л:
– Нас догоняют всадники! Благородные панове, нас уже почти догоняют!
– Хозар, выясни, кто это решил составить нам эскорт! – с трудом возвращался к реалиям бытия Гяур.
Однако предупреждать Хозара не нужно было. Он и так уже открыл дверцу, с пистолетом в руке выглянул из кареты и, увидев, что тройка всадников все еще метрах в ста от них, успел растыкать по запасному пистолету своим спутникам. Еще два пистолета, из той сумки, которая висела возле него, он сунул себе за пояс.
Гяур не раз отмечал про себя, что в могучей руке Хозара пистолет не то что не дергается, но даже не вздрагивает. И стрелял он всегда с поразительной меткостью. Вот и теперь гадание его телохранителя на пистолетах как-то сразу успокоило молодого князя.
– Сколько их? – поинтересовался он у кучера.
– Кажется, трое.
– Всего лишь трое?!
– Всего лишь, – подтвердил Хозар. – И дай-то Бог, чтобы так оно и было. Нет, вон еще один, четвертый. Чуть-чуть поотстал.
– Наконец-то и у бродячего мушкетера появится хоть какое-то занятие, – приободрился доселе безмятежно дремавший д’Артаньян. – Разве что эти всадники всего лишь хотят присоединиться к нашей кавалькаде, дабы скрасить время утомительного пути?
Только теперь Гяур обратил внимание, что дождь немного поутих и небо слегка просветлело. Самое время было остановить карету и выйти погулять, подышать пропитанным влагой воздухом летнего леса, но…
Дорога сворачивала влево, и, улучив момент, когда карета оказалась скрытой от глаз всадников, Хозар выскочил из нее и бросился в кустарник. В ту же минуту Гяур приказал кучеру остановиться. Воспользовавшись этим, д’Артаньян мигом пересел на коня и отъехал в сторону от дороги. Таким образом в карете остался лишь полковник.
– Эй, ты что, ослеп?! Мы уже несколько верст гонимся за вами! – еще издали крикнул кучеру всадник, ехавший во главе группы. – Или вздернуть тебя на сосне, чтобы ты обсох и начал лучше видеть и слышать?
– Но я действительно не видел вас! Дождь, – довольно спокойно ответил кучер, удивляя этим Гяура. Ведь всего несколько минут назад он, казалось, пребывал в страхе и панике. – А еще, панове, хотелось бы знать, кто вы такие.
– Надворные казаки[15] мы, из охраны графа Кремпинского. Правда, здесь, в Польше, нас еще нередко называют «гайдуками». Э-э, смотрите, он еще и за саблю хватается!
– У меня в руках не только сабля, но и пистолет, – все также спокойно предупредил кучер. И Гяур не сдержался, чтобы не выглянуть из кареты. До сих пор он даже не предполагал, что их изощренный в ругани кучер умудрился припрятать где-то там, в козлах, хоть какое-то оружие.
– Тогда мы посадим тебя на кол, поскольку оружие в руках извозчика!..
– С этим у вас обязательно возникнут трудности. Поскольку мне, поручику гусар личной гвардии коронного гетмана из хоругви охраны короля, оно, оружие это, положено по чину и статусу! – упредил его кучер.
«Поручик?! – мысленно изумился Гяур не меньше, чем услышавшие это гайдуки. – Вот оно в чем дело! Значит, и в этом путешествии королевский двор не оставил меня без своих глаз и ушей!».
– И прошу обращаться ко мне, как положено обращаться к дворянину.
– Но дворянин не может править вместо кучера! – с вызовом ответил старший гайдук. – Ибо, взявшись за вожжи, перестает быть дворянином.
– Если ты будешь много рассуждать, я усажу на свое место тебя, холуй пана Кремпинского!
Очевидно, поручик сказал то, что разъяренный гайдук из охраны поместья графа простить ему, кучеру, уже не мог. Он с ходу пытался срубить его саблей, но клинок наскочил на клинок поручика, и сразу же прогремел выстрел.
– Стойте! Прекратите стрельбу! – закричал тот, четвертый, что поотстал от гайдуцкого разъезда. – Вы что, с ума сошли?! Езус Христос, нам еще только крови здесь не хватало!
Подъехали еще двое гайдуков. Первым делом они спешились, и, немного поколдовав над своим старшим, оттащили его в сторону, под сосну. Судя по тому, как быстро они потеряли к нему интерес, он уже был мертв. Теперь гайдуки стояли, прикрываясь крупами своих лошадей, и в полемику с кучером-дворянином больше не вступали.
– Так кто же у вас в карете, пан поручик? – урок, преподнесенный кучером старшему гайдуку, очевидно, пригодился тому, что подскакал последним. – Теперь я старший этого разъезда, поэтому обязан выяснить…
– В карете отдыхает князь Одар-Гяур. Подданный султана Османской империи. Мне же приказано сопровождать его до границы с Молдавией.
– Князь Одар-Гяур? Он один? Но ведь с ним были спутники.
– А кто утверждает, что их не было? Взяли шедших за каретой лошадей и ускакали в село. Это охранники, слуги князя, которые спешат позаботиться о ночлеге.
«Однако он неплохо осведомлен в том, кто я», – несколько запоздало оценил знание и смышленность своего кучера Гяур. Дверца кареты была открыта, но он все еще сидел в ней с двумя пистолетами в руках.
