Почти обнажённый человек покачал головой:
— В том, что я делаю, нет никаких способностей.
Пауза краткая, но более чем достаточная. Ольтея видела, как нахмурился Сарг, как его взгляд потускнел, а потом вновь обрёл ясность. Похоже он прикидывал все варианты развития будущих событий, используя свой выдающийся интеллект.
— По-потому что способностей вообще н-не бывает, — промолвил Кюннет.
Голубоватый свет, лившийся из-за двери, заострил черты «забытого», сделав его каменную недвижимость ещё более непроницаемой.
— Я умру? — спросил Сарг.
— Даже сейчас я вижу это.
Странный жест, которым убийца будто поместил что-то в точку, на которую указывал, напомнил Ольтее древние имперские гравюры времён раннего Дэсарандеса.
Поправив нелепый наряд, Кюннет взглянул себе под ноги — туда, куда указывал ассасин. Сердце Ольтеи заколотилось.
— Сарг… — тихо прошептала она.
— И что, я уже мертвец? — спросил парень.
— Отодвинься, — уже чуть громче сказала женщина.
— Кем же ещё тебе быть? — спокойно спросил «забытый».
— Отодвинься, глупец! Сойди с этого места! — крикнула Ольтея и поползла вперёд, осознавая, что уши обычного человека, не сиона, попросту не слышат её. Она не знала, зачем это делает. Зачем желает спасти человека, который хотел её убить.
— А ты-ты? Кто же ты? — Кюннет наклонил голову.
— Просто тот, кто оказался рядом, когда это случилось.
Впоследствии Ольтея решила, что это началось мгновением раньше, когда они ещё разговаривали. Нечто вроде треска самого пространства. Словно невидимая и несуществующая тюрьма — или барьер, — получил ещё одну трещину…
…и оттуда показалась чья-то необычайно длинная рука, имеющая слишком много суставов, дабы называться человеческой.
Предвечный молот ударил из-под земли, казалось, сразу по всему лику мироздания. Ольтею тряхнуло, она свернулась, как подброшенная в воздух змея. Всё вокруг ревело и шаталось. «Забытый» опустился, припав к лону подземной бури. Рядом с ним, словно упавшие занавески, рушились вниз пласты кирпичной кладки. Сарг Кюннет, беспокойно оглянувшись, запнулся, а затем исчез в каменном крошеве и облаках пыли.
Обхватившая голову руками Ольтея услышала громкий треск огромных балок.
А затем земля успокоилась.
Она держалась за голову до тех пор, пока рёв не утих, сменившись гулом и лёгким свистом.
Когда женщина наконец осмелилась оглядеться, всё вокруг заполнял сероватый, пыльный сумрак, и она увидел только, что и сама решётка, и та часть стены, где она была установлена, обрушились. Ольтея закашлялась и взмахнула руками, осознав, что лежит на краю провала, в который упала её кровать, теперь оказавшаяся этажом ниже. «Забытого» нигде не было видно, хотя та часть пола, где он стоял, осталась целой. Ольтея слышала, как кто-то громко возглашал раз за разом то ли славословия, то ли молитвы. Слышала в отдалении крики тех, кто пытался восстановить подобие порядка.
Отрывистый женский вопль пробился откуда-то снизу, пронзив Ороз-Хор.
Ольтея Мирадель спустилась на усыпанный обломками пол своей комнаты. Повернувшись, она уставилась на искалеченные останки Сарга Кюннета. Он лежала лицом вперёд — так, как при падении вывернуло его голову, — опершись безжизненной рукой на пол, словно пытающийся подняться пропойца. Его волосы, зачёсанные назад спутанными льняными прядями, были сплошь покрыты известью. Ольтея приблизилась к нему, с каждым шагом смаргивая с глаз всё новые слёзы. Она задумчиво рассматривала его тело, не замечая никаких признаков того, перед чем стоило бы преклоняться, как это часто делали все прочие. Мёртвым он казался всего лишь сломанной куклой. На последнем шаге из горла Ольтеи вырвался лёгкий всхлип. Она наклонилась, подобрала с пола кирпич и, высоко подняв его, изо всех сил бросила парню в голову. Брызнувшая кровь стала ей наградой.
На первый взгляд Сарг Кюннет был ещё тёплым. Более того, в его карманах обнаружился интересный артефакт, переливающийся знаками Хореса и… небольшая стопка писем. Не успел отправить? Собирался сделать это по пути? Хотел подкинуть ей?
Ольтея быстро просмотрела их, осознав, что часть сведений касалась её самой, другая — Милены. Были тут и упоминания Киана, и сведения про Амму, про Финнелона и даже Дэсарандеса. Разбираться, пытаясь осознать, насколько всё это правдива, она не могла. Не было времени. И всё же, это было какое-никакое подтверждение её теории. Сарг Кюннет, очевидно, хотел оставить эти письма в её комнате. Явно не по доброте душевной.
— Что он уже успел сделать? — задумалась Ольтея. — Страховка! Я должна найти её и уничтожить первой!
Компромат, которым её шантажировал Сарг. Он точно должен быть. В его комнате. В церкви. Кто-то должен знать, что забрать и кому передать. Если она успеет перехватить этих людей…
Вид практически разорванного тела снова привлёк её взор.
— Он мёртв, — прыснула она. — Он мёртв! — гораздо громче закричала Ольтея. — Стража! Сюда!
