Игорь тоже не спешил своё мнение высказывать, он вообще долго на месте не усидел и стал вокруг беседки носиться.
Дедушка взял небольшую паузу, а потом сказал:
– Ну, не знаю. Я в этом ничего не понимаю. Когда я был маленький, никаких таких книжек не было.
– А как же тебя мама воспитывала? – спрашиваю.
– Никак не воспитывала. Время было тяжелое. Она на двух работах работала, отец на фронте погиб. Она вечером после работы очень поздно приходила, садилась рядышком и обнимала меня.
Я удивился:
– И всё?
А дедушка в ответ:
– А что ещё надо? Мама обнимет, и день сразу хорошим становится.
Оля спросила:
– Дедушка, а ты был послушным мальчиком?
Дедушка рассмеялся:
– Я? Не-е-ет. Я был… Вон, как Игорь! Вечно в истории какие-то попадал.
– А мама тебя сильно ругала за истории? – спросил Игорь.
Дедушка задумался:
– Да сил у неё не было ругаться.
Я понял, что дедушка в этом вопросе точно не эксперт и ничего про воспитание не знает.
Оля сказала:
– Может, само пройдёт?
Я сильно сомневался:
– Не пройдёт. Да и вдруг привыкнут.
Игорь, наворачивая очередной круг у беседки, крикнул мне:
– А ты сам с ними поговори, чтоб глупостями не занимались. Ты можешь. Я в тебя верю!
Дедушка согласился:
– Поговори. У тебя получится.
Оля тоже подтвердила:
– Справишься. И я в тебя верю.
Я купил газировки и пирожных на деньги из копилки. Ну, раз уж родители думают, что так легче разговаривать, с пирожными. Вечером не стал дожидаться, когда они снова «как бы случайно» начнут разговор, и первым позвал их:
– Мам! Пап! Идите ужинать.
Они очень быстро на кухню прибежали, будто боялись, что что-то случилось. А я на стол газировку поставил, блюдце с пирожными и строго сказал:
– Присаживайтесь.
Мама тут же не сдержалась и затараторила:
– Костик! Я так рада, что ты сам хочешь поговорить. Поделись с нами всем, что у тебя накопилась. Мама с папой очень любят тебя и обязательно поймут.
Папа посмотрел на меня взглядом «сын, спасай».
А я ответил маме:
– Мам, ну чего ты будто словами из книжек говоришь? Я и так знаю, что вы с папой меня любите. Это как «небо синее» и «трава зелёная». И я вас люблю. И… я не уверен, что вы купили… правильные книжки.
Мама не стала отпираться:
– Да, может быть, и неправильные. Но мы с папой очень хотим, чтобы ты был счастливым.
– А я счастливый, – говорю. – Особенно когда дома всё в порядке, когда папа футбол смотрит и на «наших» ругается, когда ты с подружками по телефону болтаешь и всегда в восторге, когда папа говорит «это принципиально», а ты по утрам обнимаешься.
Тут папа в разговор вступил:
– Но ты же понимаешь, Костян, что скоро у нас появится ещё ребёнок, и мы хотим, чтобы ты был готов к тому, что наша жизнь немного поменяется.
Я аж засмеялся:
– Пап, ты чего как маленький? Что значит «немного поменяется»? Наша жизнь очень сильно поменяется! Ты помнишь, что было, когда мама Мусю в дом принесла? Мы даже на кухне перестановку сделали. А девчонка может тут вообще весь дом кувырком перевернуть. Мы же не знаем. Это же чудо! Нельзя быть готовым к чуду. Можно только удивляться.
Мама вдруг сказала:
– Костик, ты говоришь, будто мысли мои читаешь…
Дальше у нас в семье всё было как обычно: папа немного от удовольствия «гаражными словами» поругался. Мама от радости поплакала. Потом она меня долго обнимала и целовала, и я даже не уворачивался, хоть от неё у меня лицо стало мокрым и соленым. Папа сказал, что он с чистым сердцем может сегодня футбол посмотреть, раз сын у него умный.
А я быстро в комнату к себе ушёл, чтобы друзьям смски отправить, потому что обещал им сразу после разговора написать, как всё прошло. Я написал: «Всё отлично. Мы поняли друг друга».
Игорь написал в ответ: «Костян, ты крутой чел». Оля написала: «Костик, я очень за тебя рада!» А дедушка ничего не написал, видимо, спал уже или опять трубку где-то оставил и не увидел мое сообщение, но я точно знал, что он за меня с утра порадуется, когда прочитает.
7. Про одиночество
На прошлой неделе в воскресенье я решил пораньше с утра во двор выйти, чтобы спокойно в беседке посидеть и подумать и чтобы никто не мешал.
Обычно в выходные в нашем дворе до обеда вообще никого нет. Соседи или спят подольше, или какими-то домашними делами занимаются. А когда погода хорошая, вообще в пятницу вечером за город уезжают. Это у кого есть дачи, конечно же. У нас дачи нет.
Когда я был совсем маленьким, то часто у бабушки, папиной мамы, в деревне гостил, но это очень далеко от города. Сейчас мне больше в беседке нравится, чем в деревне. Бабушка всё время мне дела в огороде находила, а я ленивый оказался. Меня не очень увлёк огород. Хотя огурец прямо с грядки срывать и есть было здорово. И горошек зелёный. Его у бабушки много.
Во дворе у нас ничего такого не растёт съедобного, зато есть высокие деревья, гораздо выше, чем дома в переулке. Я очень люблю на эти деревья смотреть и фантазировать о разном. Утро в воскресенье – лучшее время для фантазий. Целый день впереди. Думать можно медленно. И никто не мешает. Одному в беседке очень хорошо. Никто мысль не прерывает и с разговорами не пристаёт.
