– Коммандер, – обратилась к Грею Кэт, замедлив шаги, – не стоит ли нам для начала хотя бы осмотреться на местности?
– Больше никаких проволочек! – резко ответил он. – Просто держите глаза открытыми, и все будет в порядке.
От внимания Вигора не укрылась неожиданная жесткость, прозвучавшая в голосе мужчины. Грей слушал, что ему говорили, но поступал так, как сам считал нужным. Вигор пока не мог решить, хорошо это или плохо.
Грей махнул рукой, давая знак продолжать движение.
Подземное кладбище закрывалось в пять часов вечера, но Вигор сказал, что договорится с местным хранителем о том, чтобы тот пропустил их в катакомбы. В проеме двери появился одетый во все серое тщедушный старичок с гривой белоснежных волос. Согнувшийся под бременем лет, он опирался на пастуший посох. Вигор хорошо знал этого человека. На протяжении многих поколений его семья пастушествовала в этой деревенской местности. В зубах старика была крепко зажата трубка.
– Монсиньор Верона! – обрадованно проговорил он. – Come va?
– Bene grazie. Е lei, Giuseppe?[39]
– Я в порядке, падре, спасибо. – Старичок махнул рукой в сторону маленького коттеджа, служившего ему домом. – У меня припасена бутылочка граппы, а я знаю, как она вам нравится. Из винограда вот с этих самых холмов.
– В следующий раз, Джузеппе. Уже вечереет, и, боюсь, нам следует поторапливаться.
Старик посмотрел на остальных с укоризной, словно они были повинны в том, что монсиньору приходится спешить. Его взгляд задержался на Рейчел.
– Не может быть! – воскликнул он. – Piccola[40] Рейчел! Впрочем, она уже больше не маленькая.
Рейчел улыбнулась. Ей было приятно, что ее узнали. В последний раз она была здесь с Вигором в девятилетием возрасте. Рейчел обняла старого человека и поцеловала его в щеку:
– Ciao, Giuseppe![41]
– Неужели мы не поднимем по рюмке за piccola Рейчел?
– Возможно, и поднимем, но только после того, как закончим с делами в катакомбах, – ответил Вигор.
Он понимал, что старик, живущий здесь один как перст, соскучился по компании и хочет хоть с кем-то перекинуться словом.
– Si… bene…[42] – Хранитель кладбища указал посохом в сторону входа в катакомбы. – Идите. Дверь открыта. Я запру ее за вами, а когда подниметесь обратно, постучите – я услышу.
Вигор первым направился к входу в подземелья, открыл тяжелую дверь и махнул остальным, призывая их поторопиться. Он заметил, что Джузеппе оставил гореть в коридоре электрическое освещение. Впереди уходила вниз длинная и крутая лестница.
Идя рядом с Рейчел, Монк оглянулся на хранителя и сказал:
– Забавный дед! Вам следовало бы познакомить его со своей бабушкой. Держу пари, они нашли бы общий язык.
Рейчел усмехнулась и вошла следом за коротышкой внутрь катакомб.
Вигор закрыл дверь и, снова возглавив процессию, стал спускаться по ступеням.
– Это подземелье – одно из самых старых в Риме. Изначально здесь хоронили первых христиан, но по мере того, как оно расширялось, даже некоторые папы стали выражать волю быть погребенными здесь. Теперь оно занимает площадь в девяносто акров и расположено на четырех уровнях.
Вигор услышал, как за их спинами щелкнул дверной замок. Чем ниже они спускались, тем все более сырым и холодным становился воздух, в нем стали ощущаться запахи глины. Послышался звук капающей где-то воды. Достигнув конца лестницы, они оказались в помещении, в стенах которого были выдолблены loculi – горизонтальные ниши, куда укладывали тела людей, нашедших здесь последнее пристанище. Стены были покрыты надписями, однако это не было делом рук современных вандалов. Некоторые надписи относились к XV веку: молитвы, эпитафии, прощальные слова, адресованные умершим.
– Далеко ли еще идти? – спросил Грей Вигора, рядом с которым он шел.
Проход был настолько узким, что мужчины то и дело задевали друг друга плечами. Грей поднял взгляд к низкому потолку. Находясь здесь, в этом запутанном подземном городе мертвых, даже человек, не страдающий клаустрофобией, начинал нервничать и чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно теперь, когда, кроме них пятерых, здесь не было ни одной живой души.
– Склеп Люцины расположен гораздо дальше, в самой древней части катакомб.
В этом месте галерея разделилась на два прохода, но Вигор хорошо знал дорогу и без колебаний повернул вправо.
– Держитесь ближе ко мне, – предупредил он. – Здесь очень легко потеряться.
Проход стал еще уже. Грей обернулся и скомандовал:
– Монк, прикрывай нас сзади. Держи дистанцию в десять шагов и оставайся в зоне нашей видимости.
– Есть, командир! – ответил Монк, высвобождая свой дробовик.
Впереди открылось новое сводчатое помещение, в стенах которого были вырублены еще бо́льшие по размеру loculi и arcsololia – надгробные плиты в виде арок.
