— Ясное дело, с ними. Куда же мне еще?
— Федь, а ты уже в боях сражалси?
— Один раз, — неохотно говорит Федя.
— Как все было-то? Расскажи!
— Да нечего особенно рассказывать. Бой как бой. Лучше ты, Карасик, расскажи что-нибудь. Какие у тебя новости?
Карасик — самый маленький в мальчишеском клубе, из себя черный, смуглый и двух передних зубов у него нет — выпали и не растут больше. И выдумщик он, каких свет не видел. Об чем хочешь всякие истории выдумать может.
То вдруг скажет:
— Сегодня я к солнцу вот такой кусок прибавил. — И показывает руками, какой величины кусок.
— Как это — прибавил? — спросит кто-нибудь.
— А очень просто. Нашел на свалке осколок стекла, подождал, пока солнце высоко взойдет, ну и запустил стекло в светилу нашу. Стекло в солнце влетело, сгорело враз, и сразу солнце побо́лело, даже припекать сильнее стало.
— Ну и брехун. Ты знаешь, как до солнца далеко? Тыщи верст.
Карасик только улыбнется:
— Чудак! Так солнце стекло к себе притягивает. Только надо знать, когда в него пульнуть. Секрет это.
— А ты знаешь, что ли?
— То-то и оно, что знаю!
— Так скажи нам всем.
— Скажу — и секрета враз не будет. А потом что ж получится? Начнут все кому не лень в солнце стекла пулять, оно станет все прибавляться и прибавляться, отяжелеет и упадет на землю. И чиво тогда выйдет?
Не знают ребята, что на это ответить Карасику.
Или спросит он у всех:
— Знаете, почему белые белыми называются, а красные — красными?
— Ну? Почему?
— Потому, что у красных в жилах красная кровь текет, горячая, а у белых вместо крови — вода, холодная, как из проруби.
— Ладно брехать-то! Что они — не люди, по-твоему?
— Люди! — Карасик усмехается грустно. — В том-то и дело. Люди они, пока буржуйскую веру не приняли. И кровь у них обыкновенная, красная. А как в буржуйскую веру перекинулись, как сказали, что на рабоче-крестьянскую власть войной пойдут, так сразу ихняя красная кровь в воду превращается, в белую и студеную, отсюда и прозвание им — белые. И если кто из вас изменит Советской России, вот только подумает об етим, так все…
— Чиво — все? — спросит кто-нибудь со страхом.
— Кровь начнет в белую воду превращаться, вот чиво!
Но сегодня Карасик что-то неразговорчив.
— Значит, нечего тебе рассказать, да? — спрашивает Федя. — Никаких новостей?
— Есть одна новость, — говорит Карасик. — Только страшная.
— Ну? — и все ребята ближе придвигаются к печке.
— Существуют они, точно! — шепчет Карасик и хмурит брови.
— Кто?
— Прыгунки, вот кто!
— Существуют?!
— Сам видел. И даже выследил, где они живут.
— Где же?
— На кладбище!
— Врешь!
— Я — вру? Не верите? Так давайте вместе пойдем и все увидим.
— Сычас? — с ужасом ахает кто-то.
— Не, уже поздно, — авторитетно говорит Карасик. — Спать они уже позалегали.
— Кто?
— «Кто-кто»… Прыгунки.
— И где ж они там спят, на кладбище?
— Вот этого не знаю. Видел — через кладбищенскую ограду перелезали. И все у них ровно по часам. Как луна на колокольню Всехсвятской церкви сядет, — они с кладбища и выходють. Хотите, завтра и поглядим. Я вам покажу.
— Давайте поглядим, — говорит Федя, а у самого аж ладони вспотели от страха.
— Тогда завтра у мово дома собираемся, как звонарь девять пробьет, — и Карасик первый поднимается, чтобы домой идти.
Очень все-таки смелый человек этот Карасик!
Теперь надо сделать несколько пояснений о прыгунках.
КТО ЖЕ ТАКИЕ «ПРЫГУНКИ»?
Уже несколько дней Васильевск был в панике. В городе появились странные белые привидения: существа в два раза выше человека, передвигающиеся прыжками; возникали они на вечерних и ночных улицах, сея ужас и смятение. И привидения не были бескорыстными — они нападали на одиноких прохожих и грабили их.
Так уже всюду было известно, что у бабы, которая возвращалась поздно из гостей, прыгунки отобрали лукошко с яйцами, с бывшего хозяина скобяной лавки Петрухина сняли пальто, а у девушки Кати, работавшей на почте, отобрали кошелек, который, правда, был пуст.
При этом все пострадавшие не могли в точности описать нападающих, потому что баба и девушка Катя лишились чувств, как только привидения стали к ним подпрыгивать, а Петрухин был в сильном хмелю и, естественно, ничего не запомнил.
Но все трое утверждали, что привидения огромны, белы, а баба еще клялась, что привидения эти между собой лопочут на непонятном языке и зубы у них сверкают, ровно молнии.
Васильевск был весь перепуган насмерть, вечерами люди боялись выходить из домов, привидения стали называть «прыгунками», и откуда-то поползли слухи, что это рать господня ополчилась на нехристей.
