— Да, — коротко согласился я.
— Мне сказали, — кивнул мужчина на поток, пробирающийся в ворота, — ты главный.
— В данный момент, — уголки губ попытались подняться, но, кажется, забуксовали на половине пути.
— Ты должен немедленно доложить обстановку архонту Гуннару — вон там, на левой башне…
— Этому ублюдку придётся подождать, — сухо ответил я ему. — Сперва я прослежу, чтобы внутрь вошли все растреклятые беженцы. А теперь беги, капитан, только скажи сперва, как тебя зовут, — может, мать или отец этого ребёнка ещё живы.
— Урвальд, — произнёс он с внезапно образовавшимся почтением. — Сэр, я позабочусь об этой девочке, даю слово. — Капитан замешкался, затем высвободил одну руку и схватил меня за запястье. — Сэр…
— Что?
— Простите нас.
Я вздрогнул. В груди кольнуло. На миг я ощутил тяжесть, которую нёс на себе долгие-долгие месяцы пути.
— Ваша преданность, — тихо и скрипуче произнёс я, — отдана городу, который вы поклялись защищать, капитан…
— Я знаю, но солдаты на стенах — они стоя́т так близко, как им только разрешили. И они этим отнюдь не довольны.
— Тут они не одиноки. А теперь иди, капитан Урвальд.
Я был последним. Когда ворота наконец опустели, ни одного живого беженца за стенами не осталось — если не считать тех, кого я видел вдалеке на дороге, они так и сидели на покрытых снегом камнях, сдерживали последнее дыхание — слишком далеко, чтобы забрать, и было ясно, что магбурские стражники получили чёткие приказы по поводу того, насколько они могут уходить от ворот.
В тридцати шагах от створок я, под взглядами стоявших в проёме стражников, в последний раз повернул коня и посмотрел на запад. Мы успели, а войско противника всё ещё возилось там, за последним, самым большим курганом. Кони так активно били копытами, что разбили снег до состояния грязи, брызги которой были видны даже отсюда.
Мысленный взор унёс меня дальше, на запад и на юг, за реки, через равнины и степи, к городу на другом берегу моря — Монхарбу. Именно от него мы вышли. Именно от него…
Думы мало что дали. Слишком много следовало осознать, слишком быстро, слишком стремительно случился конец этого невозможного, калечащего душу похода.
Цепь трупов длиной в тысячи километров. Нет, это выше моего понимания да и, наверное, любого из нас…
Я развернул коня, посмотрел на распахнутые ворота, на стражников под аркой. Они расступились, чтобы открыть проход. Пришпорив лошадь, я въехал внутрь, не обратив внимания на солдат на стенах, даже когда из их глоток вырвался, словно высвободившийся зверь, торжествующий клич.
Стоило лишь оказаться внутри места, где я никогда не был (даже во время встречи архонтов Гуннар предпочёл провести её за пределами Магбура), как чья-то маленькая рука в перчатке схватила поводья и заставила коня резко остановиться. Вторая рука вцепилась в мою ладонь, отчаянно сжала. Взглянув вниз, я увидел Данику, а в её лице — мучительный ужас, от которого по жилам раскатился лёд.
— В башню! — умоляюще воскликнула она. — Быстрее! — девушка выглядела усталой и измученной. От неё валил пар, прямо как от меня. Где успела выложиться⁈
— Я потратил все силы…
— Это не важно, Изен! Может ты сможешь уговорить…
Странный гул раскатился по стенам Магбура, этот звук тьмой заполнил зимний воздух. Соскользнув с седла, я почувствовал, как сердце бешено заколотилось, предчувствуя беду. Даника потащила меня через толпу городских стражников и беженцев. Я чувствовал прикосновения других рук — люди трогали меня, словно благословляли или просили благословения.
— Сокрушающий Меч Кохрана, — раздавались повсюду громкие и тихие голоса.
— Он спас нас…
— Благословлён богами!..
— Троица послала его к нам!
— В одиночку сдерживал сайнадов…
— Чудо! Чудо!
Мы прошли — нет, пробежали! — мимо всех них, буквально врываясь в башню.
— Быстрее, прошу! — крикнула Даника.
Впереди показался сводчатый проход, ведущий к полутёмной лестнице, которая поднималась вдоль одной из внутренних стен башни. Гул на стенах уже превратился в рёв — бессловесный вопль возмущения, ужаса и боли. В башне он раскатился безумным эхом, нарастал с каждой ступенькой, на которую мы ступали.
На средней площадке она протащила меня мимо «Т»-образных амбразур, к которым прижались двое стрелков, и дальше — вверх по истёртым ступеням. Ни один из бойцов нас даже не заметил.
Следом пробежали коридор, в котором находились магбурские солдаты. Их хмурый офицер удерживал небольшую группу людей, в которых я узнал Кендала Фатурка, архонта Сауды, и Лойниса Хелфгота, архонта Олсмоса. Остальные, очевидно, были их советниками или помощниками.
— Архонт Гуннар приказал никого не пускать, — с толикой усталого смирения, очевидно уже не в первый раз, произнёс офицер. А потом его взгляд упал на нас. — Кроме Сокрушающего Меча.
— Сокрушающего Меча? — не понял Фатурк, а потом обернулся, увидев меня. В его глазах возникло узнавание и понимание. — Сокрушающий!.. Э-э… Иральд! Нет, Ирес! Мальчик! Скажи Гуннару, чтобы пропустил нас!
