Чистильщик Феликс склонился над правым полуботинком Шермана, созданием фирмы «Нью и Лингвуд», и наводит блеск, работая бархоткой. Шерману нравится, как согнутая и приподнятая нога отдыхает на подставке, а нагрузка приходится на двуглавую мышцу бедра; ощущение атлета. И нравится, как Феликс навис над его ботинком, обнял его всем телом, всей душой. В двадцати дюймах от своих глаз он видит его макушку с коричневой правильно круглой плешью, непонятно откуда взявшейся, потому что волосы вокруг курчавятся густо-густо. Эта круглая плешь Шерману тоже нравится. Вообще Феликс — парень надежный, с юмором, уже немолодой, сообразительный и обидчивый.
На полу рядом с подставкой у Феликса лежит номер «Сити лайт», раскрытый на второй странице и сложенный пополам. Он работает бархоткой и одновременно читает. На второй странице в «Сити лайт» печатаются зарубежные новости. Вверху крупный заголовок: МЛАДЕНЕЦ УПАЛ С ДВУХСОТФУТОВОЙ ВЫСОТЫ И ОСТАЛСЯ ЖИВ. И названо место происшествия — Элайохори, Греция. Но Шерман спокоен. Он больше не боится городских газет. Прошло уже пять суток, и ни в одной газете не было ни слова о несчастном случае в Бронксе при въезде на скоростное шоссе. Правильно сказала Мария: им навязали схватку в джунглях, они сражались и победили, а джунгли молчат о своих потерях. Сегодня утром Шерман купил в киоске на углу Лексингтон авеню только «Таймс». И по дороге в такси, вместо того чтобы сразу перелистать до раздела «Столичные новости», читал про Советы, и про Шри-Ланку, и про разногласия по вопросу о федеральных резервах.
Теперь, после недели страха, он может наконец сосредоточиться на ядовито-зеленых цифрах, бегущих по черному экрану. Сосредоточиться на деле… на «Жискаре»…
Бернар Леви, француз из Трейдерского треста, с которым он ведет переговоры, сейчас окончательно уточняет все вопросы насчет «Жискара», прежде чем трест выложит 300 миллионов долларов и сделка будет заключена и зарегистрирована… и крошки… вспомнилось, с каким презрением произносила это слово Джуди, вспомнилось и тут же снова забылось… крошки… Ну и что с того? Крошки-то золотые… Шерман сосредоточился на том, что говорит голос Леви в Париже, отраженный спутником связи.
— …так что вот, Шерман, в чем сложность. Опубликованные правительством цифры долга всех тут взбудоражили. Франк падает и будет падать дальше, и одновременно, как вы знаете, падает цена на золото, хотя тут причины совершенно другие. Вопрос в том, до каких пределов, и…
Пусть себе говорит. Людям свойственно суетиться, когда требуется выложить сумму в 300 миллионов долларов. Последние полтора месяца Шерман разговаривает с Бернаром — они уже зовут друг друга по имени — практически каждый день. А он даже не помнит его лица. Мой французский бублик, говорит себе Шерман и сразу спохватывается, что это шутка Роли Торпа, Роли Торпа с его цинизмом, сарказмом, пессимизмом, нигилизмом, или, попросту говоря, слабостью, и отмахивается от бублика, как отмахнулся от крошек. Сегодня Шерман опять на стороне силы и Судьбы. Он уже почти открыт мыслям о… Властителях Вселенной… Со всех сторон раздается дружный лай молодых титанов…
— У меня шестнадцать, семнадцать. А чего он хочет?
— Предлагает двадцать пять десятилетних!
— Я выхожу!
…и он снова звучит для Шермана музыкой. Феликс надраивает ему бархоткой ботинок. Приятно это ритмичное надавливание на стопу. В сущности, это своего рода легкий массаж, массаж твоего «я»: крепкий чернокожий мужчина с круглой плешью на макушке трудится у твоих ног и понятия не имеет, что ты можешь привести в движение далекую страну, даже целый континент, стоит только забросить туда через спутник каких-то несколько слов.
— Франк — это не проблема, — говорит Шерман Бернару. — Можно хеджировать до будущего января, или до срока облигаций, или и до того и до другого.
Феликс постукивает по подошве его правого ботинка. Шерман снял ногу с подставки, и Феликс сразу передвинул свое орудие к стулу с левой стороны. Шерман приподнимает мускулистую левую ногу и упирает в металлическое стремя. Феликс переворачивает газету, снова складывает ее пополам, кладет на пол рядом с подставкой и принимается за левый полуботинок фирмы «Нью и Лингвуд».
— Да, но за хеджирование надо платить, — отзывается Бернар, — а мы все время говорили, что сделка совершается при самых благоприятных обстоятельствах, и поэтому…
Шерман пытается представить себе собеседника, этого Бернара, как он там сидит в конторе наверху модернового здания, какие любят строить французы, а в окно видны мириады крохотных автомобилей, которые роятся на улице, далеко внизу… внизу… Взгляд Шермана упал на газету, лежащую внизу на полу.
