– Что за… хрен луговой?!
Она замерла с ключом в руке, а по спине пробежали мурашки.
Над дверным косяком, ярко выделяясь на фоне тёмно-серых каменных стен, белели намалёванные мелом символы. Перечёркнутые круги, перевёрнутые кресты, треугольники, меж которых затесались руны. Словно кто-то оставил ей уродливое послание на ведьмачьем языке.
Глава 17. Как звучит тишина
Солнечный луч крался по половицам, в его свете задорно плясали пылинки. Детские пальцы утопали в длинной шерсти, стискивая худое тельце. Над головой было надёжное укрытие, и из-за свисающей бахромы скатерти кухня выглядела смешно – в золотистую полосочку.
Жене нестерпимо хотелось зажать руками уши. Но она знала, стоит так поступить, и Флорин тут же сбежит. Тогда она останется совсем одна.
К привычным запахам присоединился ещё один. Противный, едкий. Что-то странно зашуршало возле плиты.
– Мама…
– Ты ничего не понимаешь! – донёсся женский голос из соседней комнаты. – Я устала! Мне тяжело!
К лучу на полу добавились странные, злые отсветы.
– Папа…
– Тебе тяжело?! Это я работаю на двух работах! А ты только и делаешь, что покупаешь новые платья, туфли, кольца! Тебе всего мало! Ребёнок брошенным растёт!
У плиты что-то щёлкнуло, заставив вздрогнуть. Флорин изогнулся, выпустил когти, оставляя на коже четыре кровавые полосы, но Женя не вскрикнула. Лучше не привлекать к себе внимания, пока мама с папой ругаются. Серая шерсть мелькнула и скрылась в дверном проёме, откуда слышались крики:
– Ты же мать, в конце концов, а не…
– Не кто? Ну?! Давай, Андрэ, скажи!
– Катрин, хватит…
– Мама, – срывается с губ тихий зов.
– И не говори мне о брошенном ребёнке! Сам-то ты…
– Катрин, я же…
– Ты дома только к ночи появляешься! А у меня тоже работа есть, между прочим!
– Папа!
Треск у плиты стал невыносимым, страшным, зловещим. Что-то зашипело разъярённым чудовищем.
– Я много работаю, чтобы содержать семью. Чтобы содержать тебя и все твои прихоти!
– Это только ваши российские жёны на шее у мужей сидят! А я и сама могу заработать. У тебя-то всё равно плохо получается!
– А у него, значит, хорошо?!
Громкий хлопок заставил Женю подпрыгнуть в страхе и удариться головой о столешницу.
Она неловко дёрнулась и, всхлипывая, вывалилась из своего убежища прямо в лапы беспощадному пламени, жадно пожирающему занавески, полотенца, деревянные шкафы… Сквозь алые всполохи и дымное марево проступили жуткие чёрные кляксы. Разрастаясь, они сплетались друг с другом, образуя прямо в воздухе уродливые символы. Изломанные линии, кровоточащие кресты и перечёркнутые руны на глазах складывались в жуткое послание, смысла которого Женя не понимала. А за ними, сквозь стену огня мелькнули полные злобы жёлтые глаза. Душераздирающий гиений смех разнёсся по маленькой кухне, приглушая все прочие звуки…
Женя резко распахнула глаза, подавившись собственным вздохом. Губы продолжали шептать: «Папа!» А в ушах никак не стихал жуткий ведьминский хохот.
Наяву ни огня, ни жёлтых глаз не было, но ощущение того, что кто-то только что усмехнулся из темноты, не пропадало. Будто он… оно… окутанное саваном тишины, до сих пор стоит там, в углу комнаты, и смотрит, смотрит, смотрит…
От ледяного ужаса всё тело словно онемело, а рвущийся наружу крик вылетел из горла хриплым клокотанием.
Женя собрала остатки благоразумия и, сжав в кулаках простыню, вспомнила мантру, которой учил дядя Костя. Мягкий напев внутреннего голоса медленно растворял иррациональный страх, успокаивал, убаюкивал. Женя снова погрузилась в дрёму, отчаянно цепляясь за фантазии о море, песке, шуме волн и криках чаек.
Искусственно созданную идиллию нарушил громкий щелчок, прозвучавший в ночной тиши как гром среди ясного неба. Женя вновь распахнула глаза, всматриваясь и вслушиваясь темноту.
«Господи, да что же это?! Опять приснилось? Или нет?»
Женя понимала, что нужно привстать, дотянуться до выключателя и прогнать жуткое наваждение спасительным светом лампы. Но ватное тело не желало слушаться. С колотящимся сердцем она продолжала лежать неподвижно, смотреть перед собой, не моргая, вслушиваться в каждый шорох. Казалось, прошла целая вечность, когда наконец ей удалось пошевелиться. Резко сев в кровати, она спешно ударила по выключателю, словно боясь, что за эти доли секунды из-под кровати выскочит бес и утащит её в ад.
Комната озарилась тёплым светом настенного бра, и Женя облегчённо выдохнула. Хотя сердце всё ещё стучало слишком часто. Она нащупала на комоде телефон и пролистала список контактов. До безумия хотелось услышать чей-то голос. Лучше бы Макса.
«Но не будить же его из-за кошмара».
Впрочем, затолкав совесть поглубже, она всё-таки отправила ему сообщение:
– Привет. Ты спишь?
Макс ожидаемо не ответил.
