В настоящий момент торговля костями в США происходит преимущественно легально. И далеко не все торговцы ведут себя столь безответственно. Так, один из поставщиков — компания Skulls Unlimited International — получает черепа от доноров и продает врачам или ученым, нуждающимся в человеческих останках для своих исследований[167]. Тем не менее огромное количество костей и скелетов неизвестного происхождения по-прежнему кочует из рук в руки в Инстаграме — и, по словам Хаффера и Грэма, даже в Etsy, несмотря на запрет, — где их называют «антиквариатом». Это старые, поломанные, выцветшие останки, которые, как часто утверждают продавцы, были приобретены ими на распродажах частных или медицинских коллекций. Покупателей такое объяснение вполне устраивает. Вместе с тем череп якобы из коллекции закрывшейся медицинской школы с большой вероятностью изначально был приобретен не совсем законным способом. Хотя крупные поставщики костей и утверждают, что способны определить, какие кости были украдены из могил или просто выглядят сомнительно, в Инстаграме такого фильтра нет. Регулирующие субъекты — будь то сайты социальных сетей или даже правоохранительные органы — не торопятся брать продажи под контроль.
Этот рынок продолжает расти. В своем исследовании Хаффер и Грэм выявили попытки продажи человеческих костей в Инстаграме в период с 2013 по 2016 год. Если в 2013 году им удалось обнаружить лишь три подобные записи — в общей сложности продавцы запрашивали $5200, — то в 2016-м их количество выросло до 77, а объем торговли превысил $57 000. По большей части это были не богатые антиквары, а коллекционеры всяких диковинных товаров, художники и те, кто просто подрабатывал торговлей черепами в мелких масштабах.
От всей этой торговли меня бросает в дрожь. Я был бы не против после смерти оказаться скелетом в витрине музея, чтобы дарить людям знания, но от одной только мысли о том, что меня могут продать в качестве украшения, назначив мне определенную стоимость и превратив в любопытную безделушку, собирающую на полке пыль, меня просто передергивает. Когда к человеческим костям относятся как к редким вещицам, то это лишает их какого-либо исторического контекста. Кости, в конце концов, — самые долгоживущие части нашего тела, способные рассказать о нас последующим поколениям, даже когда наши собственные голоса утихнут.
10. До самой кости
Иногда мне нравится лежать и думать о своих костях. Я делаю это регулярно, когда мне скучно и нужно скоротать часы. Последний раз такое случилось, когда я прятался от проливного дождя в восточной части пустыни Юты. По правде говоря, моя голова уже была забита мыслями о костях. Я целый день вкалывал в сорокаградусную жару — ничто не сравнится с раскопками в июле — над слоем породы, содержащим останки динозавра возрастом 157 миллионов лет. Камни с большой неохотой отдавали нам кусочки его скелета. Работа шла медленно, время измерялось количеством каменной крошки, сколотой с коричневых костей, и постепенно разрастающейся грозовой тучей над горами Абахо вдалеке. Периодически нас навещали ливни, давая команде повод спрятаться в небольшой пещере на склоне песчаного карьера, и мы старались не думать о том, что удар молнии запросто может достать нас и здесь.
Во время этих вынужденных перерывов большинство членов команды закрывали глаза и начинали дремать. Ритмичный храп убаюкивал тех, кто еще не уснул. Мне же было не до сна. Мне всегда сложно расслабиться. Вместо этого, сложив руки за голову и вытянув ноги, на которые попадали капли дождя, я начинал размышлять о своем скелете. Если бы с меня содрали все мышцы и вынули все внутренние органы, однако я каким-то волшебным образом все равно оставался бы живым, то как бы я выглядел, лежа в этой пещере? Словно собственный рентгеновский снимок, каждый сустав которого шевелился, пока я пытался устроиться поудобнее и даже просто дышал, — грудная клетка слегка расширялась бы и сжималась обратно, как бы я ни старался не двигаться. Смог бы хоть кто-нибудь меня узнать? Возможно. Однажды, когда я был на конференции в городе Вашингтон, один мой знакомый остеолог подошел ко мне сзади и сказал: «Я понял, что это ты, по форме твоего черепа!» Когда пытаешься сосредоточиться на собственных костях, возникает странное чувство — словно смотришь на себя не со стороны, а изнутри, пытаясь представить каждую из 200 с лишним деталей на своем месте.
Попробуйте подобную медитацию как-нибудь и сами. В следующий раз, когда будете ждать посадки на самолет или начала показа в кинотеатре, ну или если вам просто удастся оторваться от своего смартфона в какой-нибудь спокойный момент, задумайтесь о собственных костях. Сосредоточьтесь на том, что находится под поверхностью, что вы чувствуете, но не можете видеть. Для этой цели прекрасно подходят кисти рук. В конце концов, они являются самой подвижной частью нашего скелета, и у каждого человека они уникальны. С помощью рук мы воспринимаем окружающий мир, и они несут в себе больше индивидуальности, чем мы обычно себе представляем. А за прослойками кожи, мышц и сухожилий скрываются маленькие плоские кости, соединяющиеся с вашим предплечьем гибким суставом. Попробуйте проделать это и с другими частями тела. Внутри вашей спины находится позвоночник. Есть еще и кости черепа, сваренные природой вместе прямо под кожей. Представлять, что происходит с ладьевидной или клиновидной костями в отдельно взятый момент времени, будет, пожалуй, уже слишком, однако вы уловили суть. Представьте себе на секунду свой скелет, свою сердцевину.
