Стоит развернуть летопись, повествующую о постоянных походах владимиро-суздальских князей в низовья Оки и на Волгу для «замирения» живших там народов, которые восставали тотчас же после ухода князя с дружиной и войском, чтобы ощутить вихри мощных силовых полей, разделявших в прошлом два чуждых мира, которые не смешивались так же, как не смешиваются вода и растопленный жир…
Напрасно искать среди этих пришлых с востока финно-угров следы поселений торговцев с берегов Балтики, которые нам известны на Верхней Волге. Их курганы, клады восточных монет, слои поселений с фибулами, весами, шахматами и всем прочим не выходят за пределы восточной границы древнего населения этих мест, еще раз демонстрируя нам какие-то особенные отношения, которые сложились между коренными обитателями Восточной Европы и теми «русами» ибн-Фадлана, которые проложили Великий восточный путь.
Русы — рюгенцы? Славяне?
Над этим вопросом стоило подумать. Находки-то были чисто скандинавскими! Но ведь и костюм, и вооружение, и обряд погребения руса, описанный ибн-Фадланом, тоже похож на скандинавский. Похож — но только на первый взгляд. На самом деле отличий куда больше, чем сходства. У скандинавов не найти поклонения деревянным идолам, они не специализировались на торговле женщинами, иначе одевались, совсем по-иному устраивали сожжение умершего на корабле, наконец, они никогда не татуировали свое тело. Сторонников норманизма обманул, так сказать, общий стиль балтийских торговцев и пиратов, среди которых было больше вендов, славян, пруссов и фризов, чем шведов и норвежцев. Знаки рун на монетах? Находка рунической надписи в Старой Ладоге? Но знание рун было общим для многих стран в эпоху викингов, и конечно же, руны были хорошо известны на территории Балтийского Поморья… Кроме всего прочего, «восточный путь» исландских саг был также и «русским путем», который начинался на Рюгене и Волине в устье Одры. Что общего было у русов-ругов с обитателями теперешней средней России? Только ли общий европейский «корень»?
Русы не были славянами. Они были варягами, а византийские историки XI–XII веков Скилица и Кедрин прямо писали, что варяги по происхождению — кельты. Об этом можно было бы догадаться и раньше, вспомнив, что все северогерманское — славянское — Поморье саги именуют «страной вендов» или «венетов». Венеты же, как известно, были не только превосходными мореходами древности, с которыми не раз пришлось сразиться Юлию Цезарю, но, что гораздо важнее, они были кельтами. Славяне сюда пришли, по-видимому, поздно, вот почему здесь, в Поморье, сохранялся в отдельных районах свой, старый язык, называвшийся «виндальским», — язык Руси балтийской.
Впервые вопрос о кельтских истоках нашей истории и культуры поднял А. Г. Кузьмин как раз в те годы, когда я пытался разобраться с Биармией. Его статьи в «Вопросах истории» несли не просто крушение норманизму, который терял последнюю опору, но заставляли по-новому взглянуть на всю предысторию Восточной Европы. Мы шли с ним к одной точке с разных сторон: он сверху, ретроспективно, я — из глубин тысячелетий, постепенно поднимаясь сквозь пласты археологических культур, которые изучал в том самом междуречье Оки и Волги, куда другие пытались поместить никогда не бывших там финно-угров.
Кузьмин только заподозрил кельтов в ранах и ваграх. Но вся его система доказательств свидетельствовала о том, что основным пластом населения южной Прибалтики были именно кельты или кельтские племена, воспринявшие другой язык. Цепочка тянулась дальше на восток. К кельтам, по-видимому, должны были принадлежать и пруссы — «айсты» Тацита, о которых римский историк замечал, что они говорят на языке, схожем с языком бриттов, то есть тех же кельтов. Дальше на северо-востоке в распоряжении Кузьмина был уже археологический материал, в первую очередь погребальный обряд курганов Приладожья.
Когда-то эти курганы были объявлены норманнскими. Главным аргументом в пользу их скандинавского происхождения оказывались каменные кладки треугольной формы, которые встречаются в X веке в Швеции. Кузьмин обратил внимание на другое. Во многих курганах можно видеть как бы домашний очаг — скопление углей и золы, иногда в кольце обожженных камней или на круге глиняной обмазки. На таком очаге часто стоит железный или бронзовый котел — особенность, не находящая параллелей ни у одного из скандинавских народов, не говоря уже о том, что ни карелам, ни финнам курганы были вообще не свойственны. Своих покойников они не сжигали, а хоронили. Славяне? Но и у славян ничего подобного не было. Получалось, что в Приладожье, в районе Новгорода и дальше на запад обитал еще какой-то многочисленный народ, отличный от создателей курганов-сопок.
Кузьмин предположил, что курганы с котлами принадлежат кельтам. Именно у кельтов на всем пространстве Европы самой почитаемой вещью был священный котелок.
