– Кит.
– Любимая еда?
– Морепродукты.
– Любимое занятие?
– Плавание.
Я смеюсь.
– Типичные ответы пляжного бездельника. Так я ничего про тебя не узнаю.
– Может, надо задавать другие вопросы? – ерничает он.
Очередная трудная задачка. Мы испытующе смотрим друг на друга, пока я придумываю вопрос, на который действительно хочу узнать ответ.
– Сара сказала, что ты не привык связывать себя отношениями. Встречаешься только с девушками, которые приезжают на выходные. Почему?
Самсон не отвечает. Похоже, это тоже личное.
– Ладно, поняла. Задам вопрос попроще.
– Нет, я отвечу, – возражает Самсон. – Просто думаю как. – Он опускается в воду по подбородок. Я делаю то же самое. Мне нравится, что теперь мы можем смотреть только друг другу в глаза, не отвлекаясь ни на что иное. Жаль, в его взгляде невозможно ничего прочитать.
– Мне трудно доверять людям.
Не ожидала такого ответа. Думала, он скажет что-нибудь избитое: «Не хочу обязательств» или: «Люблю быть сам по себе», – в таком роде.
– Почему? Тебе разбили сердце?
Он поджимает губы и обдумывает мой вопрос.
– Да. Вдребезги. Ее звали Дария.
Неожиданный крошечный укол ревности. А ведь он всего лишь назвал имя девушки! Вроде бы надо спросить, что случилось, но я не хочу знать ответ.
– Каково это?
– Когда тебе разбивают сердце?
Киваю.
Он отбрасывает в сторону прибившиеся к нам водоросли.
– Ты никогда не любила?
Смеюсь.
– Нет! Даже близко. Никого не любила – и меня никто не любил.
– Почему? Тебя любили родители. Они тоже считаются.
Снова качаю головой: даже если бы родители считались, мой ответ остался бы неизменным. С отцом я почти не знакома. Мать была неспособна любить.
Отворачиваюсь и перевожу взгляд на воду.
– У меня не такая семья, – говорю тихо. – Мало кому так «повезло» с матерью. По-моему, она меня даже не обнимала. Ни разу. – Снова смотрю ему в глаза. – Если подумать, меня вообще никто никогда не обнимал.
– Разве так бывает?
– Разумеется, я обнимала друзей при встрече или на прощание. Но меня никогда не…
– …держали в объятиях?
Киваю.
– Да. Это выражение лучше подходит. Я не знаю, каково это, и даже пытаюсь избегать объятий. По-моему, это будет… ну, странно.
– Смотря с кем обниматься.
В горле застревает горький ком. Я с трудом проглатываю его и киваю.
– Почему ты считаешь, что отец тебя не любит? Он, кажется, неплохой человек.
– Он меня совсем не знает. Последний раз я его видела, когда мне было шестнадцать. Да я про тебя знаю больше, чем про него!
– Про меня ты знаешь не очень много.
– Вот именно.
Я вновь поворачиваюсь к нему лицом.
Самсон задевает коленом внутреннюю сторону моих бедер, и я радуюсь, что он видит только мое лицо, – тело сейчас целиком покрыто мурашками.
– Не знал, что на свете есть люди, похожие на меня, – говорит он.
– Думаешь, мы похожи?
Хочу рассмеяться, но в его взгляде нет ни намека на юмор.
– Думаю, у нас гораздо больше общего, чем ты полагаешь, Бейя.
– Ты тоже один на всем белом свете, как я?
Самсон, поджав губы, кивает. Видно, что он совершенно искренен и серьезен. Никогда бы не подумала, что у богача может быть такая же кошмарная жизнь, как у меня, и все же по его взгляду я вижу, что он не лукавит. У меня словно глаза открываются: все в Самсоне начинает казаться знакомым и родным.
Он прав. Мы очень похожи. Грустное сходство.
Когда ко мне возвращается дар речи, я шепчу:
– Знаешь, когда мы впервые встретились на пароме, я сразу разглядела в тебе какой-то надлом.
В его глазах что-то вспыхивает, и он склоняет голову набок.
– Надлом?
– Да.
Самсон подается еще ближе, но нас и так почти ничего не разделяло. Конечно, он сделал это нарочно. Теперь соприкасаются не только наши колени или бедра – ох, не только…
– Ты права, – тихо говорит он, обхватывая ладонью мое левое колено. – Я разбит в щепки, черт подери.
Самсон привлекает меня к себе и заводит мои ноги себе за спину. На этом все. Он не пытается меня целовать. Он просто сцепил наши тела, и ему этого достаточно. Руки у нас свободны, с их помощью мы держимся на плаву.
Я стремительно теряю оборону. Не знаю, в каком смысле, во всех сразу. Сейчас я хочу, чтобы он не останавливался, сделал что-то еще, что угодно. Распробуй меня. Коснись меня. Утащи на дно.
Секунду или две мы глядим друг на друга, и это почти как смотреть в разбитое зеркало. Самсон медленно подается ко мне… Не к губам, нет; он приникает губами к моему плечу, нежно, едва касаясь.
Я закрываю глаза и делаю вдох.
Это так сладко, так остро, так чувственно. Никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Просто идеально.
Одной рукой Самсон находит мою талию. Когда я открываю глаза, его лицо совсем рядом, в паре дюймов от моего.
Мы успеваем взглянуть на губы друг друга, а в следующий миг… Мою ногу охватывает пламя.
– Черт!
Кто-то меня ужалил.
