– Никто, ясновельможный, никто, – натужно сопел Архангел, словно за ним все еще гнались. – Из-за ограды пальнул – и садом. Там крик, шум, пальба. Но погони не было. Видно, подумали: «Испанец какой-нибудь, из окна». Затаился в подъезде какого-то дома, переждал. А потом, уже на улице, от казаков услышал, что, мол, Сирко убит, и что, видно, кто-то из своих стрелял. А еще сказали, что атаманом становится Гяур.
Вернувшись к своей карете, графиня бросила Кара-Батыру, сидевшему на месте кучера: «А теперь гони к дому графа де Бельфора» – и, откинувшись на спинку сиденья, счастливо улыбнулась. Независимо от того, как воспримет ее появление у себя девяностолетний «доблестный рыцарь» де Бельфор, этот день войдет в ее жизнь как день редчайшего везения.
– У нас все хорошо, графиня? – заглянул во все еще открытую дверцу кареты слуга.
– Узнай о моем везении граф де Моле, он умер бы от зависти, – саркастически улыбнулась она.
– Это уже невозможно.
– Умер бы, умер, этот несостоявшийся «Великий магистр», – саркастически улыбнулась искательница сокровищ. – Очень скоро они по-настоящему поймут, чего мы с вами стоим, лучший из воинов крымской орды. А ты говоришь: «Невозможно». Гони к дому графа де Бельфора.
– Я лишь хотел сказать, – жестоко улыбнулся татарин, – что не позволю де Моле узнавать о ваших успехах. – И голова Кара-Батыра исчезла за стенкой кареты.
Прежде чем разыскать мадам Коле, они побывали у дома рыцаря де Бельфора и даже умудрились расспросить единственного оставшегося у него слугу о здоровье неимоверно состарившегося аристократа. Тот заверил, что на разговор с красавицей-мадемуазель графа еще хватит. Теперь Диане и предстояло проверить, хватит ли его на самом деле.
Рыцарь де Бельфор сидел на низенькой садовой лавке у небольшого, покрытого тиной пруда, зеленевшего посреди некогда цветущего парка: озеро, парк, старик – все было покрыто мрачным налетом старости и забвения.
Граф задумчиво смотрел в мутное зеркало плеса, думая о чем-то своем, а скорее вообще ни о чем не думая. И даже появление прекрасной дамы не способно было вырвать его из паутины стариковской прострации.
– Вы меня удивляете, доблестный рыцарь де Бельфор, – почти напыщенно произнесла Диана, остановившись буквально в трех шагах от владельца запущенного пруда и такого же неухоженного особняка. – Сидеть в присутствии графини де Ляфер! Никак не отреагировать на ее появление.
– Считайте, что уже отреагировал. Только говорите покороче, у меня мало времени.
– Не заметила, чтобы вы куда-либо торопились, доблестный рыцарь.
– У меня его вообще слишком мало, моя юная…
– Ах, вы в этом смысле, – стушевалась Диана. – Позвольте представиться: графиня де Ляфер.
– Графиня де Ляфер? – поднял на нее уставшие, выцветшие глаза старик. – Уж не дочь ли того самого графа де Ляфера?..
– Мой ответ зависит от того, что вы имеете в виду под словами «того самого», – сухо заметила графиня.
– Ну, того, которого… – начал было граф, но очень скоро замялся и не смог или не захотел объяснить, что же именно он имел в виду.
На выручку ему пришла сама графиня Диана, охотно подтвердив:
– Извините, доблестный рыцарь, я поняла. Вы правы: именно того де Ляфера, из замка Шварценгрюнден. Мы – владельцы того самого замка, в котором когда-то зарождался орден тамплиеров. Впрочем, говоря об ордене, куда чаще упоминают замок Тампль, от которого произошло название ордена тамплиеров, и который вскоре из обители святого братства превратили в тюрьму.[27]
Граф с трудом поднялся и попытался выровнять спину, что позволило бы ему продемонстрировать широкую, некогда, несомненно, крепкую грудь. Старость подкралась к нему совершенно некстати. Могучее тело рыцаря де Бельфора так и не приняло ее, как бы она ни изгибала его спину и ни выкручивала суставы. Лицо его – утонченное и в то же время волевое – тоже еще сохраняло отблеск былой гордости и даже красоты.
– Честь имею видеть вас, – с трудом проговорил де Бельфор. – Теперь я все чаще сижу у пруда, на своем, как я называю его, последнем берегу. Здесь хорошо думается о том, что не сбылось и уже никогда не сбудется. Помнится, вы заговорили об ордене тамплиеров…
– Вы правы. Задержу я вас ненадолго. Но речь пойдет именно о том, что, возможно, уже никогда не сбудется.
Они вошли в дом, и старик завел Диану в небольшую комнатку, три стены которой оказались заставленными огромными шкафами. Один из них был отдан книгам, другой – статуэткам, третий же хозяин пожертвовал под большую коллекцию морских ракушек. Усевшись в кресло, за инкрустированный серебром и костью стол, большую часть которого занимал бронзовый письменный прибор, граф терпеливо дожидался, пока гостья отдаст дань любопытства каждому из шкафов, однако от каких-либо объяснений воздержался.
– У вас много старинных книг.
– Среди них – два манускрипта на французском и немецком языках, посвященных ордену тамплиеров. Если вас интересует именно это.