– Получается, мне следует верить, что вы – действительно князь и подданный султана? – наклонился к нему, не сходя с коня тот, кто принял старшинство среди гайдуков.
Гяур молча достал из внутреннего потайного кармана своего камзола пристегнутый к поясу большой золоченый медальон, украшенный серебряным полумесяцем с зеленоватым сапфиром посредине. С двух сторон этого медальона по-турецки и латиницей было высечено: «Князь Одар III под сиятельной десницей аллаха и султана Порты».
«Под сиятельной десницей!..». Этот медальон изготовил для него по заказу отца известный мастер-золоточеканщик с острова Родос. Однако при всей изысканности своей огранки он ровным счетом ничего не стоил бы, если бы с помощью влиятельных особ при дворце султана отцу не удалось получить небольшую, начертанную на пергаменте, султанскую грамоту, удостоверяющую и личность князя, и государственную священность медальона.
Именно султанская грамота, предъявленная вместе с медальоном, позволяла Гяуру относительно спокойно чувствовать себя и при встрече с турками, и в конфликтах с крымчаками. Она же требовала от командиров турецких гарнизонов и наместников татарского хана предоставлять владельцу этих атрибутов убежище и возможность свободно перемещаться по всем владениям Турции и землям Крымского ханства.
Конечно, в Польше грамота могла вызвать реакцию, совершенно противоположную той, на которую рассчитывал отец, Одар-Воитель. Однако Гяур все же решил прибегнуть к ее всесилию, не желая продолжать бессмысленную стычку. Он не хотел возвращаться в Варшаву, имея на своей совести погубленные души подданных короля.
– Но, – парировал гайдук, который, кстати, тоже мало был похож на казака-наемника, – гонец, примчавшийся в Перемышль, откуда мы скачем вслед за вами, заявил, что в этой карете скрывается полковник реестрового казачества господин Хмельницкий, коего нам приказано задержать как государственного изменника.
– Странно, еще минуту назад я вспоминал о нем, как о генеральном писаре реестрового казачества. А не далее как вчера члены королевского двора и сенаторы тоже относились к нему, как к польскому офицеру. Может, вы объясните, что произошло за сутки такого, что превратило казачьего полковника на королевской службе – в изменника и личного врага хранителя престола?
– Этого я знать не могу, – отрубил старший гайдук. – Однако знаю, что такой же приказ об аресте получили все офицеры, все гайдуцкие и казацкие старшины.
«Вот оно что! – только теперь Гяур понял, почему догонявший их гайдук проявил столь странную агрессивность. – Он-то считал, что имеет дело с охраной государственного преступника!».
– И вы вчетвером намеревались задержать казачьего полковника, предавшего, как вам кажется, короля? – насмешливо поинтересовлася Одар. – Как вам это представлялось?
– Просто нас осталось только четверо, потому что остальные уехали сопровождать графа. Но коль устами гонца нам приказано…
– Сойди с коня: ты говоришь с князем! – вмешался кучер-поручик. И Гяур понял свою оплошность: это ему надо было заставить графского холопа сойти с коня.
Гайдук молча повиновался, но при этом все же заглянул в карету.
– Значит, вы и есть тот самый полковник-иностранец, который сопровождал Хмельницкого? – вдруг вспомнил один из гайдуков, все еще прятавшихся за крупами лошадей. – Гонец говорил о каком-то полковнике-чужеземце: то ли турке, то ли греке.
– Да, я сопровождал Хмельницкого во время его вояжа во Францию. Это хорошо известно канцлеру Оссолинского, королеве Марии-Людовике Гонзаге, да и самому монарху. Теперь же, по приказу его величества короля Владислава IV, направляюсь во Львов, – спокойно объяснил Гяур, не ожидая вопроса старшего гайдука. – Но самого Хмельницкого здесь нет.
– Князь расстался с ним еще в Варшаве, – добавил поручик. – Я тому свидетель.
– Надеюсь, что это правда, господин князь? – осторожно усомнился гайдук.
– Именно так все и было, – невозмутимо подтвердил Гяур. – Кстати, что вы намерены предпринять в таком случае?
– Мы не получали приказа задерживать князя, – озадаченно молвил старший гайдук, обращаясь к своим подчиненным. – Есть приказ коронного гетмана задержать только полковника Хмельницкого. Извините, ясновельможный князь, что потревожили вас. И за горячность гайдука нашего тоже простите.
– Но в таком случае вы должны будете правдиво объяснить графу, что гайдук его погиб по собственной глупости, напав на поручика, который выделен мне как иностранцу из королевской охраны для сопровождения. А вынужден выдавать себя за кучера, поскольку кучер наш в дороге захворал, да и для обмана всевозможных злодеев.
– Мы расскажем все, как было, – сдержанно заверил гайдук. – Зачем выгадывать там, где сама жизнь наша уже и так черти чего нагадала?
– Тогда забирайте тело убитого, и с богом. Нам нельзя терять время.
– Госпожа графиня, нас удостоил своим посещением граф Артур де Моле, – доложил Шевалье де Куньяр.
– Вы, как всегда, чего-то не договариваете, – с легким укором заключила Диана, строго всматриваясь в лицо представшего перед ней молодого рыцаря. Чистое, утонченное – оно показалось графине настолько очаровательным, что красота Артура де Моле невольно напрашивалась на сравнение с красотой Гяура. Правда, князь Одар был чуть повыше ростом и шире в плечах. Да и черты были достаточно правильными и еще более утонченными.