Мне никогда не бывает скучно. Хотя мама часто переживает и думает, что я скучаю. Поэтому она так обрадовалась, что у меня появились друзья. Я тоже обрадовался, но мне всё равно нужно вот так иногда посидеть одному. Я не могу всё время быть с кем-то. Я и дома люблю один в своей комнате быть. Мама раньше часто заглядывала ко мне и спрашивала: «Костик, тебе не одиноко?» Сначала, пока значение этого слова не знал, я весело отвечал: «Одиноко!» Но потом заметил, что маму это очень расстраивает, и она начинает для меня какие-то занятия придумывать и много со мной разговаривать.
Потом я изучил слово «одиночество» и понял, что это вообще не про меня. Одиночество – грустное слово. Печальное. А я не печалюсь. Вот я сижу в беседке и точно знаю, что дома меня родители ждут. А ещё можно к дедушке в гости зайти, а потом Оле или Игорю позвонить. Я знаю, что они есть, и это здорово. Но даже когда у меня не было друзей, нормально всё было.
Вот мама моя совсем не умеет быть одна. Когда папа уезжает в командировку, она обязательно подругам звонит и долго с ними разговаривает. Со мной так не поговоришь, конечно. Хорошо, что у меня скоро сестра появится. Если она будет болтушкой, моей маме никогда не будет одиноко. Хотя… Моя мама такой удивительный человек! Иногда она может себя одинокой почувствовать в самой большой и весёлой компании. Я это чувствую. И папа чувствует, хоть он совсем не удивительный. Как только у мамы взгляд становится, как у маленькой-маленькой растерянной девочки, он сразу её обнимает крепко, и мамино одиночество исчезает.
Так вот. Только-только я уселся поудобней и придумал, про что буду размышлять, как услышал, что рядом кто-то всхлипывает. Я осторожно подошёл к перилам беседки, перегнулся через них и увидел, что с той стороны, что ближе к дому, сидит прямо на траве соседка Ленка и плачет. Я растерялся.
Ленка была такая красивая, в ярких туфлях на каблуках, вся в своих «шанелях» – и прямо на траве. А с утра ещё дождь прошёл.
Я её тихонько позвал: «Лен, Лен, что с тобой?»
А она вдруг резко повернулась ко мне и грубым голосом сказала: «Отстань, урод!»
Меня будто чем-то тяжёлым ударили. Это слово гадкое «урод» меня отбросило назад внутрь беседки. Прям в ушах зазвенело. Я чуть не закричал от обиды. Мне захотелось что-нибудь в Ленку бросить, чтобы она ещё сильнее заплакала. Бросить было нечего. И шевелиться не хотелось. Я так и сидел, не двигаясь, и тупо смотрел в одну точку: «Почему урод? Разве я урод?»
Меня по-всякому в школе обзывали, но с такой злостью – никогда. Пацаны обзываются для смеха. А от Ленкиного слова было совсем не смешно, а очень даже больно. Прям больно. Я это чувствовал. Лучше бы она меня стукнула… Я очень жалел, что так медленно соображаю и не ответил ей так же гадко. А может, и хорошо, что не ответил, потому что Ленка всё продолжала и продолжала плакать.
Я вспомнил один случай. Мы с папой шли вечером домой, и вдруг прямо недалеко от нашего подъезда из-за кустов выскочила большая ободранная собака и начала на нас громко лаять. Она скалила зубы и так вела себя, будто сейчас бросится и укусит. Я очень испугался и заплакал. Я был сильно помладше, чем сейчас.
Папа быстро подхватил меня на руки, подобрал какую-то палку и, направляя её в сторону собаки, осторожно стал обходить животное, двигаясь вместе со мной в сторону дома.
Собака увидела, что мы испугались и уходим, перестала лаять и нырнула обратно в заросли кустов. А я папе сквозь слёзы говорил: «Надо было ей врезать как следует! Чего ты ей не врезал? Она же на нас нападала!» Папа ответил: «Ты чего, Костян? Зачем? Я палку по инерции взял, потому что за тебя испугался. Я бы не ударил ее». Я плакал от испуга и обиды: «А если бы она меня покусала?» Но папа мне очень уверенно ответил: «Не покусала бы. Ты же со мной. Я бы тебя высоко-высоко к небу поднял. Она бы тебя не достала». Я не успокаивался: «Тогда бы она тебя покусала!»
Хорошо, что мамы ещё дома не было. Она бы вообще с ума сошла от испуга за нас с папой, если бы увидела, как я плачу, и услышала историю про злую собаку.
Дома папа сразу из кладовки какие-то алюминиевый тарелки достал. В одну налил воды, а в другую супа, да погуще, с мясом. Я спросил: «Это зачем?»
Папа сказал: «Для собаки. Понимаешь, Костян, собака не станет просто так на человека кидаться. Собака – друг. У неё или болит что-то, или её обидел кто-то очень сильно. Может, ей какой-то злой человек навредил или ударил, и теперь она людям не доверяет и кидается на них от страха и одиночества» – и ушёл с тарелками во двор, а я побежал с балкона смотреть, чем дело кончится.
Папа поставил миски с едой и водой недалеко от того места, где мы встретились с собакой, и отошёл на безопасное расстояние. Через несколько минут собака осторожно вынырнула из кустов, сначала жадно попила, а потом схватила кусок из миски и снова убежала. И тут я увидел! Сверху было видно: там в кустах были щенки! Я даже сначала не понял, что это. Они лежали кучкой, друг на дружке, будто какая-то мягкая игрушка. «Пап, там щенки», – крикнул с балкона.