Какое значение для кельтов имел ритуальный котелок, писал чешский археолог и историк Ян Филип, много сделавший для изучения кельтских древностей за последние четверть века. Котелок был символом изобилия и бессмертия, он находился на священном месте или в святилище, а во время торжеств, связанных с плодородием полей, именуемых «гобниа», в таком котелке варилось магическое пиво для питания и подкрепления божеств.
Один из таких драгоценных кельских котелков великолепной художественной работы был найден в 1891 году в Ютландии, в болоте, неподалеку от Аалборга, упоминающегося некоторыми сагами. «Чеканные стенки котелка, — писал Ян Филип, — с внутренней и внешней стороны покрыты серебряными позолоченными пластинками с изображением богов и героев, глаза которых инкрустированы синей эмалью. На одной из пластинок изображен бог Цернунос с оленьими рогами, на другой — бог с колесом или трехголовый бог (кстати сказать, олицетворявший у кельтов бога солнца. — А. Н.), на третьей — человеческая жертва, опускаемая вниз головой в кадку с водой. На внутренних пластинах мы видим воинов со штандартом или значком в виде дикого кабана, шеи нескольких фигур или головы героев украшены кельтским торквесом (гривною)…» Стоит добавить, что здесь еще множество других изображений: змей, волков, оленей, птиц, человеческих фигур, в том числе одна верхом на дельфине, всадников, единорогов… Удивительно яркий и своеобразный мир, от которого до нас дошли ничтожные обломки сказаний и песен, чудом сохранившиеся в Ирландии!
Священный котелок был только одной из ниточек, протянутых А. Г. Кузьминым от кельтов к курганам Приладожья. Его предположение, что на землях Новгородской республики, незадолго до основания Новгорода, жили какие-то кельтские племена, большинству историков показалось слишком смелым. Никто не верил, что кельтов можно найти так поздно и так далеко на северо-востоке от основного места обитания. Но гипотеза имела право на существование, тем более что разрыва-то как раз и не оказывалось. Между приладожскими курганами и «эстами» Вульфстана лежало соединительное звено в виде куршей и земгалов, с которыми я только кончил разбираться.
У этих племен в обычае было не только трупосожжение. Аналогии шли за аналогиями, как по заказу.
Одним из распространенных и почитаемых изображений у кельтов было изображение кабана — в качестве священных скульптур, значков на штандартах в виде бляшек, надеваемых поверх одежды. То же самое, по словам К. Тацита, было у «эстиев», то есть пруссов. Именно у кельтов больше, чем у каких-либо других народов, было распространено почитание священных рощ и деревьев, в особенности дуба. В рощах располагались огражденные места святилищ, изображения божеств, которым приносили часто человеческие жертвы, вешая их на ветвях священных деревьев, там жили жрицы, ведавшие ритуальными действами… У кельтов же с глубокой древности был распространен культ отрубленных голов, которые они прибивали к специальным столбам в своих святилищах, водружали их на шестах и кольях ограды. Там же, в святилищах, располагались скульптуры богов, героев, чудовищ, животных, среди которых была найдена большая скульптура приготовившейся взлететь птицы.
Собственно храмы кельтов известны только в Южной Франции. В северо-восточных областях кельтского мира их роль выполняли священные рощи, часто огороженные простым забором или невысоким валом, площадки, на которых стояли один или два столба, просто участок земли, считавшийся священным, каким могла быть гора, холм или часть леса. В таком случае в святилище помещалась или столпообразная статуя из камня типа збручского идола, или деревянный столб, на который надевали металлическую — железную или бронзовую — маску-личину, украшенную гривной-торквесом.
Чем больше я узнавал о кельтах, их обрядах, символике, обычаях, тем отчетливее представлялось мне, что я повторяю рассказы саг. О «коллегии жриц» упоминала Стурлаугсага. Она же упоминала о священном быке, которого чтили кельты, и о «птице гамм» с распростертыми крыльями, изображение которой было найдено в кельтском храме. Отрубленные головы врагов, которые, согласно Генриху Латвийскому, земгалы повезли в свои святилища, прямо находили место в святилищах кельтов, а один из их священных котелков, как мы знаем, был похищен Ториром Собакой…
Действительно, если мир кельтских религиозных представлений только угадывался в описаниях саг, то «святилище Йомалы» не составляло уже никаких сомнений, что под именами куршей и земгалов скрываются потомки древних кельтов.
Дело заключалось даже не в том, что я не находил этому святилищу ни объяснений, ни аналогий в описаниях финно-угорского мира. Все, что рассказывали авторы саг об изображении божества бьярмов, являло описание кельтского идола! Здесь был обязательный торквес-гривна, знак высшей власти у кельтов, на который согласно саге польстился Карли. Серебряный котел, стоявший возле идолов, олицетворял благополучие почитавших его окрестных жителей, почему и был наполнен серебряными монетами. Но самым любопытным соответствием была металлическая личина божества, которая, как известно, упала от удара Карли, издав грохот, которому все удивились. Это была традиционная, может быть, очень древняя маска-личина, надетая сверху на деревянный столб.