Вигор примирительным жестом воздел вверх ладони.
– Если бы я углубился в детали, мы не успели бы на автобус. – Он снова открыл блокнот и продолжил объяснение: – Эти фигуры – пересекающиеся окружности – можно встретить по всему христианскому миру: в церквях, базиликах, соборах. От этих фигур берет начало вся геометрия. Вот, к примеру… – Он повернул изображение по горизонтали и закрыл рукой его нижнюю часть, а затем указал на оставшееся в поле зрения пересечение двух окружностей: – Здесь вы видите геометрическую фигуру в форме заостренной арки. Почти во всех готических соборах окна имеют такую форму.
Рейчел выслушивала эту лекцию, еще будучи ребенком. Человек, работающий в качестве археолога Ватикана, просто не имел права не знать все, что связано с двумя пересекающимися окружностями.
– А мне это напоминает два склеившихся пончика, – заметил Монк.
Вигор снова повернул блокнот.
– Или – полную луну, встретившуюся с солнцем, – сказал он, напомнив всем о строфе из загадочного послания. – Чем дольше я смотрю на этот чертеж, тем больше пластов я в нем вижу, словно снимаю шелуху с луковицы.
– Нельзя ли конкретнее? – спросил Грей.
– Они спрятали загадку в древнеегипетской «Книге Мертвых», самой первой книге, в которой упоминается манна. В более поздних египетских текстах это вещество уже носит название «белый хлеб» и тому подобное. Все выглядит так, будто для выяснения того, что пытались спрятать древние алхимики, необходимо начинать с самого начала. Однако в действительности ответ на эту первую загадку лежит у истоков христианства, во множестве источников, относящихся к первому веку существования христианской религии. Даже сам по себе ответ предусматривает приумножение. Один становится многими.
Рейчел поняла, что имеет в виду дядя.
– Приумножение рыб?
Вигор кивнул.
– Может, кто-нибудь соизволит объяснить это нам, непосвященным? – спросил Монк.
– Такое пересечение двух окружностей называется Vesica piscis[38], или «Сосуд рыб».
Вигор склонился над блокнотом и зачернил часть рисунка так, что между двумя окружностями появились очертания рыбы.
Грей пригляделся к изображению и спросил:
– Символ рыбы, олицетворяющий христианство?
– Просто символ рыбы, – ответил Вигор. – Она рождается, когда полная луна встречается с солнцем. – Монсиньор постучал кончиком пальца по рисунку. – Некоторые ученые полагают, что символ рыбы был использован потому, что по-гречески «рыба» звучит как ICHTHYS, что является акронимом греческой фразы «Iesous Christos Theou Yios Soter», или «Иисус Христос, Сын Бога, Спаситель». Но истина лежит здесь, между этими двумя окружностями, запечатленными в священной геометрии. Вы найдете эти два пересекающихся круга в ранних фресках, изображающих Младенца Иисуса, и он неизменно находится в зоне их пересечения. Если же вы повернете изображение на девяносто градусов, то рыба превратится в символическое изображение женских гениталий и матки, и Младенец Иисус окажется там. Это потому, что рыба олицетворяет собой плодородие. Плодовитость и приумножение рода.
Вигор окинул взглядом своих товарищей.
– Именно это я имел в виду, когда говорил о том, что здесь множество пластов, каждый из которых что-то означает.
Грей откинулся на спинку сиденья и спросил:
– Но что это дает нам?
Рейчел тоже была озадачена:
– Подобные изображения рыб красуются по всему Риму.
Вигор кивнул и сказал:
– Вспомните вторую строку первого двустишия: «Рождается самый старший». Совершенно очевидно, что это указание искать самое древнее изображение рыб, а оно находится в склепе Люцины в катакомбах Святого Каликста.
– И сейчас мы направляемся туда? – догадался Монк.
Вигор снова кивнул.
Рейчел заметила, что Грея это не удовлетворило.
– А если вы ошибаетесь? – спросил он.
– Нет, не ошибаюсь. Все три строфы указывают на это место. Обратите внимание на следующее двустишие: «Там, где он тонет, / Он плывет в темноте…» Рыба не может утонуть в воде, она может погибнуть только на суше. И плюс к этому упоминается темнота. Это верное указание на склеп.
– В Риме и его окрестностях огромное количество склепов и катакомб! – воскликнул Грей.
– Но не так много рыб-близнецов, – парировал Вигор.
Глаза Грей озарились пониманием:
– Еще одну зацепку дает нам последняя строфа: «Близнец ждет воды».
И Вигор опять согласно кивнул.
– Могу лишь повторить собственные слова: все три строфы указывают на одно место – катакомбы Святого Каликста.
Монк откинул голову на спинку сиденья и простонал:
– Хорошо хоть на этот раз не храм Божий! Мне уже надоело, что в меня там постоянно стреляют.
19 часов 32 минуты
Вигор чувствовал, что теперь они на верном пути. Наконец-то!
