[121]. В 1950 году первый генеральный директор ЮНЕСКО биолог Джулиан Хаксли созвал антропологов и социологов, чтобы сделать официальное заявление о расовой теории. Хотя эксперты все равно обозначили наличие определенного разделения человечества на группы, суть документа заключалась в том, что «во всех практических и социальных смыслах „раса“ — это не столько биологическое явление, сколько социальный миф» и никаких отличий во врожденных способностях между представителями разных «рас» не имеется. Это заявление не получило всеобщего признания — антропологи-консерваторы и даже некоторые бывшие нацисты настолько отчаянно отстаивали свои расовые теории в научных журналах, что ЮНЕСКО созвало вторую группу биологов для ответного заявления. И тем не менее это был поворотный момент в истории антропологии. По крайней мере, некоторые исследователи XX века пытались противостоять ставшему традиционным для данной науки помешательству на расовых классификациях.
Это был тяжелый труд, особенно с учетом того, что, как заметил биолог-антрополог Джонатан Маркс, «физическая антропология несет на себе бремя френологии, полигенизма, расового формализма, евгеники и социологии»[122]. Да и основана эта наука была с целью поиска биологических различий. Конечно, расизм изобрели не антропологи, однако они определенно способствовали его развитию на протяжении XIX и начала XX века. Изменить положение можно было только медленным и болезненным способом, как ясно дали понять ужасы Второй мировой войны и всплеск движений за гражданские права в послевоенной Америке, наглядно продемонстрировав, к каким несправедливостям и разрушительным последствиям может привести помешательство на расовом делении. Проведенные позже генетические исследования лишь подтвердили всю несостоятельность расистских идей первых антропологов: все их субъективные доводы полагались главным образом на личные взгляды того, кто пытался разобраться в человеческом многообразии.
Исследования ДНК нашего вида, например, продемонстрировали, что внутри отдельных человеческих популяций генетических различий больше, чем между ними. Признаков расы не было не обнаружено нигде — ни в наших ДНК, ни в анатомических особенностях костей. Попробуйте провести любое разделение людей, основываясь на цвете кожи, росте, форме глаз или любых других признаках, и вы непременно натолкнетесь на тех, кто не вписывается в созданную вами типологию. В точности как и френология, помешательство на измерении параметров собранных черепов в рамках расистских теорий было основано на желании людей, находящихся у власти, сохранить свое господство. Это было очевидно с самого начала, или, как писал Монтегю Кобб, антрополог Говардского университета и президент Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения с 1976 по 1982 год:
«Три фактора — коммерческий интерес, невежество и гордость завоевателей — совместно сотворили в умах европейской цивилизации того времени иллюзию своего биологического превосходства над темнокожими. Стоит ли удивляться, что первые физические антропологи признали идею расового разделения людей с белой расой во главе разумной с точки зрения биологии. Неудивительно и то, что способные люди не раз предоставляли анатомические доказательства этих взглядов, будь то из-за своей собственной искренней убежденности либо в неосознанном стремлении оправдать работорговлю, представлявшую в то время значительный экономический интерес»[123].
Кости не были использованы для того, чтобы узнать правду о человечестве, как это утверждал, описывая свои цели, Мортон. Они использовались для угнетения и подчинения, и отголоски этих событий затрагивают наши жизни и по сей день.
Кто-то просто пожимает плечами и говорит, что антропология оставила все в прошлом, что это обычный для любой науки процесс. Антрополог Кеннет Кеннеди писал: «Если кажущийся „расизм“ физической антропологии до 1950-х годов и делает ее совершенно отличной от той дисциплины, которой мы занимаемся в наши дни, то этого не следует стыдиться. Западная астрономия родилась из астрологии; предшественником химии была алхимия; медицина стала преемником шаманизма; а биология на своей ранней стадии была частью естественной теологии и великой цепи бытия»[124]. Все это, однако, служит слабым утешением для миллионов погибших и пострадавших — а также тех, кто подвержен дискриминации и в наши дни, — в конце концов, антропологи XIX века с ярым энтузиазмом пропагандировали миф о том, что расы не только существуют, но и определяют наше место в мире. Деятельность расистов привела к неприятному, по-прежнему доставляющему немало боли разделению, с которым нам приходится иметь дело прямо сейчас[125]. Якобы научно подтвержденный расизм был популярен среди политиков-консерваторов, а теперь и вовсе возрождается. Оскорбления и доводы о превосходстве белых во многом похожи на то, что говорили приверженцы рабства полтора столетия назад. От этой мерзости никуда не деться. В начале 2018 года новый генетический анализ найденного в Британии скелета возрастом 10 000 лет, названного человеком из Чеддара, показал, что у него была темная кожа[126]. Ничего удивительного — в конце концов, человечество зародилось в Африке и только потом распространилось по всему остальному миру. В современном же западном политическом климате, страдающем от возрождения расизма, ксенофобии и политического изоляционизма, это привело к тому, что множество озлобленных комментаторов повылазило из своих углов в интернете, чтобы выразить возмущение тому факту, что один из первых людей, называвших Англию своим домом, был темнокожим.
