Кальпур стоял, отведя взгляд и уставившись на барьер, не в силах взглянуть в глаза императора, столь сильно ощущалась исходящая от него враждебность.
— В соответствии… — прохрипел второй посол, кашляя от перехватившего его дыхание ужаса, — в соответствии с положениями соглашения между нашими странами, по поводу заключения мира…
Он не мог надеяться уцелеть, попытавшись оказать сопротивление этому человеку. Даже если бы Дэсарандес не был магом, его могущество сиона успело войти в легенды. К тому же, сам Кальпур никогда не проводил над своим телом никаких процедур, кроме стандартных для высшей знати — омоложения и лечения.
Единственное, что оставалось — тянуть время, ожидая, пока кашмирцы и бахианцы, оставшиеся по другую сторону вихря, соберут достаточное число антимагических амулетов и прорвутся сюда, в надежде спасти своего ныне мёртвого визиря. Но, быть может, битва между ними и Мираделем достаточно отвлечёт последнего, чтобы у эмиссара появился шанс?
— Челефи не представлял какое-либо государство или народ, — недослушав, возразил ужасающий лик. В его голосе Кальпур услышал свой приговор — безусловный и однозначный. — Само твоё появление здесь говорит о неуважении к тому соглашению, на которое ты ссылаешься.
Время! Ему лишь нужно чуть больше времени…
Дэсарандес зашёлся лающим смехом и встал так, чтобы Кальпур очутился между ним и примерно двумя дюжинами пробирающихся сквозь поднявшийся вихрь фигур, явно нацепивших антимагические амулеты, а то и редкие Слёзы. Но почему-то было незаметно, чтобы Мирадель хоть капельку их опасался. Казалось, от смеха взвыла даже отрубленная голова, висящая у него на поясе.
Кальпур стоял, разинув рот, а его кишки бурлили от ужаса. Он знал, что обречён, и его терзала мысль о том, как захохочет, прознав об этом, Гердей. Будь он проклят, ублюдок!
Но в следующий миг император, явно не носивший с собой никакой защиты от магии — ведь сам использовал её — стремительно махнул рукой. На самом кончике ладони появился прозрачный, словно стекло, барьер, который он растянул внутри защитного артефакта эмиссара.
Вовремя.
На них обрушился поток ветра. Чужого ветра. Мелькающие порезы наслаивались друг на друга столь быстро, что защита Кальпура треснула со звуком разбитой фарфоровой чаши. Однако защита Дэсарандеса устояла… устояла бы, если бы в неё на всей скорости не ударил незнакомец. Мужчина, чьё лицо напоминало безэмоциональную маску.
«Кукла, — осознал посол. — Йишил!»
Кукла завладела вполне себе настоящим копьём, к концу которого был небрежно привязан антимагический амулет, моментально разбивший барьер.
«Похоже девчонка не сидела без дела, а обучалась новым трюкам», — понял Кальпур.
Эмиссар отскочил назад, покуда Мирадель сосредоточил своё внимание на новом враге, способном сдерживать его и физически, и магически.
За первым копейщиком показались остальные. Каждый мог похвастаться оружием, смертельным для магов. Удерживая копья за древки, колдовские создания были неуязвимы для антимагии, зато представляли угрозу любому колдуну.
Император применил незнакомые Кальпуру чары, создав множество ярко-золотых лучей. Йишил отступила, взлетев в воздух, который влёк её, будто девушка ничего не весила. Потоки магии, барьеры и созданные из пустоты куклы, своими телами принимающие на себя особо заковыристые атаки, стали её щитом. Сама Йишил тоже умудрялась совмещать защиту с атакой, обрушивая на врага потоки колдовства.
Новая вспышка, взрыв.
Кальпур отлетел, проехав по жёсткой земле, чудом не переломал себе кости, отделавшись отбитыми мышцами и спиной. От могучего, оглушающего удара под ногами пошли трещины, достигшие, казалось, самих костей земли…
А затем всё исчезло… как исчез и сам Дэсарандес Мирадель.
Эмиссар увидел, как настороженно снижается Йишил. Она была потерянной, босой, облачённой в белые шёлковые одежды, а лицо… лицо девушки искажала чудовищная скорбь. Луч солнца скользнул, сверкнув ярким отблеском на кончиках её волос. Взгляд Йишил сместился и уставился в сторону Челефи.
— Оте-е-ец! — закричала она. — Нет!
— И всё же, какая могучая сила, — услышал Кальпур низкий, шепчущий голос, раздавшийся по правую руку от него, — была подвластна ему.
Посол в панике оглянулся и узрел ужасающий лик императора. Дэсарандес улыбнулся и сбил его с ног хлёсткой пощёчиной.
— Лживая тварь! — яростно взвыла где-то вверху Йишил. Девушка концентрировала силу, наполняя себя гневом, раздувая его изо всех своих сил. — Трусливый мерзавец!
Окровавленный Кальпур едва успел отползти от насмешливо стоящего императора, прежде чем на него обрушился настоящий ураган острейших ветряных порезов, закручивающихся в стремительный смерч, тёмный от частичек земли, будто рука неведомого чудовища, желающая схватить Мираделя, сжимая до тех пор, пока жизнь окончательно его не покинет.
Вот только Дэсарандеса на том месте уже не было.
Дворец Ороз-Хор, Таскол, взгляд со стороны
— Он предупреждал меня! Предупреждал! — Милена, оторвавшись от попыток привести Сарга Кюннета в чувство, посмотрела на Ольтею.
— Это глупость! Случайная смерть!.. — женщина развела руками. — Причём здесь я?