Женщина положила себе на колени его искалеченную голову, воззрившись в лицо, вдавившееся внутрь смявшимся бурдюком, и, слегка наклонив подбородок, позволила себе злорадную ухмылку.
«Ты веришь в это? — прошептал её внутренний голос. — Всё не может быть так… просто. Так… удачно. Для нас. Слишком хорошо, чтобы быть правдой!»
«И всё-таки я верю».
Кем бы ни был этот бог, контролирующий «забытого», он был ей другом.
— Стра-а-ажа-а-а!
Случившемуся наверняка дадут название, — подумал я. — Назовут как-нибудь… Может пафосно, типа: «День Большой Крови» или попроще: «Исход».
После бойни кровь и трупы несло из устья реки Чирапи в море Гурен почти неделю, в красно-чёрном потоке поблёскивали бледные, раздутые тела. Среди солдат поговаривали, что настала «акулья пора», ибо подобное просто не могло остаться без внимания этих морских падальщиков.
Ужас не вставал ни на чью сторону, не выбирал своих и чужих. Он растекался во все места — от одного города к другому. Из отвращения среди жителей Нанва родился страх. На очередном собрании Анселма сообщила, что направила письмо Дэсарандесу о нашем решении, а он ей — ответ, что приказал флоту из Тире выдвинуться на помощь Первой армии. Это означало, что к Магбуру приближался имперский флот. Неужто грядёт контрудар, где мы объединимся со старым врагом, чтобы одолеть нового? Боги! Политика — словно грязная шлюха, готовая дать каждому, кто покажет монеты!
Однако, для начала нам нужно было добраться до Магбура, а Кердгар Дэйтус ещё отнюдь не закончил.
Кедровый лес к северу от реки рос на ступенчатых выступах известняка, а торговая дорога петляла по лощинам и крутым, опасным склонам. Чем дальше измученная колонна заходила в холодный зимний лес, тем более древним и зловещим он становился.
Я вёл свою лошадь в поводу, спотыкаясь, когда под ноги попадались камни. Рядом грохотала повозка, нагруженная ранеными солдатами. На кóзлах сидела Ариана, чей хлыст щёлкал над грязными, прореженными таявшим снегом и ручейками пота спинами двух волов под ярмом.
Где-то за моей спиной ехала Силана с Джаргасом, которых я уже успел навестить и успокоить — даже несколько раз. К счастью, она не полезла с основной массой беженцев, а потому выжила. Аналогично навестил я и сестру, хоть наш разговор и был максимально сухим — слишком много наблюдателей. Может, ещё выдастся момент…
Вздохнув, посмотрел на руку, которую уже давно привёл в порядок — но привычка осталась. Может, я избавлюсь от неё, а может и нет. Пока не решил.
Потери у брода Чирапи звучали у меня в душе глухой, монотонной песнью. Казалось бы — привыкнуть надо, но… Погибло более двадцати тысяч беженцев! Среди них — непропорциональное число детей. Ветеранов среди солдат осталось не больше пяти сотен; элиты, включая Полос, Гусей, Серых Ворóн — ещё меньше. В том столкновении Первая армия потеряла почти тысячу бойцов убитыми, ранеными и пропавшими без вести. На ногах остались дюжина магов и всего два десятка сионов. Погибли три знатные семьи — чудовищная потеря, с точки зрения Совета.
И Вешлер. В одном человеке — память двадцати четырёх колдунов, которую не смогли никому передать. Потеря не только чародейского могущества, но знания, опыта и мудрости. Этот удар бросил пустынников на колени.
Днём, когда колонна временно остановилась, ко мне подошёл Маутнер — поговорить. Мы разделили скромную трапезу. Сначала разговор шёл медленно и со скрипом, словно о событиях на Чирапском броде нельзя было говорить, хоть они и заражали, словно чума, каждую мысль, отдавались призрачными отзвуками в каждой картине вокруг, в каждом звуке лагеря.
Капитан начал медленно собирать остатки еды. Затем остановился, и я заметил, что он смотрел на свои руки, которые мелко дрожали. Нервное, не физическое.
Отведя взгляд, я сам поразился внезапному чувству стыда, которое меня охватило. А на кóзлах спала Ариана, рядом с которой, откуда ни возьмись, появился Ворсгол, волком охраняющий сон «везучей девушки».
Впрочем, с учётом того, что нам поведал Зилгард… Наверное, разбудить её было бы милосердно, но что ещё могла бы увидеть Ариана? Гисилентилы… Древняя сказка или Оксинта хочет сказать нам что-то через свою избранную?
Да, было бы милосерднее разбудить её, но жажда знания сильнее. Жестокость теперь даётся слишком легко.
Маутнер вздохнул и сжал кулаки, обрывая рефлексы.
— А ты чувствуешь необходимость чем-то ответить на всё это, Сокрушающий Меч? — спросил он. — Я помню, как тебе дали это звание и осознаю, что вряд ли тебе напрямую удаётся общаться с богами… — капитан усмехнулся, но взгляд его был вопрошающим. Я молчаливо мотнул головой. — Однако ты грамотный и начитанный, — немного увереннее продолжил он. — Впитал столько мыслей от других — мужчин и женщин. Как смертный человек может ответить на то, на что способны ему подобные? Неужели каждый из нас, солдат или нет, доходит в какой-то момент до точки, когда всё увиденное, пережитое изменяет нас изнутри? Необратимо изменяет. Чем мы тогда становимся? Менее людьми — или более? Вполне человечными — или слишком?