Он провел группу через ворота Святого Себастьяна, одни из самых красивых в городской стене. Выходя из них, оказываешься в роскошных садах, окружающих Рим и знаменитую Аппиеву дорогу, участок которой сохранился с древних времен. Но сразу же за воротами выстроились в ряд полуразвалившиеся автомастерские. Отведя взгляд от этого безобразного зрелища, Вигор стал смотреть вперед. Дальше дорога делала разветвление, возле которого стояла небольшая церковь.
– Часовня Domine Quo Vadis, – сообщил он.
Но услышала его только Кэт Брайент. Она одна шла рядом с монсиньором. Похоже, они с Греем всерьез рассорились. Все остальные шли позади.
Впрочем, Вигора это вполне устраивало. Прошло целых три года с тех пор, как они вместе с Кэт собирали доказательства для того, чтобы привлечь к ответственности бывшего нацистского преступника, жившего в предместьях Нью-Йорка. Негодяй продавал краденые предметы искусства, выискивая не слишком чистоплотных «ценителей прекрасного» в Брюсселе. Это было долгое и сложное расследование, потребовавшее от обоих максимального напряжения сил и навыков. Больше всего в этой женщине Вигора поразила ее необыкновенная способность исполнять любую роль, влезать в любую шкуру.
А еще он чувствовал боль, которой терзалась ее душа от понесенной совсем недавно утраты. Пусть она была прекрасной актрисой и умело скрывала свои чувства, Вигор все-таки являлся знатоком человеческих душ. Скольких людей он, будучи священником, исповедовал за эти годы!
Поэтому для него не составляло труда ощутить боль этой женщины. Видимо, Кэт потеряла очень близкого человека и до сих пор не сумела оправиться от утраты.
Инстинктивно ощущая, что за стенами этой обители хранится некое послание для Кэт, он указал в сторону церкви и сказал:
– Эта часовня построена на том самом месте, где святому Петру, когда он бежал от преследований императора Нерона, явилось видение Иисуса, уже распятого и вознесшегося на небо. Христос направлялся в Рим, в то время как Петр убегал оттуда. И тогда Петр произнес знаменитые слова: «Domine, quo vadis?» То есть: «Господь, куда идешь ты?» Христос ответил ему, что направляется в Рим, для того чтобы быть повторно распятым. И тогда Петр повернул свои стопы назад и пошел обратно в Рим, навстречу мученической смерти.
– Сказки про привидения, – беззлобно проговорила Кэт. – Лучше бы он убежал.
– Вы все такая же прагматичная, Кэт, – сказал монсиньор. – Но вы лучше, чем кто-либо другой, должны понимать, что иногда собственная жизнь оказывается менее ценной, чем дело, которому служишь. У всех нас одна и та же неизлечимая болезнь: никому не дано избежать смерти. Но смерть каждого из нас, если, конечно, она достойна, зачтется нам точно так же, как и благие поступки, совершенные нами в земной жизни. Если ты отдаешь свою жизнь за святое дело, это запомнится и будет оценено должным образом.
Кэт посмотрела на монсиньора. Она была достаточно умна, чтобы понять, куда клонит Вигор.
– Самопожертвование, – продолжал Вигор, – это последний дар, который мы, смертные, можем отдать земной жизни, и к нему нельзя относиться расточительно. Уж если ты приносишь себя в жертву, это должно быть красивым финалом достойно прожитой до конца жизни.
Кэт глубоко вздохнула. Они как раз проходили мимо маленькой часовни. Кэт смотрела на нее, но Вигор видел и понимал, что ее взгляд устремлен внутрь самой себя.
– Даже сказки про привидения могут содержать в себе полезные уроки, – проговорил он, сворачивая влево на развилке.
Это ответвление дороги было вымощено брусчаткой из вулканического камня. Конечно, не теми же самыми камнями, которыми была выложена дорога, некогда шедшая от ворот Рима в Грецию, но очень похожими. Перед взорами путешественников открывались зеленые склоны холмов, испещренные пасущимися овцами и затененные зонтиками пиний – итальянских сосен. То тут, то там встречались развалины древних стен и старинные гробницы.
В этот поздний час, когда все приманки для туристов были уже закрыты, а солнце клонилось к закату, Аппиева дорога оказалась в их полном распоряжении. Редкие пешеходы и велосипедисты, заметив белый воротник священника на шее Вигора, почтительно приветствовали его.
– Падре… – бормотали они и продолжали свой путь, недоуменно оглядываясь на группу усталых людей с рюкзаками, которую вел вперед человек в белом воротничке священника.
Вдоль дороги стояли несколько ярко накрашенных женщин в вызывающе коротких юбках. Неподалеку от них маячили какие-то подозрительные фигуры. После наступления темноты Аппиева дорога оказывалась в распоряжении проституток с их сутенерами, и случайно забредший сюда турист подвергался серьезной опасности, столкнувшись с этой публикой. Бандиты и грабители чувствовали себя на Аппиевой дороге так же вольготно, как и в древности.
– Осталось совсем немного, – сообщил Вигор своим спутникам, направляясь в сторону виноградников, раскинувшихся на пологих склонах холмов.
Впереди показались ворота, ведущие во двор, в котором находилась конечная цель их сегодняшнего путешествия – катакомбы Святого Каликста.