В любом случае с телефоном в руке и при включённом свете было уже не так страшно. Чтобы окончательно прийти в себя, Женя пролистала галерею, всматриваясь в фотографии, сделанные сегодня. В целом прогулка выдалась прекрасной, не считая поездки к отчему дому.
«Зря я согласилась на эту авантюру. Только перенервничала. И вот результат».
Женя повертелась с боку на бок, но быстро осознала, что даже со светом вряд ли сможет снова уснуть. А потому решила провести остаток ночи с пользой – поработать над сценарием. Она слезла с кровати и поплелась умываться.
Выключатель щёлкнул, озаряя ванную…
На кафеле, ровно в середине помещения, сидела фарфоровая кукла, та самая, с комода, и смотрела своими широко распахнутыми невинными глазами прямо на Женю. Совершенно точно вечером куклы в ванной не было и быть не могло. Женя вообще к ней не притрагивалась.
Волна ужаса прокатилась по телу с такой мощью, что ноги, казалось, покрылись ледяной коркой, а голову, наоборот, прострелило потоком обжигающей лавы.
Тук… тук-тук-тук…
Заполошно зашлось сердце. А чёртова кукла продолжала пялиться. Лицо было прорисовано художником так искусно, что, казалось, вот-вот она откроет свой очаровательный ротик и заговорит.
Секунда, другая… шаг назад, другой…
В следующий миг Женя стремглав бросилась из комнаты. Выскочив на лестницу, почти перелетела пролёт вниз и затарабанила в дверь Моник. Но подруга не открыла. Тогда Женя побежала дальше, справедливо полагая, что на ресепшен должен быть хоть кто-то. Но и тут никого не нашлось.
– Люк? – позвала она, заглядывая в каморку за стойкой.
Ответом была тишина.
«Да где же ты, чертополох колючий, как раз тогда, когда нужен?!»
Отель словно вымер. А она была бы рада даже пьяным постояльцам, орущим Марсельезу. Да кому угодно, лишь бы живому, настоящему. Даже Эдуару, который, на её счастье, вывернул из коридора, ведущего в «цветочную гостиную». В руках мсье Роше дымилась чашка кофе. А взгляд…
Только сейчас до Жени дошло, что она стоит перед ним босая и в дурацкой пижаме с изображением радужного единорога. Да на ней даже бюстгальтера нет! Она спешно скрестила руки на груди.
– Мадам Арно? – изогнул он бровь, а на лице застыла усмешка.
– Мсье Роше? – переспросила она, не понимая, как себя вести. Пожаловаться на случившийся кошмар хотелось неимоверно, но в то же время выглядеть в глазах начальника суеверной дурой было стыдно.
– Гуляете? – в его голосе звучал сарказм.
– Вышла попить.
– В номере закончилась минералка?
– А я за латте, – вновь солгала она. – Не только же вам по ночам не спится.
Она не понимала, на кого злилась больше: на себя за трусость, на него за надменность или на всю эту чертовщину, что сегодня с ней приключилась. Женя собрала волю в кулак и гордо прошествовала мимо Эдуара, направляясь в «цветочную гостиную».
– А кофе ночью пить вредно, – донеслось ей в спину.
Но, оглянувшись, она увидела лишь, как мсье Роше сворачивает за угол в сторону своих апартаментов.
В любом случае пусть и столь краткое, но всё-таки общение с живым человеком принесло облегчение. Пить она ничего не стала – понятия не имела, как пользоваться кофемашиной, да и не хотелось: ляпнула про латте Роше просто из чувства противоречия.
Потоптавшись в гостиной, Женя побрела обратно, решив до рассвета посидеть на диванчике в лобби. Ведь с наступлением утра возвращаться в свою комнату будет уже не так страшно.
«А там, глядишь, и Моник найдётся».
Мысли прервало странное звяканье. Женя сначала замерла, а потом осторожно выглянула из-за поворота.
Люк стоял, облокотившись локтем на стойку ресепшен, а в пальцах крутил связку ключей.
«Ну и отлично! Вот пусть он и разбирается с дьявольской куклой!»
Женя решительно направилась к нему. Люк обернулся на звук её шагов и тут же спешно спрятал ключи в карман.
– Мадам Арно? – на его лице не отразилось ни тени усмешки.
«Ну хоть этот не издевается».
– В моём номере проблема, Люк. Не могли бы вы сходить со мной и разобраться?
– Конечно, мадам Арно, – кивнул он, направляясь в левую башню. – Что за проблема?
Женя семенила следом.
– Кукла. Она… кхм… я лучше покажу.
Он снова кивнул. До номера дошли в молчании. А потом…
Жене захотелось взвыть и затоптать ногами: отвратительная, жуткая, дурацкая кукла сидела на комоде, где и положено.
– Уберите это отсюда! – истерично выпалила Женя, ткнув в сторону дизайнерского фарфора.
Люк, по-прежнему безэмоционально, взял куклу.
– Что-нибудь ещё, мадам?
– Не могли бы вы ещё проверить ванную и гардеробную? Всё ли там в порядке?
Каких-либо аномалий он не нашёл и снова задал дежурный вопрос:
– Что-нибудь ещё, мадам?
– Нет, спасибо, – выдохнула Женя и измождённо повалилась на подушки, как только за Люком закрылась дверь. За окном тем временем уже пробивались первые отсветы зари. Последней её мыслью перед тем, как провалиться в тревожное забытье, было осознание, что зловещие символы над дверью исчезли.