Я проигнорировал этих шутов. Солдаты молчаливо расступились, пропуская меня с Даникой.
— Ирес! Чёрт тебя дери. Верс! Как ты смеешь игнорировать!..
Мы отбежали достаточно далеко, чтобы перестать их слышать.
Когда мы с волшебницей подошли к столбу яркого света под люком, до меня донёсся дрожащий смутно знакомый голос:
— Их слишком много… я ничего не могу сделать, нет-нет, Троица, помилуйте меня — их слишком, слишком много…
Даника поднялась наверх, я последовал за ней. Мы оказались на широкой площадке. У внешней стены стояли три фигуры. В левой я сразу же узнал Тулона, жреца Триединства, советника, которого я в последний раз видел во время переговоров архонтов. Его шёлковое облачение трепетало на холодном ветру. Рядом с ним стоял Гуннар, слегка похудевший, но всё ещё достаточно жирный и лощёный. Его роскошной одежде позавидовал бы даже имперский аристократ. Его бледные руки трепетали на парапете, словно пойманные птицы. Справа от него стоял Чибато Ноното. Чернокожий генерал был одет в хорошо подогнанные доспехи, на которых отчётливо зияли руны. Он обхватил себя мускулистыми руками, словно пытался сам себе переломать кости. Казалось, генерал вот-вот взорвётся.
Рядом с люком сидел Галентос — совершенно разбитый и такой же горящий, как я и Даника. Юный перерожденец обратил ко мне бледное постаревшее лицо. Его красные щёки создавали ощущение лихорадки. Казалось, в сознании он оставался только благодаря силе воли. Даника бросилась к Галентосу и отчаянно обняла, а потом не захотела или не смогла отпустить.
Солдаты на стенах рядом вопили, этот звук резал воздух, словно серп самой смерти.
Качнувшись, я подошёл к стене рядом с Ноното. Мои руки коснулись обжигающе холодного камня парапета. Взглянув на равнину я едва подавил вскрик. Паника охватила меня, стоило лишь осознать, что происходит на склоне ближайшего кургана.
Логвуд.
Над всё сжимающейся массой из едва ли четырёх сотен солдат развевались три знамени: штандарт Первой армии, серые вороньи крылья пустынников, и простое на вид белое знамя с двумя чёрными полосами — такими же, как и те, что разместились на моём правом плече.
Знамёна отчаянно развевались на холодном зимнем ветру. Нерушимые знаменосцы продолжали гордо и высоко поднимать их.
Повсюду со звериной яростью бушевали тысячи ратников Кердгара Дэйтуса, масса пехотинцев безо всякой дисциплины, одержимая лишь жаждой убийства. Кавалеристы скакали по краям этой толпы, чтобы перекрыть пространство между курганом и городскими стенами — однако не рисковали подъезжать близко, чтобы не попасть под обстрел стрелков Магбура. Личная гвардия короля Велеса и, несомненно, сам воевода расположились на предпоследнем кургане, где соорудили помост, словно чтобы получше разглядеть то, что происходит на соседнем холме.
Расстояние было слишком близким, чтобы пощадить тех, кто смотрел на бой с башни и городских стен. Я увидел Логвуда среди сапёров Цидуса Донвана и Шэри Морф. Там же горстка последних Полос Маутнера, включая самого капитана. Его круглый щит на левой руке был разбит, а драный плащ блестел так, словно измазан смолой. Я увидел бригадира Гаюса, который руководил отступлением на вершину кургана. Сизианские псы кружили и скакали вокруг одноглазого воина, словно личная охрана, несмотря на раз за разом обрушивавшийся на них град пуль. Среди собак высился один зверь — чья шкура была густо усеяна кровоподтёками многочисленных попаданий. Но несмотря на них, пёс всё ещё оставался жив и продолжал драться.
Лошади пали. Диких Гусей полностью истребили. Чёрных Полос осталось не более двадцати человек и я знал их всех: Килара, Лотар, Грайс, Дунора, Ворсгол, Бейес, Сэдрин, Рушен, Юмон, Мелкет, Дэлия, Нарана и мой ученик Фолторн. Они окружали полдюжины стариков и женщин Серых Ворóн — вырванное, умирающее сердце клана. Было ясно, что из бойцов у пустынников остались лишь возвышающийся над всеми вождь Торкон и толстячок Зилгард, зажимающий ружьё в потных руках.
Солдаты Первой, на которых почти не осталось доспехов, стояли плотным строем вокруг остальных. Многие уже не могли поднять оружие, но всё равно стояли, хотя их резали на куски. Пощады не давали, упавших солдат забивали жестоко — срывали шлемы, ломали руки, которыми они пытались защититься от ударов, дробили черепа.
Камень под моими ладонями вдруг стал липким. Руки пронзили железные копья боли. Я не заметил. Смотрел.
Наконец, совершив мучительное усилие, сумел отвернуться, чтобы спустя миг осознать, как мои красные от холода пальцы потянулись схватить воротник Гуннара — всё, что мне оставалось, ведь я по-прежнему не отошёл от того боя, где сдерживал сайнадских налётчиков…
Чибато Ноното заступил мне дорогу, удержал.
Архонт, увидев меня и что-то прочитав на лице, в ужасе отшатнулся.
— Ты не понимаешь! — заверещал Гуннар. — Я не могу их спасти! Врагов слишком много! Слишком много!