– Не знаю, но вопрос хороший. А вот тебе другой. Куда, мигрируя, уходят динозавры? То смотришь – они везде. На следующее утро просыпаешься – нет никого. А четыре месяца спустя обнаруживаешь тираннозавра, пересекающего долину, и через» секунду соображаешь, что все, оказывается, вернулись. Надо проследить за стадами в следующий сезон дождей. Сопровождать их, я имею в виду.
Прошлой зимой они попытались отследить миграции животных с помощью спутниковых наблюдений. Но система «Птолемей» разрабатывалась в основном для составления карт местности. Снимки были нечеткими, а во время облачности вообще не получались. К сожалению, в сезон дождей облачность царила повсеместно. Наблюдатели могли проследить лишь основное движение стад в глубь суши. Далее те разбивались на небольшие группы и исчезали из виду.
Всем своим сердцем Лейстер рвался за ними. В сезон дождей в долине оставались только мелкие пернатые динозавры, разбавляя сообщество лягушек, млекопитающих, рыб и ящериц. Растительность по берегам реки становилась пышной и буйной – настоящие джунгли, – но Лейстеру эти джунгли казались пустыми и безжизненными. В них не хватало больших динозавров.
– Мы никогда не поймем наших гигантских друзей, пока не изучим пути миграции. Этот пункт должен стоять первым в повестке дня.
– Вторым. Чак обнаружил, что у нас кончаются овощи, и ты назначен главой экспедиции по сбору болотных клубней.
– Я?! Почему я? Я собирался провести день, плетя веревки и перечитывая «Много шума из ничего».
Он кивнул на корзину с лыком и томик Шекспира, лежавший рядом с блокнотом для записи наблюдений. Кати ласково улыбнулась.
– Так ведь ты нашел клубни. Больше никто не знает, где они растут.
Она подвинула к себе корзину и книжку.
– Я буду счастлива заменить тебя на посту.
Лейстер взял себе в помощь Патрика и Тамару, направляясь к Кислому болоту. Несмотря на ворчание, он обрадовался, что выбрали его. Это, конечно, не тот ленивый, размеренный день, который палеонтолог запланировал, но сбор пищи – работа нетрудная, включающая в себя длинную, приятную прогулку по интересным местам. А если повезет, можно и что-нибудь новенькое увидеть.
Поскольку ружья уже давно было нечем заряжать, они несли с собой импровизированные дубинки для защиты от дромеозавров. Лейстер тащил лопату, а Патрик – пистолет, который нельзя использовать по прямому назначению. Дроми оказались единственными хищниками, равнодушными к запахам, и поэтому они без опаски атаковали людей. От остальных животных путников надежно защищал аромат дыма, пропитавший волосы и одежду. Оставались, правда, крокодилы, но те практически не выходили из воды.
Тамара несла свое копье. В сезон дождей она потратила не меньше месяца, усердно вытачивая наконечник в форме листа из металлической скобки, скреплявшей когда-то ящик с продуктами. Она приклеила его смолой к рукоятке из твердого дерева да вдобавок крепко-накрепко примотала сухожилием гадрозавра.
Результатом явилось смертоносного вида оружие, которое тут же окрестили Тамариным Уродом. Тамара носила его с собой повсюду и каждый день не менее часа упражнялась в искусстве метания. Это, объясняла она, помогает ей чувствовать себя в безопасности.
Несмотря на вооружение, путешественники двигались с осторожностью, ставшей уже привычной. Среди прочих вещей за это время они научились тому, что ничто не дается даром. Единственное, на что они осмеливались, – тихонько разговаривать на ходу. Лейстеру страшно нравился этот аспект их нынешней жизни, он будто присутствовал на никогда не кончающемся семинаре. В таких условиях учитель не может, сидя на Парнасе, снисходительно скидывать свои знания собравшимся внизу. Ему тоже приходится учиться у своих студентов, засыпающих его вопросами и предположениями, на пользу идут даже ошибки. А эта группа была зубастой, не расслабишься.
– А не кажется ли вам, – спросила Тамара, – что огромное количество биомассы здесь относится именно к мегафауне? Я имею в виду количество не только видов, но и просто отдельных экземпляров. В долине гораздо больше динозавров, чем можно представить.
– Ага! – поддержал ее Патрик. – Как их только земля носит? Они постоянно уничтожают новую поросль и давно должны были бы съесть всю растительность подчистую. Но этого почему-то не происходит. Как так получается?
– Иногда маленькие группы покидают долину, – указал Лейстер. – Мы наблюдали это неоднократно.
– Да, причем уходит именно столько животных, сколько необходимо для поддержания баланса. Странно, – подхватила Тамара. – Почему эти тупоголовые громадины способны поддерживать такое тонкое равновесие, а истинно интеллектуальные виды вроде человека – нет?
– А кто его знает! – отозвался Лейстер.
– Не в обиду будет сказано, – заметила Тамара, – но ты вроде этим всю жизнь занимаешься.
– Понимаешь, – задумчиво ответил тот, – если страдание есть суть жизни человеческой, то незнание – суть жизни ученого. Любая экосистема представляет собой своеобразный танец потребностей. Когда мы не имели возможности работать с живыми динозаврами, мы стремились найти как можно больше ископаемых и как можно лучшего качества. Теперь же наша главная задача – усердные и тщательные наблюдения. Вы, ребята, даже и представить не можете – как легко вам все достается.