Но так мы рассматриваем скелет лишь как факт природы, ее проявление. Что эти кости могут означать, зависит от того, с какой стороны на них посмотреть. Когда я думаю о костях, то думаю о дарвиновских «бесконечных формах, невероятно красивых и удивительных». Все в наших костях, начиная от взаимного расположения и заканчивая их микроскопической структурой, отражает то, как эволюция использует случайность и отсеивающий естественный отбор. Старые элементы перемешиваются и объединяются в соответствии с текущими потребностями, и так старое становится чем-то новым. Но это далеко не все. В наших костях хранятся следы прошлого. Наш вид относительно молодой, и ему далеко до среднего значения в миллион лет, которые удалось прожить большинству млекопитающих. Тем не менее, хотя нам и нравится думать о себе как о чем-то новом, человеческий скелет говорит совсем о другом. Основа для строения нашего тела была создана в древних морях благодаря череде счастливых случайностей, а жизнь на суше и на деревьях внесла свои дополнения и усовершенствования. Наша эволюция продолжается и по сей день, однако мы улавливаем все эти различия только потому, что у нашего вида развилась способность замечать закономерности. С более широкой точки зрения палеонтологической летописи ни в ком из нас нет ничего особенно неожиданного или поразительного. Мы лишь одна из вариаций, новое сочетание признаков, позволившее нам не только встать на две ноги, но и, что более важно, влиться в историю, которую вряд ли кто-нибудь сможет в полной мере постичь.
Мне остается гадать, что будущие разумные цивилизации — наши потомки? пришельцы? другой вид, которому посчастливиться эволюционировать достаточно, чтобы начать изучать свое прошлое? — подумают о нас, ну или как минимум о тех из нас, чьи кости станут ископаемыми находками? Все, что мы строим, со временем неизбежно разрушится. Мы не можем создать практически ничего хоть сколько-нибудь по-настоящему долговечного. Но если множество истертых о каменную почву пар ботинок и ноющая от постоянного разглядывания земли шея меня чему-то и научили, так это тому, что кости — наш единственный шанс оставить о себе хоть какой-то след на многие миллионы лет. Более того, нам нет необходимости ждать счастливого случая. Если позаботиться заранее и найти тех, кто будет готов исполнить нашу последнюю волю, нам не составит труда превратиться в окаменелости.
Эта мысль впервые пришла мне в голову, когда я бродил в одиночестве июньским вечером по Парк-авеню национального парка Арчес в Юте. Здесь не было возвышающихся над горизонтом небоскребов, однако по высоким каменным стенам я сразу понял, как эта короткая тропа получила свое название. И хотя она никоим образом не была удаленной от цивилизации — если встать с одного ее конца, то будет видно, как мимо другого проносятся машины, — оранжево-ржавого цвета песчаник давал самое важное в пустыне прибежище — тень. Был разгар сезона, но по пути я почти никого не встретил — основную компанию мне составляли несколько каркающих воронов, разместившихся в углублениях скал времен юрского периода. Повернув, чтобы пойти обратно, я остановился и посмотрел на свои следы на красном песке. Как надолго они здесь останутся? Будет ли у них хоть какой-то шанс пережить миллионы лет, подобно каменным следам динозавров в различных местах по всему парку? Вряд ли. Если их не сметет очередной турист, то отпечатки моих ног непременно уничтожит ветер или редкий дождь, не говоря уже о царящей в этой пустыне эрозии. Здесь стихия постепенно разрушает камень, лишая всяких шансов оставить вечный след. Тем не менее, пока я поднимался вдоль тропы обратно к дороге, мысли не прекращали вертеться у меня в голове. Будь условия немножко иными, эти следы могли остаться на время, сравнимое с возрастом окружающих каменных стен. Окаменелости — это не только привет из далекого прошлого, они образуются каждый день по мере течения жизни. Если бы я хотел стать окаменелостью, то как бы я поступил?
Ведь это необязательно кости. Следы тоже могут быть окаменелостью. На самом деле порой они могут больше сказать об образе жизни животного, чем его кости, — в конце концов, следы — это запечатленные в камне движения, как та тропинка в Лаэтоли. Я мог бы пройтись по различным заиленным участкам и берегам озер, оставляя после себя следы, в надежде, что некоторые из них высохнут и затвердеют, а затем сохранятся под следующим слоем осадочных пород. А если бы мне хотелось ввести палеонтологов будущего в замешательство, я мог бы не разуваться, чтобы они потом гадали, что же может значить Vibram. Однако мысль о том, чтобы навеки оставить после себя лишь следы ног, меня не слишком привлекает. Тогда всё, что обо мне узнают в будущем, — это форма моей стопы, а также, если провести нужные расчеты, мой рост, скорость передвижения и тот факт, что мои ступни при ходьбе норовят развернуться в стороны. Точно так же я не особо доволен уже сделанным вкладом в палеонтологическую летопись. Подобно миллиардам других людей, я оставил после себя несметное количество мусора, гниющего теперь на свалках, и ездил на машинах, выбрасывая в воздух чудовищные объемы парниковых газов, тем самым внося свой вклад в биологический кризис, который может отметить этот исторический период не как очередную эру, а как эпоху массового вымирания. Я не хочу, чтобы моим наследием стала груда голых камней, ознаменовавшая последнюю главу в истории человечества. Так что полагаться придется именно на кости, и поможет нам с этим наука под названием «тафономия».