Самое неприятное, что может случиться с нашими костями, — отнюдь не переход от жизни к смерти, а то, что живые порой делают с мертвыми, используя кости покойников с целью удержания и закрепления своей власти. Наука, может, и переросла этот неприглядный эпизод, однако шрам от него остался навсегда. И вместо того чтобы замалчивать его, долг антропологов — дать честную оценку своему прошлому и тому урону, который был нанесен от имени науки. Неудивительно, что у многих людей теперь есть веские причины не верить, что наука всегда будет действовать исключительно в их интересах. Исправить это так просто не получится, и восстановить доверие после столь ужасной истории — задача не из легких. Это подводит нас к неудобному вопросу, который скрывается за каждой антропологической коллекцией и археологическим исследованием человеческих останков: кому по закону принадлежат права на мертвецов?
9. Скелеты в шкафу
Ранним морозным утром 18 февраля 2017 года где-то в секретном месте на Колумбийском плато в северо-западной части США собралось более 200 человек, чтобы предать земле один скелет[127]. Это были не просто похороны — это была настоящая победа. Как сказал Чак Сэмс, директор по связям с общественностью Союза племен индейской резервации Юматилла: «Несправедливость была наконец исправлена».
На протяжении двух десятилетий племена якама, ванапум, уматилла, колвилл и нез-персе утверждали, что выкопанный скелет — все, что осталось от их предков. Но они были лишь одной из сторон среди многих, заявивших свои права на эти кости. Казалось, на скелет пытались претендовать все подряд, начиная от антропологов, заинтересованных в изучении останков возрастом 9000 лет, и заканчивая белыми националистами, полагавшими, будто скелет докажет, что еще до народов, считающихся сейчас коренными, Америка принадлежала совсем другим людям. Чью бы сторону кто ни занимал, в результате досталось всем. Этот затянувшийся спор стал болезненным уроком о важности того, кто наделен правом толковать прошлое, а также кому принадлежат — и принадлежат ли кому-то вообще — мертвые.
В Америке, пожалуй, этот вопрос никого не коснулся так сильно, как коренных народов. Наука, как показывает история, — это не просто очередной способ познания мира, а узаконенная сила, которая зачастую воспринимает культуру и тела давно погибших людей как коллекционные предметы.
В науке стало нормой приобретение и изучение древних скелетов, особенно туземных народов. Когда же оскорбленные протестовали, ученые и власти зачастую утверждали, что им нужно сначала доказать правомерность своих претензий, хотя к костям, которые они желали вернуть, их подпускать никто и не думал. Научные традиции несут в себе власть, которую ученые не всегда хотят признавать.
Скелет, которому ученые дали имя Кенневикский человек, а народы Союза племен индейской резервации Колвилл называли просто Древним (как буду делать и я), пролежал в специально выкопанной могиле более 9000 лет, погребенный теми, кто знал его лучше всех[128]. Все изменилось 28 июля 1996 года, когда на берегу реки Колумбия в штате Вашингтон был найден череп[129]. Полиция вызвала антрополога Джеймса Чаттерса, и когда он вместе с коллегами обнаружил и другие кости, то поспешил заполучить, в соответствии с законом об охране археологических ресурсов, экстренное разрешение на проведение раскопок от инженерных войск США, под чьим контролем находилась земля, где лежали останки. В конечном счете бригада археологов извлекла бо́льшую часть человеческого скелета. Череп, позвоночник, ребра, таз, руки, ноги и ступни — все было на месте; не хватало лишь нескольких из стандартных 206 костей, из которых состоит скелет человека.
Разумеется, все сразу же задались вопросом, кем был этот человек. При нем не нашли следов одежды или каких-либо предметов, которые могли бы дать понять, в какой момент истории он умер и был погребен. Чаттерс отправил одну из костей кисти левой руки в лабораторию радиоуглеродного анализа при Калифорнийском университете в городе Риверсайд, и они датировали возраст кости от 8340 до 9200 лет. Не оставалось никаких сомнений: скелет принадлежал человеку, жившему до контакта европейцев с местным коренным населением, и это был один из самых старых и полных скелетов, когда-либо найденных на территории Северной Америки. Этот человек прогуливался по тихоокеанскому побережью вскоре после того, как вымерли мамонты и саблезубые кошки.