Он шлепнул комара, севшего ему на руку, и добавил:
– Кстати, мы почти пришли.
Они копали клубни, царапая руки в кровь, пока мешки не наполнились доверху. Перед тем как пойти обратно, сделали небольшой привал. Привалившись головой к бревну и лениво наблюдая за сновавшими в воздухе стрекозами и Тамарой, вплетавшей в волосы белые цветы, Лейстер решил, что сейчас он больше, чем когда-либо в своей жизни, близок к счастью.
Тамара и Патрик лениво и привычно переругивались, обсуждая функции маленьких двупалых передних лапок тираннозавра. Патрик нащелкал массу кадров Хозяйки Долины, бродящей вокруг холмика засохшей грязи, служившего гнездом, и аккуратно переворачивающей лапками яйца. Он считал свои фотографии неоспоримым доказательством. Тамара же возражала, что это мог быть лишь эпизод, а основное назначение лапок – служить сигнальным устройством в брачный период. По ее мнению, ими тираннозавр мог объяснить партнеру – в настроении он заняться любовью или сегодня не тот случай.
Лейстер как раз собирался влезть со своим мнением, когда зазвонил телефон.
– Он у меня, – сказала Тамара. Она расстегнула карман рюкзака, достала тщательно замотанный в листья аппарат и аккуратно развернула.
Лейстер встал, чувствуя насущную необходимость отлучиться в ближайшие кусты.
– Я на минуту, – сказал он.
Когда он вернулся, Тамара и Патрик улыбались от уха до уха.
– Хорошие новости? – осведомился Лейстер.
– Лай-Цзу звонила, – ответил Патрик. – Хотела подождать до вечера, когда все соберутся, но не выдержала и проболталась. Она беременна.
– Она... Что?! Беременна?! Каким образом?!
Патрик хрюкнул и иронически вздернул бровь.
– А может, сам сообразишь каким? – раздраженно сказал Тамара.
Лейстер в растерянности сел на бревно.
– Боже, поверить не могу! Она же предохранялась!
Об этом Лейстер знал не понаслышке, как руководитель группы он видел медицинскую карту Лай-Цзу. Все женщины экспедиции предохранялись новейшим способом, который могло прекратить только вмешательство врача.
– А кто отец ребен... – Он осекся. – Ну да, дурацкий вопрос.
– На редкость дурацкий, – подтвердила Тамара. – Вы все – отец. Каждый в ответе. Мы все – родители.
– Не похоже, что ты рад новостям, – задумчиво отметил Патрик.
– Рад?! Чему ты хочешь, чтобы я радовался? Кто-нибудь вообще думает, что за жизнь мы можем предложить этому ребенку?
– У нас нет выбора...
– Имея одиннадцать родителей, он наверняка будет избалован донельзя, – сказала Тамара. – Ну и подумаешь! Дети приспосабливаются.
– А что будет, когда он вырастет?
Никто не ответил.
– Представьте себе девочку-подростка в мире, целиком заполненном ее родителями. Подружек нет, мальчишек нет, нет прогулок, свиданий, даже поболтать не с кем! Это будет одинокий, затюканный ребенок. Когда в ней проснется сексуальность, ей захочется принять участие в наших веселых сеансах групповой терапии. И что мы ей ответим?
– Я вовсе не думаю, что... – начал Патрик.
– Ответим мы: «да» или «нет». И то, и другое будет одинаково плохо.
– Я не понимаю, почему ты предпочитаешь видеть все в черном цвете, – возмутилась Тамара.
– Идем далее. Так или иначе, дитя вырастает. Вот она, молодая и энергичная, в лагере, полном пожилых людей. Все, что она хочет осуществить, слишком порывисто, слишком необдуманно, слишком тяжело для окружающих. Ее предложения постоянно отвергаются. А мы продолжаем стареть. Все больше и больше работы по уходу за нами ложится на ее плечи. Она безумно устает, но не может ничего изменить. Куда же ей деваться? Она угрюмо и безрадостно влачит свою жизнь. Пока наконец-то мы не начинаем умирать. Сначала девочка чувствует некоторое облегчение. Ей, конечно, стыдно, она понимает, что это плохо, но ведь она всего-навсего человек. Девочка будет рада нашей смерти. Затем, по мере того как человеческий мир начнет становиться меньше и меньше, она поймет, как ей будет одиноко. И вот он придет, день, когда она окажется единственной женщиной на Земле. Подумайте об этом! Единственной! Абсолютно, невероятно, бесконечно одинокой. А впереди еще лет двадцать такой жизни. Скажите мне, насколько нормальной она будет к тому времени? Будет ли она вообще человеком?
Патрик медленно втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Да, но... какова альтернатива?
– Боюсь, что Лай-Цзу придется...
Стремительным движением Тамара воткнула Лейстеру под дых свой крепкий кулак. Сильно.
Он согнулся пополам. А она, побелев от гнева, крикнула:
– Это не альтернатива! А если и так, не тебе решать! «Она же предохранялась!» Господи Иисусе, ты хоть десять секунд подумал, прежде чем засунуть в нее свой конец? Ни один способ предохранения не дает стопроцентной гарантии – женщины всегда должны принимать это во внимание, почему же мужчины не могут?