– Папский склеп, – объявил Вигор. – Здесь были погребены шестнадцать пап – от Евтихиана до Зефирина.
– От E до Z, – пробормотал Грей.
– Затем их тела были убраны, – продолжал рассказывать Вигор, углубляясь все дальше по узкому коридору и минуя склеп Цецилии. – Начиная примерно с пятого века пригороды Рима постоянно подвергались набегам и разграблению со стороны то готов, то вандалов, то ломбардийцев, поэтому останки наиболее выдающихся людей, похороненных здесь, забрали и перезахоронили внутри города, в его церквях и соборах. В итоге катакомбы оказались настолько опустошены и заброшены, что примерно к двенадцатому веку о них напрочь забыли и вспомнили только после того, как они были вновь обнаружены в шестнадцатом веке.
Грей кашлянул в кулак и проговорил:
– Похоже, линия времени постоянно пересекается сама с собой.
Вигор недоуменно глянул на него, и американец пояснил:
– Двенадцатый век. Именно тогда кости волхвов были перевезены из Италии в Германию. Кроме того, вы упоминали, что тогда же произошло и возрождение гностицизма, в результате чего наступил раскол между императорами и папским престолом.
Вигор неторопливо кивнул, обдумывая сказанное.
– Это были смутные времена, когда в конце тринадцатого века папство бежало из Рима. Возможно, алхимики хотели защитить свое тайное знание, спрятав его как можно глубже, но оставив при этом зашифрованные указания на тот случай, если им самим не удастся уцелеть, – эдакие хлебные крошки, по которым со временем их наследие сумеют найти другие приверженцы гностицизма.
– Такие, например, как орден дракона.
– Вряд ли они предвидели появление столь порочной секты, которая к тому же начнет охоту за столь высокими истинами. Досадный просчет. Но с другой стороны, вы правы. Возможно, вам и впрямь удалось определить время, когда были созданы ключи к разгадке этой шарады. Я бы сказал, где-то в тринадцатом веке, в самый разгар конфликта. О катакомбах в те времена было известно очень немногим, поэтому они могли рассматриваться тайным обществом в качестве идеального места для того, чтобы спрятать эти ключи или зацепки – назовите это как угодно.
Вигор умолк и с задумчивым видом продолжал свой путь в глубь катакомб, минуя нескончаемые ряды подземных галерей, склепов и кубикул.
– Осталось совсем недолго – лишь пройти через Склепы таинств, – сказал он через некоторое время и указал вперед, туда, где протянулась вереница из шести смежных криптов.
На потемневших и ставших мутными от времени фресках, украшавших стены этих помещений, были изображены замысловатые библейские сюжеты, среди которых встречались также сцены Крещения и Святого причастия. Это были подлинные шедевры раннехристианского искусства.
После того как группа миновала еще несколько галерей, впереди показалась цель их путешествия – невзрачный на вид склеп. На потолке был изображен типичный раннехристианский сюжет, изображающий Доброго Пастыря – Христа с ягненком на плече.
Однако эта фреска ни в малейшей степени не интересовала Вигора. Он указал на две соседние стены и сказал:
– Вот то, зачем мы сюда пришли.
20 часов 10 минут
Грей подошел к ближайшей из стен и стал рассматривать фреску. На зеленом фоне была изображена рыба. Чуть выше, как будто поставленная прямо на спину рыбы, изображалась корзина с хлебом. Грей повернулся к другой стене. Фреска на ней напоминала зеркальное отражение первой с той только разницей, что помимо хлеба в корзине была еще и бутылка вина.
– Все это символизирует пищу, использовавшуюся для первого причастия, – сказал Вигор. – Рыба, вино и хлеб. Они напоминают о чуде, когда Христос приумножил единственную корзину с рыбой и хлебом, сумев накормить огромное число своих последователей, пришедших послушать его знаменитую Нагорную проповедь.
– Снова символика, связанная с приумножением, – проговорила Кэт. – Как и геометрия «Сосуда рыб».
– Ну а нам-то что это дает? – спросил Монк, который стоял с дробовиком на плече и внимательно рассматривал фрески.
– Вспомни загадку, – ответил Грей. – Вторая строфа звучит так: «Там, где он тонет, / Он плывет в темноте и смотрит на пропавшего царя». Мы нашли место, где «он плывет в темноте», значит, теперь последуем туда, куда он смотрит.
Грей указал в том направлении, куда была обращена голова первой рыбы, – в глубь подземных галерей.
Он направился вперед, внимательно осматриваясь вокруг. Ему не понадобилось много времени, чтобы найти изображение трех святых царей. Грей остановился перед фреской, на которой была изображена сцена поклонения волхвов. Она тоже потемнела от прошедших веков, но детали были вполне различимы. Дева Мария восседала на троне, держа на руках Младенца Христа. Склонившись в почтительном поклоне, перед ней стояли три фигуры в длинных одеяниях, протягивая принесенные ими дары.
– Три святых царя, – проговорила Кэт. – Опять эти волхвы.