Кто-то ужалил меня в ногу ровно в тот миг, ког-да он должен был меня поцеловать, ну что за подстава, а?!
– Черт, черт, черт! – Я хватаю Самсона за плечи. – Больно!
Он трясет головой, словно пытается очухаться от транса. Наконец до него доходит, что произошло.
– Медуза, – говорит он, берет меня за руку и тянет за собой на берег.
Нога болит так ужасно, что я едва могу идти.
– Господи, как больно!
– У Сары на такой случай есть бутылочка уксуса в уличном душе. Уксус снимает жжение.
Увидев, с каким трудом я иду, Самсон нагибается и подхватывает меня на руки. Мне бы радоваться, что меня несут на руках, однако от боли я едва дышу.
– Куда она тебя ужалила?
– В правую ногу.
Ближе к берегу, где вода не доходит ему до колен, он прибавляет шагу. Проносит меня мимо костра к уличному душу.
– Что случилось? – вопит нам вдогонку Сара.
– Медуза! – бросает Самсон через плечо.
Места в душевой немного – мы едва помещаемся вдвоем. Он ставит меня на пол, я разворачиваюсь и прижимаю ладони к стенке кабины.
– Вся верхняя часть бедра!
Самсон начинает поливать уксусом мою ногу: ощущение такое, что в самую мясистую часть бедра вонзаются крошечные кинжалы. Я закрываю глаза, прислоняюсь лбом к деревянной стенке и начинаю стонать от боли.
– Боже!
– Бейя, – напряженно выдавливает Самсон, – перестань издавать эти звуки, пожалуйста.
От боли я не улавливаю смысл его слов. Мне очень плохо, и становится еще хуже, когда на кожу попадает уксус.
– Самсон, больно! Перестань, прошу!
– Еще чуть-чуть, – говорит он, тщательно обрабатывая все пораженные места. – Буквально через секунду станет лучше.
Он врет, я хочу сдохнуть.
– Нет, мне больно! Хватит!
– Я почти закончил.
Он вдруг умолкает, причем не по своей воле – кто-то вытащил его из душа. Я высовываюсь из кабинки ровно в тот момент, когда мой отец с размаху бьет Самсона по лицу.
– Она сказала «хватит», сукин ты сын!
Самсон, кое-как поднявшись на ноги и выставив перед собой кулаки, пятится от моего отца. Тот замахивается и бьет снова. Я успеваю схватить отца за руку, но это почти не смягчает второй удар.
– Папа, прекрати!
Подбегает Сара, и я взглядом молю ее о помощи. Она ловит отца за другую руку, однако тот уже держит Самсона за горло.
– Он мне помогал! – кричу я. – Пусти!
Это заставляет отца немного ослабить хватку, но не отпустить Самсона полностью. Из носа у него хлещет кровь. Он явно может дать отпор, но не дает – только качает головой, вытаращив глаза на моего отца.
– Я не… Ее медуза ужалила! Я пытался помочь!
Отец оглядывается, ищет меня. Я принимаюсь энергично кивать.
– Да, да, правда, он мне ногу уксусом поливал!
– Но я же слышал, как ты…
Отец закрывает глаза. До него доходит, что случилось недоразумение. Он вздыхает.
– Черт!
И, наконец отпустив Самсона, упирает руки в бока. Потом жестом зовет Самсона за собой.
– Идем в дом, – бормочет он еле слышно. – Похоже, я сломал тебе нос.
12
Самсон стоит, прислонившись к раковине в гостевой уборной, и прижимает к носу полотенце. Я сижу в пустой ванне с теплым компрессом на ноге. Дверь чуть приоткрыта, и нам слышно все, о чем говорят в коридоре отец с Аланой.
– Он нас засудит, – заявляет отец.
Самсон тихо смеется.
– Не засужу, – шепчет он.
– Не засудит! – возражает Алана.
– С чего ты взяла? Мы его почти не знаем, а я сломал ему нос!
Самсон смотрит на меня.
– Вообще-то не сломал. Удар у него так себе.
Я смеюсь.
– Никак не возьму в толк, – доносится из коридора голос Аланы, – за что ты его ударил?
– Они были в уличном душе, и я подумал, что он…
– Мы вас слышим! – кричу я в приоткрытую дверь.
Не хочу, чтобы он заканчивал предложение. И без того неловко.
Отец подходит и распахивает дверь.
– Ты принимаешь противозачаточные?
О боже!
Алана пытается выдворить его из ванной.
– Здесь же мальчик, Брайан!
Самсон отнимает от лица полотенце и, прищурившись, смотрит на меня.
– «Мальчик»? – шепотом спрашивает он.
Ладно, хоть кто-то относится к происходящему с юмором!
– Может, тебе уйти? – предлагаю я. – По-моему, это уже перебор.
Самсон кивает, но отец загородил собой дверной проем.
– Я не запрещаю тебе заниматься сексом. Ты почти взрослая. Просто помни о безопасности.
– Я взрослая. Без всяких «почти», – говорю я.
Самсон стоит рядом с отцом; тот загородил дверь и не замечает, что Самсон пытается протиснуться мимо него наружу.
– Мне бы выйти, – говорит Самсон. – Выпустите меня, пожалуйста.
Отец, спохватившись, тут же отходит в сторону.
– Извини, что расквасил тебе нос.
Самсон кивает и уходит. Я тоже рада бы ретироваться, но у меня на ноге остатки ядовитых щупалец – ходить пока больно.