– В любом случае они не могут не заинтересовать меня. Хотя бы потому, что один из подобных манускриптов находится в библиотеке моего покойного отца.
– Даже так?! – судя по всему, де Бельфор достаточно ревниво относился к ценности своей библиотеки, которая, среди прочего, определялась еще и редкостью пребывающих там изданий.
– Говорят, когда-то он принадлежал Великому магистру ордена Жаку де Моле.
– Вам что-нибудь конкретное известно об этом достойном рыцаре? Как он жил, как погиб…
– Если вы пытаетесь вспомнить, на какой именно площади Парижа его сожгли, – молвила Диана, – то моей памяти окажется достаточно, чтобы убедить вас, что костер был разведен на одном из островков посреди Сены.
– Многие потомки тамплиеров, не говоря уже о прочих парижанах, забыли даже об этом.
– Это не делает им чести, – молвила графиня.
– В то время как ваша память делает честь вам, юная графиня.
– Ну, «юная» – это скорее комплимент. Вам известно, что мой род был тесно связан с орденом.
– Известно, моя юная, известно.
– Поэтому отцу, как и деду, прадеду по материнской линии, не были безразличны всякие там слухи и легенды, распространяемые относительно ордена и его сокровищ после гнусного суда инквизиции, устроенного королем Филиппом IV, нагло пытавшимся завладеть казной тамплиеров.
– Мне тоже кое-что известно обо всем этом. Однако я давно дал себе слово никогда не возвращаться к событиям, хоть как-либо связанным с «бедными рыцарями Христовыми».
– О, вы даже помните, как их называли. Кара-Батыр!
– Я здесь, графиня, – появился на пороге слуга.
– Кажется, в моей карете есть бутылка красного гасконского вина.
– Уже держу ее в руке.
– Так потрудитесь еще и раздобыть бокалы.
Кара-Батыр сам наполнил их вином. Диана подняла свой бокал и, улыбаясь, взглянула на графа.
– Признайтесь, доблестный рыцарь де Бельфор, сколько лет назад вы в последний раз пили здесь вино наедине с молодой прекрасной дамой?
Рука графа задрожала так, что казалось, вино вот-вот выплеснется на стол.
– Вы даже не представляете себе, как давно это было, – едва проговорил де Бельфор. И на глазах его Диана увидела крупные слезинки.
– Ну-ну, возьмите себя в руки, доблестный рыцарь де Бельфор.
– Вы обращаетесь ко мне так, как всегда обращалась…
– Мадам Коле. Знаю.
– Вам известно о моих отношениях с мадам Коле?
– Причем не таких уж и давних.
– Что было, то было, – не без скрытой гордости произнес де Бельфор.
– Однако мы не будем вспоминать о ней. Тем более что мадам Коле почему-то предпочитает не наведываться к вам.
– Почему-то, – с загадочной грустью улыбнулся граф.
– Рыцарь де Бельфор, вы говорили, что Бог знает, когда в последний раз вы проводили время в обществе столь молодой дамы. – Голос Дианы стал тихим, почти нежным. – А я, признаться, впервые нахожусь в обществе столь, как бы это поделикатнее сказать… столь почтенного кавалера.
– И каково впечатление?
Графиня игриво пощелкала кончиком языка
– Признаюсь, что в этом тоже есть что-то пикантное.
Она пододвинула свое кресло поближе к креслу графа и вновь уселась в него, положив ногу на ногу.
Граф отрешенно кивал головой, покорно принимая ее странное и грустное для него признание.
– Не волнуйтесь, я не стану устраивать истерику, если вам вдруг захочется прикоснуться ко мне.
– Да?! Вы так щедры и снисходительны? – Старик взглянул на графиню с таким благоговением, словно перед ним предстала Дева Мария.
– В таких отношениях тоже есть своя романтика.
«Не стану, не стану», – мысленно убеждала Диана уже саму себя. И все же, когда костлявая, синеватая рука старца приблизилась к ее колену, Диана сжалась, словно в предчувствии страшного удара и, закрыв глаза, еле удержалась от крика ужаса, ощутив, как нечто дрожащее и холодное медленно поползло под ее платьем.
– Не увлекайтесь, рыцарь де Бельфор, не увлекайтесь, – нашла в себе девушка мужество кокетливо улыбнуться. Однако зубы ее стучали так, будто она полураздетой оказалась посреди заснеженного поля. – Подумайте же обо мне!
Уловив тот миг, когда старик заколебался, Диана как можно вежливее извлекла его руку из-под платья, вставила в нее бокал и чокнулась с ним.
– Я навещу вас еще и завтра, если вы не против. А пока – к делу. Мой отец почти всю жизнь пытал себя одной странной загадкой. Или легендой – как вам будет угодно. Он знал, что перед казнью, с помощью одного из подкупленных охранников, Великий магистр Жак де Моле… Вас не пугает, что я опять возвращаюсь к делам ордена?
– Я нахожусь в таком возрасте, когда меня уже ничто не пугает.
– Ответ, достойный рыцаря де Бельфора. Так вот, Великий магистр де Моле сумел передать записку юному графу Гишару де Боже…
– Не исключено, не исключено, – задумчиво и как-то отрешенно произнес граф.
– В ней магистр сообщал юноше, что сокровища ордена спрятаны в могиле его дяди, Великого магистра Гийома де Боже, расположенной, как известно, в самом замке Тампль.