушение на тебя или на твоих сыновей. – (Тот напряженно прищурился, весь обратившись в слух.) – Мои лазутчики внимательно за всем следят, но я пока не знаю, кто именно за этим стоял, да сейчас уже и не время это выяснять. С теми, кто замышляет против меня, я могу совладать сам, но тебя я вынужден просить оставаться пока во дворце. Иначе защитить тебя я не смогу – во всяком случае, пока не стану ханом.