— Быстрее, боец! — рычал генерал, командуя снайперу.
Поймав мой взгляд, Ариана тускло улыбнулась, а потом сняла со спины свой массивный длинный лук, начав сноровисто надевать на него тетиву.
Рядом со мной возник снайпер — невысокий, коренастый, седой. Его глаза, спрятавшиеся среди морщин, впились в далёкую фигуру на кресте. В руках мужчина удерживал ружьё, исписанное рунами.
— Милость божья, — прошептал он, взглянув на холм.
— Ну что? — спросил Чибато Ноното.
— Большое расстояние, сэр…
— Я знаю.
— Ружьё просто недостанет… — он поднял своё. — Даже такое. На сотню метров — да. На две — хорошо, пусть и не прицельно. Триста или выше — никак…
— Зато стрела достанет, — оборвала их Ариана, успевшая нацепить на длинный лук тетиву. — Особенно если улыбнётся удача.
Короткое мгновение на неё смотрели все ближайшие люди, пока чернокожий генерал наконец не кивнул.
— Тогда начинай, чтоб тебя, девчонка.
Старый снайпер в форме, которая, кажется, не стиралась и не чинилась лет десять, молчаливо отодвинулся, уступив место девушке.
Ариана пристально изучила поле боя, прищурив глаза. Её сильные длинные пальцы колебали тетиву. Я заметил, что она подрагивала. Миг спустя начала копаться в колчане.
Ещё одна волна огня врезалась в тучу вóронов.
Пару секунд Ариана выбирала стрелу из нескольких, лежащих в её колчане; наконец вытащила одну, ничем на первый взгляд не примечательную.
— В грудь попробую попасть, — негромко промолвила она. — Цель самая большая. Пара попаданий — да и кончится эта бедная душа, — и положила стрелу на тетиву.
Сжав зубы, я поудобнее ухватил Данику, висевшую в моих руках, а потом посторонился вместе с несколькими другими бойцами, не мешая девушке готовиться к выстрелу.
Даже в ненатянутом состоянии лук был размером с неё саму. Когда Ариана натягивала тетиву, мышцы на руках свились, словно тугие канаты. Божественный браслет блеснул на солнце, словно став ярче. Тетива коснулась гладкой кожи щеки, когда она полностью натянул лук, а затем замерла, медленно, ровно выдыхая.
— Помоги мне, Оксинта, — едва слышно шепнула Ариана. Девушка задрожала, а глаза её, впервые за время пребывания здесь, на вершине башни, широко распахнулись — большие чёрные омуты, чистые и сосредоточенные. — За Ворсгола и за Первую.
От браслета потянуло странной силой, от которой волосы на теле встали дыбом. Вокруг девушки словно бы образовалась аура.
— Ариана… — произнёс я, ощущая, как в голосе против воли слышится страх.
Она ухмыльнулась и бросила на меня короткий взгляд.
— Это же Логвуд, лейтенант, — прохрипела она. — И сейчас я его убью. Я. Убью. Коменданта. Что это, как не шутка судьбы? Кто бы мог подумать, а?
— Стреляй, девчонка! — рявкнул Чибато Ноното.
Даника в моих руках подняла голову и с мольбой вытянула окровавленную руку.
— Освободи его. Пожалуйста.
Ариана ещё раз хмыкнула. Неуверенно, горько. По её лицу потекли слёзы. Дрожь ушла — сам лук не сдвинулся и на миллиметр.
— Троица помоги… — прошипел я. Она же плачет! Поэтому и не может прицелиться! Эта дура не может прицелиться, а потому!..
Тетива зазвенела. Длинная стрела взмыла к небу.
Едва взглянув на неё, Ариана до крови закусила губу и резко ударила кулаком по холодному камню парапета.
— Слишком высоко, — простонала она. — Боги, я всё испортила!
Стрела взлетела, пронеслась сквозь плотную тучу воронов и по дуге начала падать вниз.
Я мог бы поклясться, что в этот миг Логвуд поднял голову и встретил взглядом этот дар, прежде чем железный наконечник вошёл ему в лоб, пробил кость, вонзился глубоко в мозг и мгновенно убил его. Голова дёрнулась назад между брусьями, а потом стрела прошила её насквозь.
Удача?
Ратники на склонах кургана отшатнулись.
Небо затряслось от зловещих криков воронов, когда чёрные птицы устремились к обвисшей на кресте фигуре, промчались над воинами на склонах. Брошенные в них чары отшвырнула неведомая сила — душа Логвуда? — которая теперь поднималась навстречу вóронам.
Чёрная туча опустилась на труп коменданта, покрыла его полностью, вместе с крестом — с такого расстояния птицы показались мне мухами на куске мяса.
А когда они взмыли в небо, главнокомандующего Первой армии уже не было. Ни следа от его присутствия.
Зашатавшись, я тяжело прислонился к каменной стене. Даника выскользнула из моих рук, осела на землю и свернулась калачиком возле моих ног. Окровавленные волосы скрыли её лицо.
Ариана нервно рассмеялась. По её телу будто бы прошла волна.
— Я его убила, — простонала девушка. — Я убила Логвуда. Кто отнял у него жизнь? Какая-то девица, даже не состоящая в армии. Вот кто! Ох, Оксинта, смилуйся над моей душой…
Отлепившись от стены, я обхватил Ариану и крепко обнял. Лук со стуком упал на каменные плиты. Я почувствовал, как девушка обмякла в моих объятиях, словно кости у неё вдруг превратились в желе, будто долгие века входили в неё с каждым судорожным вздохом.
