Горизонт, белесый, выцветший, отсвечивал, как дюралевая плоскость. Прозрачная под вертолетом вода вдали мутнела, сгущалась. Тут не то что Краббена не заметишь, тут Атлантиду не увидишь со всеми ее храмами!
Пилот подтвердил:
— Вам привиделось, наверное.
И кивнул:
— Хватит переживать. Вам Агафон передал сверток.
Ах, Агафон… Ах, сирота…
«Ладно, — сказал я себе, разжевывая тугого, присланного Агафоном жареного кальмара. — Теперь ничего не поделаешь, напугал вертолет Краббена. Но прецедент создан. Рано или поздно Краббен снова объявится. Не может не объявиться, если даже корейцы в Находке колют на спинах клиентов изображения Краббена. Непременно объявится! Вот тогда и можно будет истолковать факты…»
«И истолкуют! — заверил я себя. — Еще как истолкуют!..»
Очень живо я представил себе Ученый совет нашего института.
Я, младший научный сотрудник Тимофей Лужин, делаю сообщение
Пропавшие собаки, несчастная корова сироты Агафона Мальцева, разорванный сивуч, наколка на спине Серпа Ивановича…
В общем, есть о чем поговорить.
Итак, сообщение сделано.
Слова произнесены.
Эффект, разумеется, ошеломляющий.
Кто первый решится прервать молчание?
Кто, кто!
Понятно, кто!
Мой старый приятель Олег Бичевский!
«Понятно… — скажет Бичевский и подозрительно поведет носом. — Что-то такое я уже слышал. Даже в журналах популярных читал…»
И переведет взгляд на нашего общего шефа доктора Хлудова:
«Павел Владимирович! Может, все же поговорим о снаряжении? Я давал заявку на новые сапоги, а мне подсовывают б/у, будто я только на обноски и наработал!»
«Правда, Тимка, — вмешается хам Гусев. — На мне несписанные палатки висят, я с отчетом запурхался, а ты тут со своим Краббеном!»
Но хуже всех выступит Рита Пяткина.
Рита — палеонтолог. Все древнее — это по ее части. И человек Рита воспитанный. Она не усмехнется, как Гусев, и не прищурится, как Бичевский. Это Олегу Бичевскому все равно, о чем говорить — о яблоке Евы или о яблоке Ньютона. А у Риты свои понятия.
«Тимофей Иванович, — вежливо заметит Рита. — Вот вы говорите — записи. А кроме собственноручных записей у вас еще что-нибудь есть? Ну, рисунки там, фотографии?»
«Рисунки есть, но плохонькие, а камеру я с собой не брал. Мы ведь думали: к пяти вернемся».
«Ну, хорошо. А свидетели происшествия? Кто-то еще был с вами в кальдере?»
«Конечно. Полевой рабочий Сказкин».
«А-а-а! — нагло хохотнет Гусев. — Сказкин! Богодул с техническим именем! Он, Тимка, все еще пьет?»
«Тимофей Николаевич, — вежливо оборвет Гусева Рита. — Вы мне вот что скажите. Вы ведь этого Краббена видели в упор, чуть ли не в метре от себя. Вы даже, говорите, заглянули ему в пасть. Вот скажите мне, как палеонтологу… — Тут уж, конечно, все, от Гусева до Хлудова, затаят дыхание. — Вот скажите мне, эта пасть Краббена, в которую вам удалось заглянуть… Как бы вы ее охарактеризовали?.. Сильно у Краббена видоизменено нёбо?.. Заметили вы птеригоиды над базисфеноидом?.. Достаточно ли хорошо развиты у вашего Краббена склеротические пластинки?..»
Первым, конечно, не выдержит хам Гусев.
«Какие, к черту, птеригоиды! Я с отчетом запурхался. Давайте обсудим текущие дела! Сколько можно?»
Над домиком Агафона как всегда курился дымок. Еще с воздуха мы увидели и самого Мальцева — островной сирота недовольно ковылял к посадочной площадке.
— Слышь, начальник! — обрадовался вдруг Сказкин. — Если честно, Краббену повезло больше всех.
— Может быть.
— Да нет, правда! Ведь Агафоша теперь будет ждать Краббена. Он у матросов с торпедника выменяет на сухофрукты глубинную бомбу. Он, вот увидишь, доберется до Краббена, никогда не простит ему корову. Он его, если повезет, глушанет даже в Марианской впадине.
— И правильно, — сам себе кивнул Сказкин. — Не трогай чужих коров.
Р.S.
У каждого в шкафу свои скелеты.
Я не сделал сообщения на Ученом совете.
Я никому не рассказал о Краббене.
Я и сейчас не стал бы восстанавливать случившееся в 1971 году на острове Итуруп, если б не поразительное сообщение, обошедшее недавно чуть ли не все газеты мира.
Вот это сообщение.
Слово в слово.
«Промышляя скумбрию в районе Новой Зеландии, экипаж японского траулера „Ууйо-мару“ поднял с трехсотметровой глубины полуразложившийся труп неизвестного животного. Плоская змеиная голова на длинной шее, четыре огромных плавника, мощный хвост — никто из опытных моряков „Цуйо-мару“ никогда не видел ничего подобного.