В Васильевске были усилены патрули, и скоро Федя убедился, что прыгунки не выдумка: он слышал, как трое патрульных из отряда докладывали папке, что действительно видели несколько больших белых фигур, которые, правда, при приближении патруля скрылись за углом и исчезли, будто их и не было…
И вот Карасик выследил прыгунков! Весь день Федя был, как в лихорадке, его трепало нетерпение, и где-то под самым сердцем холодком жил страх.
Ребята собрались, как и было условлено, у дома Карасика после того, как на церковной колокольне пробили девять раз.
Вечер был морозный, иней окутал все: деревья, провода, кресты на церквах и даже заборы, и даже карнизы крыш. Первый снег давно растаял, а нового еще не было, и подмерзшая земля лежала бурая, неясная, и казалось, будто она прячет от людей что-то. Освещала весь мир огромная луна, и в свете ее все было загадочным, нереальным и, уж если говорить правду, страшным.
— Сколько нас? — спросил Карасик беспечным голосом, когда все собрались.
Федя подсчитал:
— Пять человек.
— Пять? — Карасик подумал о чем-то. — Хорошо!
— Чиво хорошо, Карасик? — шепотом спросил Митька.
— Много нас. Если с прыгунками сражаться придется — победим.
— Ты думаешь, и сражаться придется?
— Все может быть. Ну, пошли!
И они пошли. Впереди Карасик, а рядом с ним Федя — не мог же он показать ребятам, что боится этих проклятых прыгунков.
Тихо было кругом. Только на далекой станции покрикивали паровозы. Улицы были пустынны — ни одного прохожего, и все светила и светила голубым светом большая луна.
Прошли мимо темных торговых рядов, мимо солдатских казарм. В казармах светились окна, там мелькали фигуры людей, слышался смех, и песня вылетела на улицу через открытую форточку. Молодые крепкие голоса пели под гармошку:
Как родная меня мать провожа-ала,
Так и вся моя родня набежала…
— Поють, — сказал кто-то.
— У них небось весело.
— И ружья есть.
— И еще гранаты.
— Тепло там…
«Правда, лучше в казарму к красноармейцам пойти, — подумал Федя, — а не за прыгунками гоняться». Но он ничего не сказал.
Кончился центр города, и потянулись длинные заборы; маленькие домики с закрытыми ставнями были по бокам. Где-то на окраине лаяли собаки.
Свернули за угол, и показалась кладбищенская ограда, за ней — темное скопище деревьев; смутные белые памятники прятались в них; и отчетливо была видна церковь — в ее золоченых крестах отражалась луна.
— Вот тут подождем, — шепотом сказал Карасик и остановился под старым вязом.
— А што ждать, Карасик?
— Глядите: немного осталось — скоро луна на колокольню сядет и тогда они выйдут.
— Может, они сегодня не выйдут, а?
— Обязательно выйдут, — насмешливо сказал Карасик. — Прыгунки, они точные.
И все завороженно стали смотреть на луну, которая неумолимо приближалась к макушке колокольни.
Все ближе, ближе…
И вот луна села на колокольню.
— Ой, — жарко вздохнул кто-то.
— Тише ты, трус! — шикнул Карасик.
Федя почувствовал, как по его спине разбежались мурашки.
Но по-прежнему безлюдна, пустынна была улица, и тишина стояла такая, что слышно было, как у кого-то булькает в животе.
— А ну, перестань булькать! — прошипел Карасик.
— Што я, нарочно? Это в животе само булькает.
— «Само», — передразнил Карасик. — Вот спугнешь прыгунков.
— Они не услышуть…
Но булькать все-таки перестало.
И вдруг все они сбились в кучу — из переулка вылетела женская фигура, и улица огласилась криком:
— Свят! Свят! Свят! — и мимо пацанов с ураганной скоростью, мелко семеня ногами, пронеслась старушка с землистым лицом, с выпученными глазами. — Свят! Свят! Свят!.. — и старушка растворилась в лунной перспективе улицы.
Ребята посмотрели в сторону кладбища, и волосы на их макушках встали дыбом — три огромные белые фигуры скачками двигались на них…
Что было дальше, каждый помнил плохо.
Все они, кажется, завопили истошными голосами, и в следующее мгновение ураганный топот сотрясал мерзлую землю. Казалось, дикий табун лошадей несется по улице.
И во главе этого табуна мчался Федя, и чудилось ему, что сердце вот сейчас выскочит из груди, и что будет дальше — неизвестно.
У него, как, наверно, и у других, не было силы оглянуться. А если бы он оглянулся, то увидел бы, что три белых привидения стремительно прыгают по улице в другую сторону. Наверно, они испугались воплей ребят.
Только в центре города около пожарной вышки ребята остановились, часто и жарко дыша.
Они не смотрели друг на друга.
— Во какие!.. — сказал кто-то.
— Бе… бе… белые!.. — сказал другой.
И тут Федя увидел, что их только четверо.
— Кого же нет?
Федя всмотрелся в лица.
— А где же Карасик? — прошептал он.
Карасика не было.
— Ета они его схватили…
— Прыгунки?!
— А то кто же?
— Что же делать, ребята? — спросил Федя. И все замолчали. Они не знали, что делать. И тут все увидели, что к ним, не торопясь, приближается маленькая фигурка.
— Карасик! — радостно закричал Федя.