— Потому что в моём окружении не было случайных смертей последние два года, — мертвенным голосом ответила императрица. Стража позади неё сжимала клинки, сурово рассматривая Ольтею, будто внезапно увидев дикую агрессивную собаку, готовую броситься на их госпожу.
Ольтея похолодела.
«Сукин сын УЖЕ передал ей все подтверждения!» — надрывался внутренний голос.
«Но она не поверила…»
«Теперь поверила!» — незримый собеседник горько рассмеялся. Смех быстро перешёл во всхлипы и плачь.
— Милена, поверь, всё можно объяснить, — Ольтея сделала маленький, неуверенный шаг вперёд. — Это ошибка, все сведения — подделка, созданная чтобы поссорить нас. Ты сама…
— Даже перед его трупом, ты продолжаешь лгать, — процедила Мирадель. Ей тяжело давались эти слова. Она дрожала. Пальцы, измазанные кровью Кюннета, сильно сжали запястья. Казалось, ногти вот-вот проткнут кожу и на пыльные обломки прольётся новая кровь. — Я… так… Я так не хотела… верить…
Императрица пошатнулась. Гвардейцы на миг отвлеклись, чтобы поддержать её. И Ольтея воспользовалась этим, рванув прочь.
— Стой! — крикнула ей Милена. — Оли!
Но она бежала, спасаясь от протянувшейся следом за ней нити отчаянного зова. Она неслась сквозь руины и пропасти, останки своего дома, морщась от дымного смрада, который разносили по дворцу сквозняки, иногда превращающиеся в завывающий ветер.
«Что-то где-то горит», — подумала она.
Через какое-то время женщина обнаружила, что оказалась в императорских покоях, не понимая, когда вдруг успела повернуть назад. Она чуяла тёплый, нутряной запах Милены, исчезающе-тонкий аромат жасминовых духов, которыми от императрицы веяло всякий раз, стоило им лишь остаться наедине. Ещё не ступив на порог её спальни, Ольтея уже знала, что там всё разрушено землетрясением. Декоративная башенка, надстроенная сверху, разбив потолок, обрушилась на пол, проломив его и оставив на этом месте внушительных размеров яму. Из груды обломков внизу, словно ветка из воды, торчала чья-то слегка шевелящаяся рука. Огромные участки противоположной от входа стены осыпались вдоль неё, прихватив с собой сокрытые внутри простенка мраморные плиты тайного хода.
Сперва Ольтея просто глазела в эту разверзшуюся пустоту, разинув рот и остолбенев от ужаса. Её наполненный тенями и укромными уголками дворец простёрся перед ней, треснувший, как орех, обнаживший и выпятивший наружу все свои пустоты и лабиринты.
В сознании появился высший жрец, Киан Силакви, стоявший как всегда прямо и ровно. Высокий, сильный, надёжный… с тонкой улыбкой под аккуратной бородой.
— Ты полагаешь, что лишь добиваешься безраздельной любви нашей императрицы, — негромко произнёс он. — Ведь Финнелон уже давно не при чём. Ты действуешь, исходя из собственных пожеланий.
Понимание приходило медленно.
— Считаешь, что убиваешь от её имени…
Ольтея нервно сглотнула. Никаких тайн. Никакого веселья. Ороз-Хор лишился своих костей, словно поданная к столу дичь. Все потайные проходы, все тоннели, колодцы и желоба лежали в руинах, открывались взгляду в неисчислимом множестве мест. Огромное вскрытое лёгкое, исходящее криками, воплями и стонами, пронизанное сочащимися сквозь него страданиями, перемешанное и истёртое, изменённое и перевоплощённое, ставшее единым, чудовищным голосом, звучащим нечеловечески от избытка человеческих скóрбей.
Она стояла, как вкопанная.
«Всё разрушено! — закричал из ниоткуда внутренний голос. — Ты всё испортила!»
Она, как и во все ключевые моменты, оставалась лишь охваченной паникой беспомощной девчонкой. Пребывала в оцепенении — любопытное ощущение, что она переросла не только чувства, испытываемые к Милене, или свою прежнюю жизнь, но и само мироздание в целом.
— В любом случае это была дурацкая игра… — прошептала она.
«Это единственная стóящая игра, что есть на свете, дура!»
Ольтея затряслась, стоя над провалом, такая крошечная в сравнении с этим необъятным хрипом, с этим ужасным рёвом неисчислимого множества человеческих глоток. И, осознав собственную незначительность, она была настолько озадачена и поражена, что потеряла дар речи. Невыносимое опустошение… чувство потери… чувство, что её обокрали!
Что-то! Что-то забрали у неё!
Она мельком взглянула на покрытую известковой пылью руку, торчавшую и конвульсивно подёргивающуюся там, внизу, между двумя огромными камнями. Тревожные, отрывистые напевы боевых горнов царапали слух…
И, стуча по полу ногами, словно барабанными палочками, она вновь помчалась, стремительно минуя нагромождения руин и остатки прежнего дворцового великолепия. Дым витал в воздухе столь же густо, как и отчаяние. Некоторые залы, несмотря на украшающие их руны, были напрочь разрушены, мраморные плиты треснули или полностью провалились, полы вздыбились или оказались погребены под завалами. Министерская галерея стала непреодолимым препятствием, поскольку изрядный кусок адмиралтейского маяка обрушился на неё, уничтожив даже фундамент. Мимо бежали другие люди, но Ольтее не было до них дела, так же как и им до неё. Некоторые из них тряслись от шока, окровавленные или бледные как мел, некоторые звали на помощь, придавленные грудами обломков и щебня, кое-кто раскачивался, завывая над неподвижными телами. Лишь мёртвые блюли приличия.