Догадываясь, что необычная находка может иметь большое значение для мировой науки, представитель рыболовной компании господин М.Яно набросал карандашом схематический очерк животного, а затем сделал ряд цветных фотографий. К сожалению, разогретая жаркими солнечными лучами туша очень скоро начала испускать зловонный жир. Запах оказался настолько вездесущим и неприятным, что грозил испортить весь улов «Цуйо-мару», к тому же судовой врач заявил, что в этих условиях он снимает с себя ответственность за здоровье вверенного ему экипажа. В результате загадочную находку выбросили за борт, отметив, правда, основные параметры таинственного животного: длина — около семнадцати метров, вес — около трех тонн.
Находка рыбаков «Цуйо-мару» вызвала горячие споры.
Иосинори Имаидзуми, генеральный директор программы зоологических исследований при японском Национальном музее, со всей ответственностью заявил, что в сети рыбаков «Цуйо-мару» попал труп недавно погибшего плезиозавра. Эти гигантские доисторические ящеры, напомнил он, обитали в земных морях примерно около ста миллионов лет тому назад и считались до сих пор вымершими.
К мнению профессора Иосинори Имаидзуми присоединился известный палеонтолог Т.Шикама (Иокогамский университет). Правда, японским ученым сразу возразил парижский палеонтолог Леонар Гинзбург.
«Рыбаки „Цуйо-мару“, — возразил Леонар Гинзбург, — выловили, конечно, не плезиозавра, а скорее всего останки гигантского тюленя, тоже вымершего, но существовавшего на земле, по сравнению с плезиозаврами, совсем недавно — каких-то двадцать миллионов лет назад!»
В спор, естественно, вступили и скептики.
И рептилии, и тюлени, возражают они, размножаются только на суше. К тому же у тех и у других отсутствуют жабры, что означает, что все они хотя бы периодически должны появляться на дневной поверхности океана. Почему же представитель столь необычных существ так неожиданно и впервые попадает на глаза людям?
«Древние плезиозавры, — говорит профессор Иосинори Имаидзуми, — действительно откладывали яйца на берегу и могли долго обходиться без атмосферного воздуха. Но если эволюция их доживших до наших дней потомков продолжалась, ничего странного, они вполне могли приобрести некие черты, особо благоприятствующие их нынешнему образу жизни. Известно, например, что ихтиозавры, современники плезиозавров, еще в меловом периоде перешли к живорождению, а современная американская красноухая черепаха может оставаться под водой чуть ли не неделями».
Конечно, как и следовало ожидать, большая часть ученых, настроенных, как всегда, консервативно, отнеслась к загадочной находке японских рыбаков весьма настороженно.
«Они пошли на поводу у морского фольклора, — заявил в кратком интервью профессор Карл Хаббс, сотрудник Океанографического института имени Скриппса. — Кто из рыбаков не слышал легенд о Великом Морском Змее? Кто из рыбаков не внес посильную лепту в распространение этих нелепых легенд?»
Как бы то ни было, рыболовная компания, которой принадлежит «Цуйо-мару», приказала всем своим экипажам в случае повторной находки лучше сразу выбросить за борт траулера весь свой улов, как бы велик он ни был, и доставить на берег загадочное животное.
Несколько траулеров компании теперь постоянно курсируют в водах, омывающих берега Новой Зеландии».
Р.Р.S.
Итак, сейчас апрель.
Месяц назад я отправил на Восток несколько писем.
Одно адресовано профессору Иосинори Имаидзуми, второе — Агафону Родионовичу Мальцеву, третье — С.И.Сказкину. Я-то знаю, с кем столкнулись японские рыбаки. Я-то знаю, что мой рассказ, пусть и с запозданием, но следует приложить к растущему делу о явившемся плезиозавре.
От Агафона вестей нет.
Но это неудивительно. Когда еще доберется до берегов бухты Доброе Начало шхуна «Геолог», на борту которой вместе с моим письмом плывут па Итуруп две отличные дворняги!
Сказкин ответил сразу.
Он здоров, не пьет, радуется переменным школьным успехам своего племянника Никисора, а за рассказы о Краббене его, Серпа Ивановича Сказкина, били на островах пока всего только три раза. Правда, один раз легкостью, есть у моряков такой полотняный мешочек, для тяжести наполненный песком. «В последнее время, — оптимистично пишет Серп Иванович, — отечественное производство освоило выпуск легкостей из литой резины, но до нашего острова эти легкости еще не дошли.»
Что касается профессора Иосинори Имаидзуми, то профессор пока молчит.
Но и тут я настроен оптимистически: почта будет!
Кому-кому, а уж профессору Иосинори Имаидзуми вовсе не должна оказаться безразличной судьба великого Краббена. Лучше испытать стыд ошибки, чем остаться равнодушным к такой тайне. Вот почему я не теряю надежд, вот почему я с бесконечным терпением ожидаю конверт, на марках которого машут крыльями легкие, как цветы, длинноногие японские журавлики.
Лишь бы в эти дела не вмешалась политика.