Секунду удерживая её, я отошёл, но не успел сказать и слова, как рядом возник Чибато Ноното. Его мускулистая чёрная рука подхватила Ариану за шиворот и вздёрнула на ноги.
— Ещё до заката, девчонка, — проревел он, — весь гарнизон Магбура, вся оставшаяся армия Нанва, будет повторять твоё имя. — Эти слова потрясли её. — Как молитву, Ариана, как Троицей деланную молитву.
Зажмурившись, я помотал головой. Какой странный день… похоже сегодня мне суждено обнимать сломленных и потрясённых.
Но кто обнимет меня?
Открыв глаза, я поднял голову и посмотрел на Гуннара. Губы архонта Магбура шевелились, словно он пытался попросить прощения. На тонком, умащённом маслами лице Гуннара отражалось изумление, а в устремлённом на меня взгляде плескался животный страх.
У кургана армия Кердгара Дэйтуса зашевелилась, задрожала, как тростник в бурном потоке, пришла в беспокойное, бессмысленное движение. Бой закончился, и настала расплата. Зазвучали голоса, бессловесные крики, но их было слишком мало, чтобы разорвать чудовищное молчание, которое набирало силу.
Вóроны исчезли, перекрещённые брусья были пусты, окровавленными древками они возвышались над толпой.
Над головами начало умирать небо.
Я снова посмотрел на Гуннара. Архонт Магбура словно вжался в тень Тулона. Он покачал головой, будто отказывался верить в этот день.
Трижды преданный комендант…
Да, архонт, Логвуд мёртв. Все они мертвы.
Когда солнце зашло, воины Кердгара Дэйтуса начали праздновать «Падение Логвуда». Звуки торжества доносились за стены Магбура и наполняли воздух холодом, который не имел ничего общего со снежной ночью.
У западных ворот города раскинулась широкая площадь, где обычно собирались торговые караваны. Теперь там теснились беженцы. Расселят их потом, прежде всего нужно было обеспечить людей водой, пищей и оказать медицинскую помощь.
Чибато Ноното поручил исполнение этих заданий своим людям, и солдаты гарнизона трудились без устали, выказывая удивительное сочувствие, будто только так могли ответить на триумф врага за стенами. Логвуд, Чёрные Полосы, Дикие Гуси, Серые Ворóны и солдаты Первой отдали жизни за тех, кому сейчас помогали стражники. Добросердечие никогда не было таким искренним.
Но воздух был наполнен другими тревогами.
Последняя жертва оказалась ненужной. Людей могли спасти, если бы только не трусость того, кто командует Магбуром. Войска, находящиеся за стенами, столкнулись с дилеммой: необходимостью спасти товарищей, и строгой дисциплиной с обязанностью исполнять приказы вышестоящих. И этот конфликт выбил почву из-под ног десяти тысяч живых, деятельных и отлично подготовленных воинов.
Под эти мысли я бесцельно бродил внизу, по площади, среди толпы. Лучше уж ненавидеть Гуннара, чем вспоминать погибших друзей и товарищей.
Хотел было навестить Силану, но столкнулся с плачущей Кейной, нянчащей Джаргаса. Сквозь слёзы женщина рассказала, что Плейфан сейчас на собрании знати, с другими архонтами и аристократами.
Я не нашёл, что сказать Кейне, оставив её переживать своё горе в одиночестве. Ей, как и мне, было кого оплакивать. Но винить Маутнера я не мог. Он отдал свою жизнь, чтобы спасти в том числе и свою любовницу.
Поэтому оставалось лишь идти по холодной площади, толкаясь среди беженцев. Передо мной то и дело возникали фигуры, смазанные лица, звучало бессмысленное бормотание, слова, которые, как каждый из них надеялся, смогут меня утешить. Несколько выживших представителей Серых Ворóн, которые оказались в колонне, забрали к себе Данику и Галентоса и теперь защищали их так ожесточённо, что никому бы и в голову не пришло с ними спорить. Многих беженцев вернули буквально с порога смерти, в каждом чувствовалось звериное упорство — наслаждение в горящих глазах и оскаленных зубах. За тех, чья плоть не смогла вынести последнего участка пути — и, возможно, самого избавления, — боролись с твёрдой решимостью отчаяния. Смерти приходилось тянуться за этими слабеющими душами, тянуться, хватать и через силу тащить в небытие, ибо целители использовали все свои умения, чтобы ей помешать.
С трудом мне удалось отыскать собственное небытие глубоко внутри и теперь я совершенно не желал покидать его бесчувственные объятия. В них боль могла лишь едва заметно саднить где-то на границе сознания, и даже эти границы отодвигались всё дальше и дальше.
Иногда смысл слов просачивался внутрь: офицеры и солдаты сообщали подробности — о размещении беженцев, о погибших или выздоровевших, о конфликтах, о перемещениях и прочих вещах, которые, по их мнению, мне следовало узнать. Всё-таки формально я всё ещё был тем, кто нёс ответственность за сохранение этих людей.
Последний приказ Логвуда…
Осторожные выражения были излишни, информация поглощалась без всякого чувства. Слова уже не могли причинить мне боль.
Можно сказать, я находился в каком-то трансе, до тех пор, пока рядом не оказалась Анселма.