Волоски на его руках встали дыбом. На верхней половине третьей страницы в «Сити лайт» заголовок:
МАТЬ ОТЛИЧНИКА УЧЕБЫ:
БЫЛ СОВЕРШЕН НАЕЗД И БЕГСТВО С МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ, А ПОЛИЦИЯ БЕЗДЕЙСТВУЕТ
Над заголовком, на черном белыми буквами, помельче: «Между тем жертва лежит при смерти». И под заголовком, тоже на черном: «Только для „Сити лайт“». И еще ниже подпись: Питер Фэллоу. Дальше идет колонка с текстом, и в нее заверстан портрет, голова и плечи улыбающегося черного паренька, пристойно одетого в темный пиджак, белую рубашку, полосатый галстук. С улыбкой на худом юном лице…
— По-моему, единственно разумный шаг — выяснить, до какой отметки он будет падать, — говорит Бернар.
— Да ну, на мой взгляд, ты преувеличиваешь… Э-э-э… преувеличиваешь… — То самое лицо!.. То самое, худое юное лицо, но при рубашке и галстуке. Молодой джентльмен! — …э-э-э… трудности.
— Надеюсь, — отвечает Бернар. — Но в любом случае худа не будет немного повременить.
— Повременить? — Йо! Помощь не нужна? Испуганное, слабое лицо. Никакой не бандит. Повременить, говорит Бернар? — Я не совсем понимаю, Бернар. Ведь все уже договорено! — Не надо бы возражать так горячо, но Шерман ничего не может поделать, перед ним на полу лежат слова:
Едва сдерживая слезы, вдова из Бронкса рассказала вчера сотруднику «Сити лайт», что ее отличника-сына сбил на большой скорости роскошный автомобиль-седан, и обвинила полицию и районную прокуратуру Бронкса в преступном непринятии мер.
Миссис Энни Лэмб, служащая в городском Бюро регистрации браков, говорит, что ее сын Генри, 18 лет, который на следующей неделе должен был получить аттестат с отличием об окончании школы третьей ступени имени полковника Джейкоба Руперта, успел сообщить ей часть регистрационного номера автомашины и марку — «мерседес-бенц», — прежде чем впасть в беспамятство. «Но человек из районной прокуратуры сказал, что эти сведения бесполезны, — рассказывает она, — поскольку не имеется других свидетелей, кроме самого пострадавшего».
Врачи в клинике Линкольна высказывают сомнение в том, что пациента удастся вывести из комы, и характеризуют его состояние как «крайне тяжелое».
Лэмб и его мать живут в муниципальных домах имени Эдгара Аллана По — микрорайоне Бронкса. «Образцовый юноша», по отзывам соседей и учителей, он внесен в списки выпускников, рекомендованных для поступления этой осенью в колледж.
Учитель Лэмба, преподающий продвинутый курс литературы и сочинения, Зейн Дж. Рифкинд заявил сотруднику «Сити лайт»:
«Это — трагедия. Генри принадлежит к той наилучшей части моих учеников, которые проявляют способность преодолевать многочисленные преграды, воздвигаемые средой Южного Бронкса на их жизненном пути, и сосредоточивать усилия на учении, на своих возможностях, на своем будущем. Остается только гадать, чего бы он добился, став студентом колледжа».
Миссис Лэмб рассказывает. В минувший вторник под вечер сын вышел из дому купить продуктов. При переходе через Брукнеровский бульвар его сбил «мерседес-бенц», в котором ехали мужчина и женщина, оба белые. Автомобиль не остановился. Население в районе Брукнеровского бульвара в подавляющем большинстве черное и испаноязычное.
Лэмб кое-как добрался до клиники, где ему наложили гипс на переломанное запястье и отправили домой. Утром он пожаловался на сильную головную боль и дурноту. В приемном покое потерял сознание. Было диагностировано сотрясение мозга.
Милтон Лубелл, представитель прокурора Бронкса Эйба Вейсса, сообщил, что следователи и помощник прокурора сняли показания у миссис Лэмб и что «идет расследование», но в штате Нью-Йорк зарегистрировано две с половиной тысячи «мерседесов-бенц» с регистрационным знаком, начинающимся с буквы R, на которую показала миссис Лэмб. Она сказала также, что, по словам ее сына, вторая буква была Е, F, В, Р или R. «Даже если допустить, что второй в знаке действительно была одна из этих букв, все равно, — сказал Лубелл, — это дает нам примерно 500 машин»…
«R!» …«Мерседес-бенц»!.. На весь белый свет! У Шермана началась трясучка подложечной. На регистрационном знаке его машины буквы: RFH. Охваченный мучительной жаждой узнать приговор судьбы, он читает дальше:
…и мы не знаем, как выглядел тот, кто сидел за рулем, и нет свидетелей происшествия, так что…
Дальше — на другой стороне сложенного газетного листа. Голова у Шермана в огне. Ему нестерпимо хочется наклониться и перевернуть газету — и нестерпимо хочется никогда не узнать, что там написано дальше. А голос Бернара Леви все бубнит и бубнит из-за океана, отражаясь от спутника связи:
— …говорили о девяноста шести, если вы это имеете в виду. Но теперь девяносто шесть начинает выглядеть дороговато, поскольку…
Дороговато? Девяносто шесть? Ни слова о втором парне, о въезде на шоссе, о перегороженной мостовой, о попытке ограбления. Но ведь цена уже согласована! К чему же снова об этом? А вдруг?.. Вдруг и не было попытки ограбления! Он же заплатил за них в среднем по девяносто четыре. Вся маржа — два пункта! Понижение немыслимо! И этот славный парнишка — при смерти! А машина — моя. Надо сосредоточиться… на «Жискаре». Не хватало бы только провалить сделку после всех затраченных усилий…
Газета лежит на полу и шипит, как на раскаленной сковороде.